Медицина в западной европе в период позднего средневековья-эпоху возраждения

Согласно уставу, прибывающие  в монастырь гости (hospites) и прежде всего бедняки и паломники (paupers et peregrini) должны были обеспечиваться всем необходимым: кровом, едой, одеждой, в  случае нужды – посильной медицинской  помощью. Для этих целей в монастырях были не только отдельные помещения  для гостей – именно в госпитали, но и отдельные погреба, кухня  и пекарня, иногда местный монастырский врач. Впрочем слово «врач» («medicus») подобно тому как существовали «специализиции келаря, капеллана, библиотекаря, не предусматривалось». В монастырских поминальных книгах, где рядом с именами почивших упомянуты обычно и их должности, слово medicus встречается крайне редко. «Врачом» назначался кто-либо из монахов, и его положение не давало того авторитета, которым обладали монахи вышеупомянутых «специализаций», а  функции заключались главным  образом в уходе за больными и  элементарной медицинской помощи.

Однако на всякое правило, как известно, всегда находится какое-нибудь  исключение. Поэтому нельзя оставить без внимания тот факт, что были и монахи, которые действительно  занимались медициной, изучая античное наследие и местные народные традиции, учились у своих предшественников. В некоторых монастырских госпиталях, даже на севере Европы – в Исландии и Скандинавии, судя по найденным  археологами инструментам и результатам  исследований скелетов с кладбищ  при госпиталях, монастырские врачи  производили сложные хирургические  операции в соответствии с новейшими  по тем временам методиками, разработанными в европейских медицинских центрах. Одновременно, конечно, не пренебрегали и лечением реликвиями, святой водой  и благословенными специальными формулами культовыми предметами. В  целом, подчеркну еще раз, влияние  светских медицинских школ, в частности  Салернской, в монастырях на территории севернее Альп ощущалось слабо, и  различий между религиозной заботой  о душе (cura anima) и медицинской заботой  о теле (cura corporis) не делалось.

Даже в эпоху своего расцвета в X-XII веках монастырский госпиталь  как социальный институт продолжал  оставаться богоугодным заведением по призрению разных категорий нуждающихся  в помощи и высокий медицинский  уровень отдельных госпиталей в  определенный (часто довольно короткий) период являлся скорее не правилом, а исключением, которому они обязаны  заслугами того или иного врачующего монаха. Так, «образцовый» сен-галленский госпиталь просуществовавший несколько  столетий, оставил в истории только одно имя – монаха Ноткера, за вздорный нрав прозванного «Перцем», а за свое врачебное искусство получившего  почетную приставку к своему к  имени – medicus (Notkerus Medicus). Хильдегарда  Бингенская – автор едва ли не самых  известных средневековых медицинских  трактов «Phisica» и «Causa et cura», была аббатисткой бенедектинского монастыря  Руппертсберг, куда стекались к ней  за помощью сотни страждущих. Слава  о ее медицинских познаниях пережила Хильдегарду: после ее смерти в монастырь  продолжали стремиться больные и  убогие, хотя его госпиталь не мог  предложить уже ничего такого, чтобы  отличало его от других рядовых госпиталей. Однако паломники надеялись отнюдь не медицинскую помощь, а на чудесное исцеление у гроба знаменитой аббатиссы-врачевательницы. Поскольку наплыв паломников был огромен, а долгом гостеприимства и милосердия нельзя было пренебрегать, дело дошло до курьеза. Монахини пожаловались майнцскому архиепископу, что шум и суета, привносимые в обитель множеством паломников, мешают их собственным молитвам, и тот вынужден был прибыть к гробу Хильдегарды и официально «запретить» ей впредь творить чудеса, дабы у ее могилы вновь воцарился покой.

Если говорить о значении монастырей для развития медицины как  науки вообще, то в первую очередь  следует напомнить, что в течении  многих столетий после распада Римской  империи они оставались едва ли не единственными очагами культуры и образованности и именно в них  было сохранено и реципировано античное медицинское наследие. В основанном Кассиодором (около 540 г.) монастыре  «Виварий» на горе Монте-Кассино  переводились и переписывались античные медицинские рукописи Гиппократа, Галена, Цельса, Диоскурида, Орибазия, Александра Тралльского. В Испании к тщательному  изучению воззрений античных врачей первым обратился архиепископ Исидор Севильский (около 570-636 г.). В крупных  монастырях (Люксей, Фульда, Райхенау, Боббио, Сен-Галлен), в школах при  госпиталях епископских кафедр (в  Париже, Шартре, Лилле, Туре) составлялись рецептарии, руководства по кровопусканию, компедиумы из аничных сочинений.

Обращение монахов к практической медицине было тем более важным, что в деле помощи больным и  инвалидам роль белого духовенства  как «врачевателей» была довольно символической: в раннее средневековье долгом священника было не лечить – это запрещалось, а молитвой и увещеванием поддержать тех, кто слаб и сам не способен противостоять скверне – болезни, подготовить умирающего, помочь ему  осмыслить грядущую смерть, облегчив расставание с земной жизнью. Однако из многих сотен монастырей и кафедральных соборов по всей Западной Европе, при  которых были госпитали, наберется, может быть не больше десятка таких  где действительно были продолжены традиции античной медицинской науки.

Кроме того, церковные власти очень быстро распознали в монастырской медицине опасность обмирщения для  монашества, и расцвет ее был недолог.

Отправляясь учиться у  светских врачей или оказывать помощь богатым больным, монахи-медики часто  покидали надолго свои монастыри, что  противоречило уставу: живя в миру, они невольно приучались к роскоши, общались с женщинами, порой забывали свой долг – служить бедным и  обуянные грехом гордыни и корыстолюбия брали плату за лечение или, хуже того, в поисках гонораров стремились заполучить себе богатых пациентов, отказывая в помощи остальным  нуждающимся. Частые отступления от орденских правил среди монастырских врачей к XI веку стали уже обычном  делом. Приоры закрывали на это глаза, поскольку врачебная практика в  миру приносила монастырям немалый  доход: несмотря на то что помощь врача-монаха должна была быть бесплатной, больные  обычно щедро одаривали монастырь. Известно, например, что знаменитый проповедник Бернар Клервонский  принял в свою общину одного медика, бежавшего из своей обители потому, что приор того монастыря вынуждал его к частым отлучкам ради прибыли. На фоне общего кризиса старого бенедиктинского  монашества внутри самой монастырской системы зрел протест, и в начале XII века Реймский церковный собор запрещает членам духовных орденов «практиковать врачебное искусство из жажды обогащения», предписывая всем «вновь обратиться к Богу». В 1139 г. Латеранский собор грозит серьезными наказанием монахам-медикам за практику в миру, собор в 1162 г. Монпелье запрещает принимать мирян на лечение в монастырские госпитали, годом позже собор в Туре запрещает более чем двухмесячные отлучки из монастыря, что сделало невозможным для монахов ученье в миру. На церковных соборах 1212 и 1215 годах вновь и вновь повторяется угроза отлучения для всех, кто нарушает эти правила. Попутно запрещаются занятия хирургией и акушерством белому духовенству в госпиталях при епископских кафедрах. И, наконец, в 1243 г. Папа требует внести в уставы монашеских орденов пункты о запрете монахам учиться медицине вообще. Таким образом, к середине XIII века серьезная медицина окончательно изгоняется из монастырских госпиталей.

Впрочем, к этому времени  по причинам, от медицины весьма далеким, монастырские госпитали уже окончательно утрачивают свою роль основных центров  каритативной деятельности в отношении  бедных и больных, на смену им приходят госпитали городские, которые условно  могут быть разделены на две категории. Одни основывались епископами или канониками городских соборов и продолжали оставаться полностью церковными учреждениями, другие – различными духовно-светскими  орденами и братствами, а также  городскими коммунами или, реже, отдельно богатыми благочестивыми горожанами.

Городские госпитали, строго говоря, явление для Европы не новое. Один из самых ранних госпиталей в  Западной Европе — госпиталь в  Арле (500 г.), основанный знаменитым арльским епископом Цезарием. Еще синод 836 г. в Аахене предписывал каждому  городу иметь свой госпиталь, но до XII века данное предписание оставалось скорее только благим пожеланием. Од­нако  по мере роста числа городов и  соответственно горожан, росло и  количество городских госпиталей.

Что представлял собой  городской госпиталь? Как и монастырский, он сочетал в себе функции больницы и приюта для всех нуждающихся. Больные, инвалиды, немощные старики, вдовы и  сироты, бедняки и странники получали в нем необходимый, но в целом  простейший уход. Даже настоящий врач был там далеко не всегда.

Нельзя забывать, что городской  госпиталь тоже был в первую очередь  духовным институтом. Напомню, что во взгляде на болезнь и больных  христианское мировоззрение отличалось от античной "научной" медицины отнюдь не тем, что в христианстве отношение  к ним было "религиозным", а  у античных врачей "светским". Античная медицина также никогда  не была чисто светской и носила отпечаток религиозного мышления даже у Гиппократа, так что нельзя рассматривать  ее только с позиций рационализма. Различие это состояло прежде всего  во взглядах на причину болезни и  на важнейшее условие избавления от нее.

Теология болезни учит, что все телесные недуги, равно  как и любые другие несчастья, происходят по воле Божественного Провидения и являются следствием греховности  человеческой натуры. Грех при этом связывается не столько со специфическим, формально неправильным поведением, противоречащим христианским нормам и  ценностям, сколько с определенным состоянием души, ибо греховность  — "скверна" — соединяется  с душой и становится неотъемлемой ее частью; поэтому главное условие  исцеления — очищение болящего от скверны греха5. Христа почитали как  избавителя и врачевателя и души, и тела — "Christus soter et medicus".

Именно забота о духовном здоровье пациентов стояла в средневековых  госпиталях на первом месте, что нашло  отражение даже в их архитектуре. В конце залы, где помещались пациенты, обязательно находился алтарь, при  котором велись регулярные богослужения; иногда к госпитальному зданию пристраивалась капелла или небольшая церковь, так что все обитатели госпиталя, даже прикованные к постели больные, всегда имели возможность принимать  участие в литургии. И первыми  процедурами, которым подвергались поступающие в госпиталь, были очищающая  душу исповедь и таинство причащения.

Новоприбывших пациентов  мыли, переодевали в чистое (спать, впрочем, полагалось голыми, только в  ночном колпаке), оказывали простейшую медицинскую помощь и размешали  в общей зале, где рядами стояли кровати, рассчитанные обычно на несколько  человек каждая. Отдельных помещений  для мужчин и женщин не предусматривалось, их кровати просто отделялись проходом. Кормили в целом хорошо, не менее 2 раз в неделю полагались мясо и  вино. Забота об искуплении грехов и  спасении души, а также питание, уход и крыша над головой составляли основу "лечения" в таком госпитале. Но было бы ошибочным недооценивать  его значение: вдали от знаменитых медицинских центров Европы, таких  как Париж, Милан или Салёрно, городской госпиталь был практически  единственным местом, где люди из низших социальных слоев и маргиналы  — нищие, бродяги, а также любые  путешественники, бывшие во всех отношениях весьма уязвимыми уже только потому, что, отправившись в дорогу, порывали все свои социальные связи, в случае нужды могли получить какую-нибудь помощь. К этому следует добавить, что в условиях, когда любая  болезнь могла обернуться катастрофой, пребывание в госпитале давало еще  и психотерапевтический эффект. В  свою очередь пациенты, поступая в  госпиталь, давали обет послушания начальству и воздержания. Последнее, впрочем, удавалось не всем, так как среди  них были не только немощные и больные, но и относительно здоровые и молодые  люди, и когда их греховная связь  с кем-либо из служителей госпиталя  или пациентов обнаруживалась, случались  пикантные скандалы.

Система городских епископских  госпиталей как оплот каритативной деятельности церкви тем не менее  не сумела выдержать испытания временем и к XIV веку окончательно приходит в  упадок , за исключением того, что  в 1215 г. IV Латеранский церковный собор  запрещает белому духовенству практиковать хирургию и акушерство, основные причины, обусловившие ее развал, к медицине имели мало отношения и носили социально-экономический и отчасти  идеологический характер.

Во-первых, хотя и считалось, что госпитали финансируются  от доходов с церковного домена, средств для них выделяли крайне мало и им приходилось заботиться о себе самим, что ав­томатически давало госпиталям статус относительно автономной хозяйственной единицы. Помимо подсобного хозяйства и выручки  от продажи платья с умерших, основной статьей их до­хода на протяжении всего средневековья оставались пожертвования, причем это были не только деньги, но и продукты, одежда и льняные  покрывала, даже солома для постелей. Но если при Меровингах и Каролингах почти все завещания содержали  упоминание о даре госпиталю, то в  высокое средневековье недостаток пищевых ресурсов и рост всевозможных налогов и поборов, осложнявшие  и без того трудную жизнь средневекового человека, весьма способствовали тому, что население нищало и мало что  могло пожертвовать церкви и бедным, да и количество самих бедняков, нуждающихся в помощи и призрении, неизмеримо выросло. В то же время  рента церквей и аббатств уменьшается  едва ли не вдвое. Данные обстоятельства не могли не отразиться на положении  госпиталей, и итог был печальным: после XII века новых церковных госпиталей почти не основывали, а многие старые приходили в упадок, в них сокращалось  количество мест или они вообще закрывались.

Экономическому упадку госпиталей сопутствовала и духовная деградация их служителей: богослужениями все  чаще пренебрегали, дисциплина падала, предназначенные для больных  и бедняков продукты и имущество  разворовывались. В этом смысле хозяйственная  самостоятельность и право распоряжаться  пожертвованиями сослужили госпиталям плохую службу, дав почву для произвола  управляющих. Нередкими стали ситуации, когда госпиталь оказывался вообще пустым: все средства шли только на содержание ректора, капеллы и  служащих. Несмотря на попытки церковных  властей и поместных соборов  сохранить первоначальные функции  госпиталей как богоугодных заведений, вокруг них все чаще разражались  громкие скандалы. Так, в 1356 г. некий  брат Бернард Лефевр был уволен со своего места настоятеля в госпитале  французского города Бове, поскольку  никаких отчетов о расходе  вина и пшеницы во вверенном ему  заведении не предоставлял да еще "взял в долг" из казны 700 флоринов и "забыл" вернуть. В 1398 г. ректор госпиталя в  Кавайоне по приказанию епископа был  изгнан со своего поста, потому что  превратил свой госпиталь в бордель, а вырученные за проданную мебель деньги присвоил. Некоторые ректоры  часто шли на то, чтобы в целях  наживы продавать часть помещений  и имущество госпиталя, урезать  рацион питания больных, так что  тем не оставалось ничего иного, как  просить на улице подаяния: в анжерском  госпитале за год умерли от голода более 300 человек. В знаменитом парижском  Нotel-Dieu служители безнаказанно отлучались со своего поста в любое время, сквернословили и развратничали  на глазах у больных.

Во-вторых, в высокое средневековье  отмечаются глобальные изменения как  в хозяйственной жизни общества, так и в общественном мировоззрении, давшие первый импульс оформлению другой, в каком-то смысле альтернативной существующей системе призрения бедных и больных. Экономические и социальные процессы в XI—XIII веках привели к серьезным  изменениям форм реальной бедности и  самого содержания понятия "бедные". В каритативной деятельности происходит настоящая революция. Решающим фактором, столь изменившим положение вещей, является отмечаемый уже с XI века прирост  населения: с Х века по XIV век население  Европы удваивается. Заселяются отдаленные районы, активизируется торговля, растет число городов и их жителей, увеличивается  мобильность населения, связанная  с ростом торговых связей, крестовыми походами, паломничествами. Оборотной стороной этих процессов стало увеличение числа бедных. При том, что прирост населения постоянно опережал прирост ресурсов питания, а неурожайные годы были явлением довольно частым, не оскудевала и армия голодающих. К деревенской бедноте — основному объекту благотворительности в раннее средневековье — прибави­лась беднота городская, рост численности которой во многом был обусловлен бедностью в деревне: город притягивал голодающих. Едва ли не половину населения любого города можно было причислить к бедноте. В отличие от городской бедноты раннего средневековья она состояла уже не только из нищих и бродяг, а была более дифференцирована и постоянно пополнялась за счет поденщиков, людей, живущих на случайные заработки, учеников и подмастерьев, прислуги. Разумеется, при таком количестве нуждающихся традиционных форм церковной благотворительности уже недоставало: потребности существенно опередили возможности.