Сциентизм и антисциентизм

Omne vivum ex vivo

   Среди многочисленных мифов сциентизма я  отмечу следующие:

   • наука доказала, что жизнь возникла на Земле из нежити;

   • наука доказала, что Вселенная  возникла из точки бесконечно малого или нулевого объема.

   Что касается происхождения жизни на Земле, то вначале эту проблему сводили  к чисто химической задаче: как  синтезировать сложные органические макромолекулы из простых, которые, как предполагается, составляли первичную  атмосферу Земли. Правда, биогенетический  закон, сформулированный в 1866 году Эрнстом  Геккелем, ныне уже не считается  столь безупречным, и данную проблему сегодня уже разрешают не только в свете вопроса о возникновении  реплицирующего аппарата («рибосомы»), но и в свете вопроса о возникновении  механизма наследственности. К сожалению  или к счастью, даже эксперименты по абиогенному синтезу не дают никаких  определенных ответов.

   В 1922 году А. И. Опарин выступил по вопросу  о возникновении жизни на Земле, а в 1924 году он опубликовал свою книгу  «Происхождение жизни». Александр Иванович экспериментально показал, что в  растворах высокомолекулярных органических соединений могут возникать зоны повышенной их концентрации (коацерватные капли), которые в некотором смысле ведут себя как живые объекты. Опарин безосновательно увидел в  этих каплях прообраз живой клетки и считал, что зарождение жизни  — это возникновение первой клетки. Позднее это предположение было отвергнуто.

   Во-первых, Опарин отождествил процесс деления  клетки с делением коацервата, хотя отождествлять их не было никаких  оснований. Во-вторых, вещества, из которых  возник коацерват, были извлечены из живой клетки, а значит, говорить об абиогенезе уже ошибочно. А в-третьих, экспериментальный раствор состоял только из молекул субстрата и имел весьма мало общего с разнородной смесью «первобытного бульона», а стало быть, нет никаких оснований из опытов Опарина делать выводы о происхождении жизни на Земле. Опаринские коацерваты не имели отношения к происхождению первой клетки.

   В 1953 году американский ученый Стэнли Ллойд  Миллер синтезировал ряд аминокислот  при пропускании электрического разряда через смесь газов, предположительно составлявших первичную земную атмосферу, а Сидней Фокс в 1969 году синтезировал не только аминокислоты, но и полипептиды, а также белковоподобные вещества. Однако все эти успехи не дали ответа на вопрос о происхождении жизни. Ибо в огромном количестве экспериментов, подобных миллеровскому, не образовывалось сколько-нибудь существенных количеств  протеиновых аминокислот, не говоря уже о более сложных веществах  — тирозине, триптофане и фенилаланине, жизненно необходимых для образования  энзимов. Фактически большинство аминокислот, обнаруженных в экспериментальном  бульоне (напр., аланин, саркозин и диаминопропионовая кислота), вовсе не обнаружены среди  протеинов. Возможно, мы просто не знаем  химические особенности первых форм жизни, которые могли кардинально  отличаться от современных, но проблема в связи с этим отнюдь не упрощается. И наконец, одна из главных проблем  заключается в том, что в рамках теории химической эволюции не найден теоретически возможный путь к возникновению РНК.

   Вообще, чтобы опровергнуть принцип Реди – Пастера «Omne vivum ex vivo» («Все живое  — от живого») в пользу абиогенеза, необходимо наконец установить, что  же собственно это такое — жизнь (βίος), а у нас нет даже четкого определения на этот счет. (Это, впрочем, само по себе еще не говорит, что доказательство Луи Пастера о незыблемости принципа Реди истинно.) Вот и получается, что однозначного понятия βίος у нас нет, а ἀβιογένεσις вроде бы как есть.

   И наконец, даже успешный синтез «живых»  макромолекул сам по себе проблемы не решает, поскольку неизвестно, как  их организовать в клетку. Мало того, даже если абиогенный синтез с генетическим кодом будет осуществлен, вопрос о происхождении жизни все  равно останется открытым. Прошлое  можно исследовать по его следам, но абиогенез, если он имел место, не мог  оставить никаких следов. Поэтому  все, что разрабатывается в рамках этого направления, представляет собой  не более чем моделирование, экстраполировать данные коего на прошлое (период возникновения  и становления жизни на Земле) права никто не дает.

   Подытожить  сказанное лучше всего цитатой  из книги К. Ю. Еськова «История Земли  и жизни на ней»[79]:

  Наука вообще имеет дело лишь с неединичными, повторяющимися явлениями, вычленяя их общие закономерности и частные особенности; биологическая эволюция, например, является предметом науки лишь постольку, поскольку представлена совокупностью отдельных эволюционных актов. Между тем, такие явления, как Жизнь и Разум, пока известны нам как уникальные, возникшиеоднократно в конкретных условиях Земли. И до тех пор, пока мы не разрушим эту уникальность (ну, например, обнаружив жизнь на других планетах, или синтезировав реального гомункулуса), проблема возникновения Жизни, строго говоря, обречена оставаться предметом философии, богословия, научной фантастики — всего, чего угодно, но только не науки: невозможно строить график по единственной точке. Именно поэтому большинство биологов относится к обсуждению этой проблемы с нескрываемой неприязнью: профессионалу, заботящемуся о своей репутации, всегда претит высказывать суждения в чужой для себя области, где он заведомо недостаточно компетентен. Выдающийся генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский, к примеру, имел обыкновение на все вопросы о происхождении жизни на Земле отшучиваться: «Я был тогда очень маленьким, и потому ничего не помню. Спросите-ка лучше у академика Опарина...»

Скептический  взгляд на космологию

   Прежде  чем перейти непосредственно  к рассмотрению модели Большого взрыва, остановимся еще на двух мифах  сциентизма, известных мне со школьной скамьи.

   В школе нам рассказывали, что в  древности человечество якобы не знало, что Земля имеет шарообразную форму. Это неверно. Еще Пифагор  выдвинул идею о шарообразности нашей  планеты, хотя неизвестно, какие доводы он приводил для ее обоснования. Аристотель же привел доказательство шарообразности Земли — доказательство, которое  можно считать научным.

   В 340 году до н. э. Стагирит в своем трактате Περὶ οὐρανοῦ  («О небе») привел веские доводы в пользу того, что наша планета имеет форму не плоского барабана, как тогда полагали, а шара (Aristoteles. De caelo, II, 13 et sqq.). Прежде всего Аристотель догадался, что лунные затмения происходят тогда, когда Земля оказывается между Луной и Солнцем. Земля всегда отбрасывает на Луну круглую тень, а это может быть лишь в том случае, если Земля имеет форму шара. Будь Земля плоским диском, ее тень имела бы форму вытянутого эллипса, если только затмение не происходит всегда именно в тот момент, когда Солнце находится точно на оси диска. Причем, по словам Аристотеля, тело Земли должно быть не только шарообразным, но и небольшим по сравнению с величиной других звезд: Ἐξ ὧν τεκμαιρομένοις οὐ μόνον σφαιροειδῆ τὸν ὄγκον ἀναγκαῖον εἶναι τῆς γῆς, ἀλλὰ καὶ μὴ μέγαν πρὸς τὸ τῶν ἄλλων ἄστρων μέγεθος (Aristoteles. De caelo, II, 14 [298a]). Кроме того, по опыту своих путешествий греки знали, что в южных районах Полярная звезда на небе располагается ниже, чем в северных. Зная разницу в кажущемся положении Полярной звезды в Египте и Греции, математики времен Аристотеля вычислили, хотя и ошибочно, длину экватора (πειρῶνται τῆς περιφερείας). Только спустя сто с лишним лет решение Аристотелем вопроса о форме Земли привело к определению ее размеров: ученым, впервые обосновавшим правильный метод определения размеров нашей планеты, в историю науки вошел Эратосфен.

   Тем не менее Аристотелю принадлежала заслуга  обобщения существовавших в его  время физических представлений. Это  обобщение было основано на умозрительном  утверждении таких положений, правильность которых не могла быть проверена  ни во времена Аристотеля, ни много  позднее. Так, Аристотель утверждал, что  скорость падения тел зависит  от их массы: тяжелое тело, по его  мнению, неизбежно должно падать быстрее, чем легкое тело. Оспорить это мнение оказалось возможным только в  эпоху Возрождения, когда опыт стал основой научного познания. Правда, независимость ускорения свободного падения от массы тоже следует  считать условной, ибо оно зависит  от силы притяжении планеты, а значит, учитывая относительность движения, можно сказать, что на одно и то же яблоко Земля «падает» быстрее, нежели, напр., Луна, и это, согласно закону всемирного тяготения, напрямую зависит от массы  «падающих» тел.

   Вопреки многочисленным утверждениям в советской  атеистической литературе, даже Библия не настаивает на том, что Земля плоская. Наоборот, в Книге пророка Исаии  говорится о Боге, что «Он есть Тот, Который восседает над кругом земли» (Ис.40:22). Конечно, можно утверждать, что круг — фигура плоская, но в применении к Библии это будет не совсем верно. Да, в Библии нет таких слов, как сфера, шар и т. д., хотя в Синодальном переводе Третьей книги Ездры читаем: «Его голова... удерживала власть на земном шаре» (3 Езд.11:32). Обратившись к Вульгате, следует признать, что между словами orbis (3 Езд.11:32) и gyrum (Ис.40:22) нет большой разницы (последнее слово вообще в латынь пришло из греческого): и то и другое может быть плоским, и то и другое не исключает шарообразия. Показательно, что Плиний Старший, описывая форму мира, употребляет именно слово orbis (Plinius. Naturalis historia, II, 2 [II, 5]). Это же слово он употребляет, когда описывает форму Земли. По мнению Плиния, все его соотечественники придерживались одинакового мнения на этот счет: называя Землю кругом (orbis), они отдавали себе отчет в том, что Земля представляет собой шар (globum): «Est autem figura prima, de qua consensus iudicat. orbem certe dicimus terrae globumque verticibus includi fatemur» (Plinius. Naturalis historia, II, 64 [II, 160]).

   Если  обратиться к Септуагинте, т. е. к  греческому переводу, то в Ис.40:22 мы находим слово γῦρος — круг, выпуклость, гнутость; также это слово может означать шар. (Между прочим, слово γυρῖνος, означающее головастика, — того же корня.) Если же, наконец, обратиться к еврейскому оригиналу Книги Исаии, то в Ис.40:22 мы обнаружим слово хуг (חוּג). Значение этого слова аналогично словам γῦρος  и orbis. Кстати, если, как считают атеисты, Земля в Ис.40:22 представлена именно плоской, то, стало быть, плоскими в Писании представлены и небеса — действительно, в Иов.22:14 значится все то же слово хуг. Впрочем, надо учитывать, что Библия — книга неоднородная. С одной стороны, в Писании сказано, что «у Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную» (1 Цар.2:8), а с другой — Бог «повесил землю ни на чем» (Иов.26:7).

   В этой связи нельзя, правда, не сказать  о взглядах монаха Космы Индикоплевста, изложенных им в сочиненииΧριστιανικὴ τοπογραφία  (ок. 547). Но следует сразу же оговориться, что эти взгляды не пользовались всеобщим признанием, как об этом свидетельствует резкое осуждение системы Космы патриархом Фотием.

   Представление мира в «Христианской топографии»

   Космология  в «Христианской топографии», по сути, сводится к возврату к догреческим  представлениям об устройстве мира. Образ  Вселенной Косма видел в библейской скинии. Он отверг шарообразность Земли  и рассматривал ее как прямоугольник, окруженный со всех сторон океаном. Для  объяснения движения Солнца и Земли  и согласования его с плоским  видом Земли Косма воспользовался существовавшим в его время мнением, что Земля повышается в направлении  к северу и западу. Ввиду того что движение под Землей совершенно отрицалось системой Космы, Солнце, по его мнению, идет к северу, скрывается за упомянутыми возвышениями от взоров людей и затем снова достигает  востока. Дабы объяснить также и  различную продолжительность дней и ночей, Косма предложил на севере высокую конусообразную гору: смотря по тому, приближается ли на своем пути к северу Солнце к этой горе или удаляется от нее, нам якобы кажется, что оно ближе или к вершине конуса, или к его основанию; в первом случае оно скрывается на меньшее время, и мы имеем тогда лето и долгие дни, во втором — на большее время, и тогда у нас зима и долгие ночи.

   Вернемся, однако, к научным моделям. Важнейшим  событием в космологии было создание во II в. н. э. системы мира александрийским  астрономом Клавдием Птолемеем. Система  эта была изложена в сочинении  Птолемея Μεγάλη σύνταξις  («Великое построение»). Название книги при ее переводах на другие языки претерпело изменения: на арабском языке она называлась Al Magest, на латинском (в транслитерации с арабского) — Almagestum. Под названием «Альмагест» книга Птолемея стала известна на многих языках мира. В «Великом построении» были обобщены все достижения античной астрономии и прежде всего достижения астрономов александрийской школы.

   Будучи  математической схемой, описывающей  видимые движения небесных светил и  позволяющей определять их положения  на небе в будущие моменты, геоцентрическая  система Птолемея отлично объясняла  известные в то время «неправильности» в движениях Солнца, Луны, наблюдаемых  планет. Птолемей также допускал, что  сложность видимых движений небесных тел могла бы быть объяснена движением  самой Земли[80], однако из физических соображений в центре своей системы  мира он поместил неподвижную Землю, не нарушив, таким образом, каноническую систему мира Аристотеля. Также безоговорочно  он принял заключение Стагирита о  шарообразности Земли.