Развитие классицистического конфликта в тираноборческой трагедии на примере произведения А.П. Сумарокова «Димитрий Самозванец»

        Соответственно, внутри самой литературы  происходит своеобразное перераспределение  функций. И если в древнерусской  традиции воспитательные, поучительные, назидательные задачи выполняли  жития, то к концу XVII века данная роль присуща драме. «Драмы повторяли наставления о праведном житии: «Осужден будет всяк по своим делом… // Образ сих видев… // кто не восхощет… // избежать ада, небо получити… // его же всем вам, се зревшим желаем» («Страшное изображение», 126)» (13, с. 765). Таким образом, драма с самого начала существования принимает на себя моральные функции житийной литературы.

      Большинство пьес «начальной поры» написано на историческую тему, под которой авторы понимали в первую очередь библейские сюжеты.

      Так, драматурги использовали ветхозаветные сюжеты (например, о царе Давиде – в драме «Божие уничижителей гордых уничижение»), евангельские притчи (о богатом и Лазаре – в «Ужасной измене сластолюбивого жития»), агиографические повести (деяния апостола Петра – в «Царстве мира» и «Торжестве мира православного»). Хотя для некоторых пьес использованы те главы Библии, где рассказывается о реально происходивших исторических событиях (эпизоды из царствования Навуходоносора, осада Олоферном еврейского города Вефулии отображены в пьесе «Иудифь»).

      Исследователь В.А. Бочкарев указывает, что все  «библейские сюжеты воспринимались авторами и зрителями как подлинно исторические» (6, с.37), «в картинах прошлого драматурги искали поучения в духе религиозной морали, чему соответствовал выбор библейских сюжетов» (6, с. 16).

      В конце XVII века в школьной драме на средневековую символику накладывается барочный принцип аллегоричности. В результате возникает тенденция к символико-аллегорическому изображению действительности. Основанный на сравнениях и аналогиях, данный способ отражения мира органично вписывается в религиозно-схоластические рамки школьной драмы.

      В.Е. Хализев говорил о том, что  изображение образов в ранней драме имеет свои особенности: «Для драмы <…> приемлемы далеко не любые  человеческие характеры. <...> Главным предметом драматического искусства становились человеческие страсти в их наиболее ярких проявлениях. Именно нерасчлененная, неделимая на составляющие ее чувства страсть нашла соответствующую себе художественную форму в демонстративной гиперболичности традиционного театрально-драматического образа» (40, с. 114-115).

      В школьной драме человек – это  своеобразное поле, на котором ведут  борьбу различные страсти. Характер персонажа зависит от выбора его  «естества» в пользу того или иного чувства.

      К примеру, в драме «Ужасная измена сластолюбивого жития» главный герой  одержим страстью наслаждения и  приравнивается к ней:

      В радости сердце мое днесь сияет

      Яко богатством многим обладает.

      Благополучия  вся ему бывают,

      Аще таланта руки расточают

      Нещадно, в сласти и пиры обаче

      Суть  сокровища полные едначе. (3, с. 59)

      В драме «Божие уничижителей гордых унижение»  персонифицируются сами страсти: Гордость, Смирение и т.д. Во многих пьесах действуют  исключительно античные боги и аллегории  государств («Слава Российская»), присутствуют персонификации пороков и добродетелей («Ужасная измена сластолюбивого жития…», «Владимир», «Кающийся грешник»). Для лучшего распознавания аллегории наделены соответствующими атрибутами: Фортуна – колесом, Мир – оливковой ветвью, Надежда –  якорем, Гнев – мечом.

      Такое обилие персонажей, являющихся, по сути, элементами одного многогранного характера, – переработка средневековой традиции изображения человека «как механической системы самостоятельных свойств, а не живой связи духовных движений» (5, с. 82), способной рефлексировать и изменяться.

      Таким образом, мы видим, что школьная драма в начале XVIII века развивается с учетом основных канонов древнерусской литературы, оставаясь глубоко патриотичной и высоконравственной (что было незаменимым и в новом времени).  Школьные пьесы на библейские сюжеты не выходят за рамки дидактических, поучающих целей.

      Однако  результаты преобразований Петра I становятся ощутимы уже в первые годы XVIII столетия. Важнейшую роль сыграло новое отношение к человеку как к духовной ценности и сильной личности (в противоположность средневековью, когда человек считался источником зла и соблазна). Человек постепенно начинает освобождаться от оков религиозного догматизма и провозглашает светское начало.

      Расцвет петровской эпохи вносит, как было уже замечено, значительные изменения в школьные пьесы. Уже в «Страшном изображение второго пришествия…», разыгранном в 1702 году учениками Славяно-греко-латинской академии, в апокалипсическую тематику включаются эпизоды, связанные с событиями современности. Значительное место отведено панегирикам Петру I. 

      В связи с резким переломом в  культурной жизни России, вполне естественно, что так скоро не могли выработаться новые нормы и каноны, по которым  нужно писать новые драмы. Литература, совершающая резкий переход от средневековой системы к системе нового времени, вынуждена была на ходу перестраивать свои принципы. Поэтому авторы, вырабатывая новые законы литературы, также делают попытки преобразовать старые нормы. 

      1.3 Новый взгляд на  личность и историю  в историзме школьной  драмы  

      Ориентированность авторов на новое видение личности и истории выделяется как следующий  принцип историзма драмы начала века.

      Преобладание  моралистического подхода не делает раннюю драму оторванной от современности за счет исторических аналогий и прямых намеков на действительность. Связь «история – современность» осуществлялась авторами пьес постановкой больших нравственных, политических и философских вопросов, в которых отражалось насыщенное богатым историческим содержанием и бурными событиями время петровских преобразований.

      Связанный с идеологией Просвещения новый  взгляд на человека как сильную личность отразился в возникновении интереса у драматургов начала XVIII века к роли личности в истории. Святых подвижников на сцене заменяют миряне, повествующие о политических злободневных событиях. Политическая пропаганда и восхваление Петра I оттесняют на второй план религиозную основу сюжета. 

      При этом авторы свободно сочетают многочисленные аллегорические фигуры с библейскими персонажами и проецируют их на современность.

      В пьесе «Свобождение Ливонии и  Ингерманландии», посвященной победе под Нарвой, политические события  современности облекаются в библейский сюжет о выводе Моисеем израильтян из Египта. В пьесе фигурируют светские аллегорические образы: Ревность российская, под которой подразумевается Петр I, и Хищение неправедное – Карл XII. Их аллегорический смысл разъясняется с помощью двух символов – Орла и Льва.

      Полтавская  победа послужила поводом для постановки пьесы «Божие уничижителей гордых уничижение». В качестве библейской параллели автором воспроизведен поединок израильского юноши Давида с филистимлянским воином Голиафом. Образ Давида ассоциировался с русским войском, Голиафа – со шведским. Расшифровке аллегорий помогают знакомые уже персонажи – Орел и Лев. Как указывает В.Н. Всеволодский-Гернгросс, смысл событий поясняли специальные надписи. Одна из них – «Хром, но лют» – относилась ко Льву и намекала на Карла XII, раненного в ногу накануне Полтавской битвы (16, с. 84).

      Также в литературе, обратившейся к личности, начинает проявляться индивидуальный характер человека. В литературе возникает новая форма конфликта – внутренний конфликт, противостояние долга и чувства. Литература теперь изображает человека, делающего самостоятельный выбор. Тем более интересен такой герой современнику, что выбор это нравственный. Примером может служить пьеса «Действо о князе Иефае», в которой главный герой пообещал принести в жертву Богу в благодарность за помощь в одолении врагов, угнетавших его народ, первого человека, который встретится ему на выходе из дома. Таким человеком оказалась его дочь. Несмотря на все переживания, в выполнении долга князь оказался непреклонен.

      Вспомним  о том, что подобного содержания история имеется в Святом Писании, только в жертву герой должен был принести сына. И Бог не принял его жертву, наградив его за веру и послушание, за самоотверженность. Судьба нового героя – судьба трагичная уже только потому, что это герой литературы светской. Здесь сюжет уже развивается так, как каждый день складываются реальные человеческие судьбы, в которых все зависит от выбора самого человека (а не от Божественного промысла).

      Однако  это были только небольшие шаги к  раскрытию человеческого характера, а исполнение долга в пьесе обуславливалось скорее не разумным выбором человека, а все еще подвластностью высшим силам.

      Таким образом, мы видим, что в начале XVIII века русская драматургия является зависимой от нормативной средневековой доктрины. Но под влиянием современных событий эпохи и возрастающей роли идеологии просвещения к авторам приходит понимание, что для решения насущных эстетических проблем, необходимо изменить сам способ написания пьес, выработать кардинально новые принципы и нормы для драматургии, создать новый тип героя. Большая заслуга в развитии драматургии принадлежит церковному и культурному деятелю начала XVIII века Феофану Прокоповичу. 

      1.4 Роль принципов историзма в формировании системы конфликтов трагедокомедии «Владимир» Феофана Прокоповича  

      Значимым  шагом в развитии литературы начала XVIII века является деятельность Феофана Прокоповича. В его творчестве влияние петровской эпохи нашло свое наиболее полное и всестороннее выражение.

      Зачастую  он выступал как подлинный новатор  в вопросах метафизики и натурфилософии, пытаясь объяснить сущность бытия не сферой религиозно-сверхъестественного, а путем изучения явлений природы. Отход от теологического осмысления мира, попытки рационального объяснения течения жизни отражается и в художественном творчестве Прокоповича, в частности его отношению к исторической теме. Представление об истории как «памяти о пережитых, отдаленных от современности событиях <…> открывало возможность использования исторических событий в качестве литературно-драматических сюжетов» (30, с. 195).

      Призывая  писателей и ораторов обращаться в своем творчестве к прошлому, Прокопович делает акцент в первую очередь на собственной «античности» – отечественной истории, чтобы  «узнали, наконец, пустейшие, благоговеющие  только перед своими баснями враги наши, что не бесплодны доблестию наше отечество и наша вера». «Столько славных дел нашего отечества забыты совершенно и, что оно совершило до сих пор, едва что передано памяти потомства» (16, с.85).

      Однако  историческая тематика в художественных произведениях, по мнению Прокоповича, не есть истинное отражение событий прошлого. Утверждая, что в событийном ряде произведения «ясность и правдоподобие – поэт должен соблюдать» (32, с. 44), Прокопович посвящает отдельную главу трактата «О поэтическом искусстве» художественному вымыслу. Автор указывал, что «вымысел бывает двояким: вымысел самого события и вымысел способа, которым это событие совершено» (32, с. 44). Когда поэт обращается к исторической теме, он «оставляет без внимания тот способ, которым это событие осуществилось, и измышляет от себя правдоподобный, то есть выдумывает, каким образом подобало этому событию свершиться», ведь «цель поэта не передавать потомству память о деяниях, <…> а учить людей, какими они должны быть при том или ином положении в жизни» (32, с. 48).

      Таким образом, Прокопович призывает использовать сюжеты и образы отечественной истории, но применять их в целях нравоучительных, показывая как «подобает» поступать. По сути, это означает демонстрацию на историческом материале мировоззренческих основ современной эпохи, то есть – впервые в русской драматургии озвучены такие принципы историзма, как дидактичность и обращение к реальной истории.

      Эстетические  принципы Феофана Прокоповича, во многом предвосхитившие рождение классицизма в России, получили яркое воплощение в созданной им трагедокомедии «Владимир». (Полное заглавие: «Владимир, славенороссийских стран князь и повелитель, от неверия тми в свет евангельский приведенний духом святим от рождества Христова 988, нине же от православной  Академии Могилеанской и Киевской на позор российскому роду от благородных российских сынов, добре зде воспитуемых, действием, еже от пиит нарицается  трагедокомедия, лета Господня 1705 июля 3 дня показанний».)

      Хотя  Прокопович сохранил традиционную для школьной драмы композицию (пролог, пять актов, эпилог) и иносказания, вводил олицетворения и не чуждался религиозной назидательности, однако элементы нового выступают в его пьесе гораздо отчетливей, чем в панегирических действах начала века.