На  современном этапе новая германская дипломатия и оборонная политика, в частности, предполагает большую степень независимости правительства в вопросах развития двусторонних и многосторонних отношений, участия бундесвера в операциях за пределами Европы.

     По решению правительства, которое, несмотря на сопротивление со стороны многочисленных пацифистских организаций, было утверждено парламентом в октябре 2001 г.; около 4 тыс. военнослужащих ФРГ вошли в возглавляемую США антитеррористическую коалицию для ведения и обеспечения боевых действий на территории Афганистана. Конституция ФРГ длительное время запрещала использование вооруженных сил страны в международных конфликтах. Это положение было изменено в 1994 г., когда германские войска с миротворческими целями были посланы в Боснию и Герцеговину.

     С другой стороны, летом 2002 г. правительство  Германии весьма категорично высказалось  против войны США с Ираком и, тем  более, против участия Германии в  этой войне.

     Среди стран ЕС Германия является наиболее последовательным сторонником расширения этой влиятельной организации за счет стран Центральной и Восточной Европы. Именно Германия проявляет наибольшую заинтересованность в сохранении политической стабильности в странах, расположенных на востоке от ее границ, так как именно в этот регион направляется 53% ее экспорта. На рубеже веков интенсивно создаются совместные предприятия с Польшей, Венгрией, Чехией, другими странами. Хотя в самой Германии в последнее время раздается все больше голосов против такой политики правительства, которая, по мнению многих экспертов и рядовых граждан, приведет к резкому увеличению финансовой нагрузки на экономику страны.

     Большое внимание уделяется в Германии развитию отношений с Россией. Германия проявляет  большой интерес к импорту  российского природного газа и нефти, участию германского капитала в их разработке и транспортировке. Значительно расширилось сотрудничество между крупнейшими компаниями двух стран «Газпромом» и «Рургазом».

     В последние годы расширилось экономическое  сотрудничество Германии с Китаем, Индией, где создаются германские торговые представительства и многочисленные совместные предприятия. В эти страны интенсивно проникает германский капитал. Германию особенно интересуют японские, тайванские, южнокорейские разработки новейших технологий.

     Особенно  активизировались в последнее время  отношения с Турцией. Как известно, в Германии постоянно расширяется  турецкая диаспора, а Берлин стал самым  большим после Стамбула и Анкары «турецким» городом. Турция становится важнейшим внешнеэкономическим партнером Германии и своеобразными «воротами» на Ближний и Средний Восток. Товарооборот с этой страной в 2001 г. составил уже 2% от суммарного показателя Германии во внешней торговле.

     Деятельность  Германии и германского капитала в Африке не имеет под собой непосредственной колониальной основы, так как она утратила свои колонии на этом континенте еще после Первой мировой войны. Активизация на современном этапе такой деятельности является составной частью глобализации внешней политики Германии. Ежегодный объем германской помощи развитию стран Африки на протяжении двух последних десятилетий стабильно превышает 1 млрд дол. и фактически достигает уровня американской. Самыми большими получателями германской помощи являются Египет, Тунис, Марокко, Судан, Танзания. На Африку приходится до 2,2% внешней торговли ФРГ. Важнейшими торговыми партнерами Германии в настоящее время являются ЮАР, Ливия, Алжир, Тунис, Нигерия.

     В первой половине 2007 г. Германия в 12-й  раз председательствовала в Совете Европейского Союза. Ответы на требования времени, стоящие перед Европейским Союзом, можно найти только вместе. Поэтому председательство Германии в Совете Европейского Союза проходило под девизом «Европа достигнет успеха в единстве».

     Н.ПАВЛОВ. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА БЕРЛИНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ: НОВЫЙ «ГЕРМАНСКИЙ ПУТЬ»? 

     Опубликовано: МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ  ОТНОШЕНИЯ. 2005. №2. С.63-75. 

     ПАВЛОВ  Николай Валентинович, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный  сотрудник ИМЭМО РАН 

     Новая архитектура мира, а также качественные изменения, которые претерпела ФРГ после объединения, не могли не сказаться на ее внешнеполитическом курсе. Это требует пристального внимания со стороны российских научных, политических и дипломатических кругов. 

     Трудно  согласиться с точкой зрения отдельных исследователей, что термин «запоздалая нация» [1] в отношении немцев можно в принципе экстраполировать на сферу политики, в том числе и внешней. Действительно, свои шаги на пути к становлению единого национального государства, европейской державы, индустриальной нации, колониальной и мировой державы, а также к республике и функционирующей парламентской демократии Германия делала, когда другие страны уже имели подобный опыт за плечами. Германская империя была создана в 1871 г. При этом зачастую ее неадекватные и излишне резкие действия на внешнеполитическом поле в XIX и XX вв. можно объяснить потребностью как можно скорее занять место «под солнцем», стать таким же признанным и успешным субъектом мировой политики, как и другие великие державы. Германия искала равноправия там, куда она не успела попасть «по возрасту», где уже давно сложился «концерт европейских держав», и великие мира того, поделив Европу на сферы влияния, занимались дележкой неевропейского пространства. К тому же, учитывая геополитическое положение Германии на стыке Западной и Восточной Европы, военный фактор, то есть фактор безопасности, всегда играл для немцев первостепенную роль. В конечном счете, это вело к милитаризации экономики и нарастанию агрессии, выливавшейся наружу. Неудивительно, что итоги Первой и Второй мировых войн, в которых немцы потерпели сокрушительное поражение, вели к дискриминации Германии со стороны победителей прежде всего в военной области. А это, в свою очередь, служило аргументом в самой Германии для политики ревизии и реванша.

     Тотальное поражение во Второй мировой войне, возникновение биполярного мира, раскол нации и создание двух германских государств-антиподов, лишенных внешнеполитической самостоятельности, в корне изменили представления немцев о путях  и средствах своего возвращения в круг независимых и полноценных участников новой системы международных отношений. После Второй мировой войны главным инструментом приобретения равноправия ФРГ стала экономика. За период, прошедший с 1949 г., выяснилось, что государственные цели страны – мир, добрососедство, благосостояние, терпимость, заботливое отношение к культуре и т.п. – лучше всего реализовывать на многостороннем уровне путем подключения к деятельности различных наднациональных организаций, участвующих в международном разделении труда.

     Дипломатия Федеративной Республики за все время ее существования, вне зависимости от состава правительства и партийного представительства в нем, отличалась преемственностью и предсказуемостью. Это было напрямую связано с итогами Второй мировой войны, с особым положением двух германских государств и с сознательным ограничением со стороны держав-победительниц их внешнеполитического суверенитета. Существовала определенная зависимость Федеративной Республики от Соединенных Штатов Америки (соответственно – ГДР от СССР). В стадии зарождения холодной войны конфликты между США и Советским Союзом моментально отражались на Германии, и попытки найти прибежище в нейтралитете для обоих германских государств были просто исключены.

     С момента возникновения западногерманского государства во внешней политике ФРГ сформировался целый комплекс аксиом, пишет немецкий исследователь Ш. Бирлинг [3], который можно охарактеризовать как государственные интересы страны. Он включает в себя ориентацию на Запад, европейскую интеграцию, особые франко-германские отношения, стабилизацию демократических режимов в соседних восточноевропейских государствах, сохранение и укрепление открытой мировой экономической системы. Средства, которые Федеративная Республика использует для достижения этих целей, − «постмодернистские», отличающиеся от тех, которые применялись национальными государствами в XIX и XX вв.

     Известный немецкий историк Г. Шёльген справедливо  отмечает, что в умах руководителей  республики на Рейне, отвечавших за формирование внешнеполитического курса страны, укоренилась мысль, согласно которой вследствие своего центрального положения в разделенном мире страна, как никакой другой член Атлантического альянса, зависела от его гарантий по обеспечению безопасности. С этими гарантиями с самого начала были связаны все условия и содержание международной деятельности Бонна в политической, экономической и военной области. «Формулировались они, как правило, в Вашингтоне, и каждый федеральный канцлер рано или поздно спрашивал себя, а где, собственно, делается германская внешняя политика. Поэтому изменение курса или его корректировка, как, например, «восточная» и «германская политика» с 1969 по 1973 г., постоянно осуществлялись в тесном согласовании и с разрешения западных держав, и ни в коем случае не против США. Разве могло кого-нибудь удивить, что республика, вскоре после объединения ставшая европейской державой, неожиданно вынужденная действовать с позиций суверенного государства, выглядела беспомощно и неуверенно?» [4]

     После объединения ФРГ и ГДР во внешнеполитической доктрине Федеративной Республики, при сохранении основополагающих констант, произошла смена внешнеполитических приоритетов. «Германская политика» перекочевала в каталог внутриполитических и внутриэкономических проблем. Несколько отошла на второй план и приняла новую конфигурацию политика в области безопасности, что связано как с переменами в мире в целом (уменьшением роли военно-технической составляющей внешней политики в итоге ликвидации военно-политической конфронтации между Востоком и Западом и завершения периода холодной войны), так и с качественными изменениями в статусе Германии. С исчезновением европейского социалистического лагеря ушла в прошлое и сама «восточная политика». Еще одной новацией правительства СДПГ-«зеленых», несмотря на довольно слабое материальное подкрепление, стал приоритет политики в отношении развивающихся стран, в которых федеральное правительство видит опасный потенциал кризисов и конфликтов, способных затронуть интересы безопасности страны как экспортно ориентированной торговой державы.

     С приходом к власти «красно-зеленой» коалиции и постепенным вводом в  оборот понятия «Берлинская республика», особенно после парламентских выборов 2002 г. и повторного избрания Г. Шредера  канцлером ФРГ, вновь актуальным стал вопрос, где все-таки делается внешняя политика Германии в новом постбиполярном мире. Сам канцлер дал на него недвусмысленный ответ. «По жизненно важным вопросам немецкой нации, − сказал он 13 сентября 2002 г. в бундестаге, − решения принимаются в Берлине и нигде больше» [5].

     Насколько обоснованно и оправданно было это  заявление? Как можно описать  видимые перспективы внешней  политики ФРГ, вытекающие из изменившегося  положения Германии в постбиполярном мире? Будет ли она проводить амбициозную глобальную политику вместо ранее практиковавшейся евроцентристской? Стабильно ли закреплена в увеличившейся Федеративной Республике демократическая господствующая форма, и исключен ли тем самым новый особый «германский путь» с его роковыми последствиями для внутренней и внешней политики? 

     *** 

     Смена правительства в Германии осенью 1998 г. дала повод развернуть широкую  дискуссию о том, насколько это  событие, вкупе с переносом столицы  из Бонна в Берлин, вызовет фундаментальные  изменения в политической, в том числе внешнеполитической, культуре ФРГ. К власти пришло новое поколение политиков, не испытавших тягот войны, и отождествлявших себя с молодежным бунтом конца 60-х годов XX в. 19 апреля 1999 г. германский бундестаг впервые собрался на своем пленарном заседании в старом-новом здании берлинского рейхстага. Именно с этого времени в широкое употребление вошло понятие «Берлинская республика» [6], которое использовал Г. Шредер в своем правительственном заявлении, чтобы провозгласить прорыв «к новым берегам» и ознаменовать таким образом новую эпоху в соотношении политических сил.

     36 из почти 50 лет существования  ФРГ в стране правили христианские  демократы. В этом контексте  смена правительства воспринималась  общественностью одновременно как  смена политических поколений. При таком рассмотрении интенсивное использование новым федеральным правительством термина «Боннская республика» должно было продемонстрировать качественно изменившийся характер новой Германии по сравнению с ограниченной в своем суверенитете старой ФРГ. Главная цель противопоставления Берлина Бонну состояла в том, чтобы завоевать как можно больше сторонников и заставить население страны поверить в поистине неограниченные возможности правительства «красно-зеленой» коалиции. Политтехнологи СДПГ предприняли небезуспешную попытку провести в общественном сознании четкое разграничение между прошлым и будущим, между Бонном и Берлином. Для немцев на востоке и на западе картина тихого провинциального Бонна должна была ассоциироваться с консервативным стилем правления блока ХДС/ХСС, а образ динамичного и современного мегаполиса Берлина – с «новым политическим центром», идею которого ставит себе в заслугу канцлер Г. Шредер. Если ярлык столицы на Рейне должен был символизировать тягу к сепаратизму (вспомним «железный занавес») в рамках (западно)европейских и атлантических структур, то Берлин – открытость единой и полностью суверенной Германии изменившемуся миру.

     Стоит согласиться с известным немецким политологом К. Зонтхаймером, что  главное отличие Берлинской республики от Боннской состоит в тех проблемах и задачах, которые встали сегодня перед страной и ее обществом. Не в последнюю очередь это относится и к положению Германии в современной международной системе, принципиально отличающейся от той, в рамках которой приходилось оперировать боннским политикам [7].

     Еще одной особенностью Берлинской республики, которая ассоциируется исключительно  с «красно-зеленой» коалицией, стало  окончание дискуссии о «нормальности» национального немецкого государства  и его политики. Характерно в этой связи высказывание Й. Фишера, который как-то справедливо заметил, что если нация дискутирует о своей нормальности, то это первый признак ее ненормальности. Чем был вызван этот общественно-политический диспут? «Ненормальность» двух германских государств объяснялась многими немецкими политологами, во-первых, тем, что ФРГ и ГДР занимали «особую нишу» в эпицентре конфликта между двумя системами. Поэтому, мол, Федеративная Республика, обладая неполным суверенитетом, вынуждена была поддерживать особо добрые отношения с державами-победительницами во Второй мировой войне, не имея возможности проводить «нормальную» политику ни внутри страны, ни за ее пределами. Во-вторых, будучи ответственной за преступления нацистской Германии, она испытывала также чувство особой исторической вины по отношению к другим государствам – отсюда ее особая, по большей части вынужденная, ориентация на проведение политики возмещения ущерба. Наконец, в-третьих, «ненормальность» или неестественность положения немецкой нации заключалась в ее разделенности и невозможности в условиях противостояния Восток-Запад добиться национального самоопределения. Фактически в послевоенный период вплоть до 1989/90 гг. параллельно писались две самостоятельные германские истории. Лишь с включением ГДР в ФРГ эта аномалия была преодолена.