Дворцово - усадебные ансамбли как обьект историко - архитектурных экскурсионных маршрутов

 

Урок старого вяза

Давным-давно это было…  Еще при графине Эльжбете. А  может, при Марии?.. Ну, словом, давно! Присматривал за деревьями в парке  молодой садовник. Имени его уже никто не помнит. Был он пригож лицом, но хром и оттого - молчалив, угрюм, нелюдим. С деревьями разговаривал чаще, чем с людьми. Работы невпроворот, целый день на ногах - с его-то хворью! Однако же доходили до него обрывки пересудов прислуги о жизни во дворце, похожей на праздник, о красавице-графине и ее строгом муже. Мельком видел он их то вместе, то порознь. А однажды, когда подчищал берег озера напротив острова, где стояла беседка, заметил сидевшую там с книгой графиню. Взглянули они друг на друга - глаза в глаза, - и с той минуты сердце молодого садовника не знало покоя. А графиня и думать не думала, что брошенный ею в сторону этого крепкого мужчины долгий взгляд произведет вскоре бурные перемены в ее и его судьбе. Сословная пропасть между ними не позволяла влюбленному даже помышлять о чем бы то ни было, кроме тайного обожания своей госпожи. И тогда он решил рассказать о своей любви доступным ему языком деревьев. На лужайке перед дворцом садовник с разрешения графа соорудил - и на то ушло немало времени - изумительный "хоровод" из трех вставших в круг деревьев, которые всей своей статью, кронами и листвой должны были воплощать в себе Веру, Надежду, Любовь. До приезда важных гостей его замысел утаивали черные покрывала, но вот они сброшены - и восторг замер на лицах зрителей! Особенно необычным оказалось дерево Любви: оно как будто взлетало, тянулось к небу вверх… корнями, покрытыми листьями! Восхищенная графиня, взглянув на виновника сюрприза, все поняла и, охваченная внезапным порывом чувств, с благодарностью за дорогой и тонкий подарок поцеловала его… Граф был взбешен, но отвлек внимание гостей на себя. Ее оплошность заслужила, уже наедине, строгую нотацию от ревнивого мужа. А садовника за его дерзость ждало суровое наказание, быть может, даже смерть. Графиня спасла его, выпустив из темницы на все четыре стороны…  Миновали годы, улеглись страсти, ушли из жизни и граф, и графиня, а деревья продолжали жить. Многое изменилось, и не в лучшую сторону, в Станькове, но, похоже, деревьев это не касалось. До поры до времени…                

Первым погибло от топора дерево Веры. Исчезло после  войны дерево Надежды. Вопреки расхожему  мнению, что "надежда умирает последней", последним умерло дерево Любви (на ученом языке его имя звучит как "ильм, или вяз голый"). Случилось это в 1994 году, в 100-летнюю годовщину отъезда Эмерика и Эльжбеты Чапских из Станьково [11].

Сегодня Станьково фигурирует во многих проектах. Например, 18 марта 2008 года участники международной  конференции, посвященной 180-летию со дня рождения графа Эмерика фон Гуттен-Чапского, которая проходила в Минске, совершили экскурсию по памятным местам рода Гуттен-Чапских в Минской области.

Среди участников поездки  были специально приехавшие в Беларусь из США наследники рода Чапских —  Александра Ванькович и Орандо Эдуардо Годлевский. Они побывали в Прилуках, где сохранился созданный Эмериком фон Гуттен-Чапским дворцово-парковый ансамбль, на могиле супруги графа Юзефы Каролины Чапской в Волчковичах. Заключительным объектом поездки стала деревня Станьково, где находятся остатки построек главной усадьбы фон Гуттен-Чапского. Наиболее интересным из сохранившихся строений является здание скарбницы, построенной для хранения коллекции графа. Сейчас проводится реставрация усадьбы в миниатюре. Возможно, в будущем здесь можно будет познакомиться с копиями раритетов из богатейшей коллекции Гуттен-Чапского, хранящейся в Кракове (Польша) [15].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3  Усадьба «Кухтичи»

Имение Кухтичи находится  к югу от Минска рядом с современным  районным центром городом Узда. Поселком Первомайск Кухтичи стали называть в советские времена [8, с. 134]. Несмотря на такое месторасположение, история этой усадьбы, которая известна нам с 16 века, тесно связана с другим знаменитым историческим центром Беларуси – городом Несвижем. Первыми известными владельцами кухтичского имения были братья Ковечинские. Один из этих братьев – Матвей Ковечинский в середине 16 века был приближённым могущественного несвижского князя Николая Радзивилла Чёрного. С конца 1550-х гг. Матвей Ковечинский стал начальником несвижской кальвинистской типографии, в которой была издана первая на территории Беларуси книга – известный «Катехизис» Симеона Будного. Как известно, Будный замышлял и выпуск специальной Библии с авторскими комментариями к её тексту, однако после смерти Николая Радзивилла Чёрного в 1565 г. возможностей для этого в Несвиже уже не было. В 1571 г. сын Радзивилла Чёрного Николай Криштоф, став католиком, изгнал и Будного, и братьев Ковечинских из города вместе со всем их печатным добром. Будный отправился по Беларуси в поисках спонсоров для издания, а Ковечинские перебрались в собственное имение в Кухтичах. Библия Симеона Будного всё-таки была издана в 1572 году. Причём, похоже, именно в Кухтичах. По крайней мере, в заключении к изданию, кроме посвящения покойному Радзивиллу Чёрному написано: «Писано во Узде, року от нарождения Сына Божьего 1572, месяца июня 30 дня». «Во Узде» написано как привязка к ближайшему наиболее крупному из владений Ковечинских населённому пункту [16].

К тому времени Матвей Ковечинский уже умер, и типографией владели два других брата – Гектор и Альбрехт. Их время безвозвратно уходило. Победа контрреформации в Великом княжестве Литовском с каждым годом становилась всё более очевидной. Ковечинские в своём имении были словно осаждённые в крепости. Это настроение отпечаталось в архитектуре чудом дошедшего до наших дней здания из комплекса усадьбы того времени – кальвинистского сбора. Храм был решен как двенадцатигранный объем, что должно было символизировать гармонию мира. Внутри сбор представлял собой круглый зал. С запада был устроен входной объем, к которому примыкали цилиндрические башенки. Из них можно было попасть в башню-звонницу [8, с. 134]. Ковечинские в его строительстве не отставали от прочих шляхтичей ВКЛ, всегда, строивших в своих имениях храмы для молитвы. В данном случае был построен кальвинистский молельный дом. Здание это было совсем небольшим – видимо, только для жителей усадьбы. В плане это была двенадцатигранная ротонда¹⁶ с небольшим, но мощным фасадом. Стены сбора были толщиной в полтора метра. 

В конце 16 века хозяином Кухтичей стал Ян Ковечинский – сын кого-то из этих трёх братьев, - а после него Криштоф Ковечинский. Криштоф повторил судьбу Николая Радзивилла Сиротки: рождённый в протестантизме он стал верным католиком, основателем католических миссий и костёлов в своих владениях. Сбор в Кухтичах Кристоф Ковечинский приказал освятить как католическую часовню. У Криштофа Ковечинского была сестра Барбара Констанция, которая вышла замуж за князя Самуэля Друцкого-Горского. Бог даровал ей долгий век жизни, и ей было суждено стать последней владелицей Кухтичей из Ковечинских. В 1690 году от Барбары Друцкой-Горской усадьба перешла к Аполлонии Завише, и теперь на несколько столетий стали родовым поместьем этой шляхетской фамилии герба «Лебедь» [17, с. 204].

К началу 19 века имение Кухтичи  включало в себя территорию практически всего нынешнего Узденского района. В это время к обустройству центральной усадьбы всех этих владений приступил Казимир Завиша – камергер его королевского величества Станислава Августа Понятовского, генерал королевского войска. Ему удалось создать поистине великолепный двор, открытый для частых дворянских гостей со всех окрестностей. Кальвинистский сбор (а тогда уже католическая часовня) был реконструирован в усыпальницу итальянским архитектором Карлом Спампани, который был, пожалуй, наиболее почётным зодчим в белорусских усадьбах того времени. К двенадцатигранной ротонде была пристроена кубическая апсида¹⁷, а к главному фасаду – две цилиндрические башенки. Над входом была построена звонница, на которую вели витые лестницы в башенках. Суровый протестантский облик здания также был изменён. В декоре были добавлены лепные гирлянды, декоративные бойницы, пилястры, а над входом был размещён лепной геральдический картуш¹⁸. И, конечно же, был создан склеп-усыпальница, который разместился под алтарём. 

Предполагается, что Карл Спампани был также и архитектором центрального усадебного дома, построенного в Кухтичах в стиле классицизма  в начале 19 века. Дом состоял из трёх одноэтажных зданий – главного корпуса и двух боковых флигелей, расположенных симметрично и объединённых друг с другом колонными галереями¹⁹ (нечто подобное было в знаменитом дворце Сапег в Ружанах). Флигеля, прямоугольные в плане, сочетают формы классицизма с местными приемами бутового строительства [2, с. 157].  Повышенная центральная часть главного корпуса выделялась дорическим четырёхколонным портиком с треугольным фронтоном, на который поднимались по широким каменным ступеням. По краям с тыла выступали боковые крылья, придавая постройке в плане вид подковы [17, с. 205].

 Войдя в дом, гости оказывались в великолепном бальном зале с высокими окнами, которые позже в период распространения неоготики были переделаны в соответствующем стиле. Кроме этого зала, внутри дом имел ряд комнат-салонов с чудесным лепным декором, дубовыми панелями, антикварной мебелью, художественными собраниями раннего времени.

В большой оранжерее  выращивались разные цветочные и  экзотические растения.

О былом величии усадьбы  свидетельствует необычайно широкая (до 16 метров) аллея, которая начиналась далеко в поле. Аллея проходила через въездную браму и заканчивалась большим подъездным кругом обсаженном липами. Вдоль аллеи вытянут прямоугольный парк, за ним следует парадный двор с дворцом. Завершается ось хозяйственным двором [2, с. 156].

Как видно из рисунка  Орды, перед двориком простирался большой газон с кругом в центре, охваченный по периметру  липовыми аллеями. Одиночно росли тополя черные «italica». Парковый фасад зданий обвивал виноград пятилисточковый. По бокам и с тыла дворец окружал  небольшой (около 3 га) ландшафтный парк с разнообразным древостоем, в котором преобладала липа. Деревья образовывали в прошлом сложный рисунок, возможно, лабиринт. Парк овеян легендами о подземном ходе к костелу и в Узду, о большом кладе монет. В углу парка насыпан видовой холм. По преданию, это место захоронения любимой собаки хозяина [2, с. 158].

В Кухтичах также был  построен хозяйственный комплекс с  амбарами, конюшнями и целой водной системой с водяной мельницей. Канал  этой системы был длиной 3 километра. Начинался он от реки Уса, шёл вдоль западной границы усадьбы до мельничной запруды, а затем заканчивался впадением в речку Уздянку [16]. Водяная мельница сохранилась в полуразрушенном состоянии до наших дней. Это мощное каменное сооружение обладает неповторимым колоритом старины, напоминая развалины какого-нибудь древнего английского замка. Прямоугольная в плане, она имеет размеры 30*15 м и высоту полтора этажа. Стены, у основания толщиной 1,2 м, сложены из крупных валунов с вкраплениями разноцветного щебня в известь. Вход расположен в глухой торцовой стене [2, с. 158].

К западной, наиболее высокой  стене мельницы почти вплотную подходил большой водоем, узнаваемый теперь по старым, более чем вековым ивам с экзотическими толстыми, свисающими до земли ветвями. Этот, а также  расположенный рядом другой водоем (его ложе теперь служит огородом)  наполнялись водой канала. Вода поступала на турбину мельницы, а  затем отводилась в Уздянку. Таким путем канал (около 3 км) соединял две реки. Эта водная система строилась, видимо при Казимире, но идея создания улучшенного транспортного пути существовала здесь еще в XVI веке. Известно, что Матвей Ковечинский в 1567 году обращался к Жигимонту Августу за разрешение построить в своем имении на реках Уса и Узда порт, через который «Витины и всякие товары лесные ходити могли». Король разрешил эти реки выпрямить «вплоть до самого устья Немана» [2, с. 158].

Внушительны также и  здания конюшен. Сегодня они находятся  в лучшем состоянии, нежели мельница, на них положена новая металлочерепичная  крыша, хотя оконные и дверные проёмы на одной из стен были ещё в советское время грубым образом изменены.

Часть усадьбы с другой стороны аллеи служила в основном садом. Теперь застроена административными  зданиями, общежитиями. 

И,  конечно же, вокруг усадьбы был живописный парк и сад, который с течением времени стал ещё более обаятельным. В одном из мест парка был насыпан пейзажный холм с беседкой. Они, кстати, также сохранились.

В течение всего 19 века усадьба Кухтичи принадлежала роду Завишей. После Казимира Завиши, сын которого Тадеуш умер в молодые годы, усадьба отошла его дочери Валерии, которая вышла замуж за своего двоюродного брата, также Тадеуша. Их сын Ян Казимир воспринял в себя дух краёвого романтизма середины 19 века, когда в крупной шляхетской среде стало очень популярным вести исследовательские работы по изучению окружающих их владения мест, собирать разнообразные коллекции древностей. Наиболее известными представителями этого течения стали братья Тышкевичи из Логойска, добившиеся замечательных успехов на ниве краеведения, археологии и этнографии. Но и Ян Казимир Завиша стремился не отставать от них в этом движении. Он также решил стать археологом. Начал он с раскопок в своих родных владениях на Узденщине, а затем (очевидно под влиянием стихотворений Адама Мицкевича, которыми Ян Казимир как истинный романтик не мог не увлекаться) переместился под Новогрудок на знаменитое озеро Свитязь, где в 1871 году ему удалось найти одно из древнейших поселений на территории Беларуси. За свою жизнь, благодаря своей неустанной исследовательской деятельности, Ян Казимир Завиша собрал в своём имении богатую коллекцию предметов археологии, нумизматики и бонистики.

У Яна Казимира Завиши и его жены Марии Хвилицкой было две дочери – Мария Ева и Мария Магдалина. Дочери получили прекрасное образование и воспитание. Дома и с местным населением они разговаривали на белорусском языке [2, с. 155]. Последней было суждено стать достаточно оригинальной исторической фигурой. Если Ян Казимир Завиша был представителем имевшего довольно широкое распространение, течения краёвого литовского романтизма, то его дочь стала выразительницей довольно редкой в шляхетских кругах идеи – политической и культурной самостоятельности Беларуси. Да-да, уже не Литвы, не Польши, а Беларуси. Очевидно, что на её взгляды повлияла романтическая изыскательская деятельность её отца, которую она радикализировала и перенесла впоследствии в политическую плоскость.

После смерти Яна Казимира Кухтичи  вместе с имением Жорновцы отошли к Марии Магдалене. К счастью, увлечённость Марии Магдалины политикой не мешала ей оставаться культурным, религиозным и терпимым человеком. Её первый муж Людвиг Крысинский был поляком, основателем филиала Петербуржского товарищества поддержки сельского хозяйства в Польше. Он был предприимчивым хозяином, увлекался коневодством, живописью, сбором антиквариата. Однако Людвиг был намного старше Марии Магдалины, и в 1895 г. она стала вдовой. К ней перешли все великопольские владения её мужа, благодаря чему она стала одной из богатейших землевладелиц края. При всём этом Мария Магдалина была не из тех, для кого деньги не являются жизненным приоритетом, и она охотно тратила своё богатство на нуждающихся, занимаясь истинно христианской добродетельностью. При её участии на территории Беларуси и Польши были построены многочисленные сиротские приюты и госпитали, а в Варшаве на её деньги был построен костёл.