Апельсиновая девушка

Апельсиновая девушка

Юстейн Гордер

 

 

Имя норвежского писателя Юстейна Гордера – одно из крупнейших в современной литературе. В его книгах удивительным образом сочетаются лучшие традиции мировой классики и новизна и свежесть взгляда.

 

Новая книга «Апельсиновая  Девушка» – это трогательное и  мудрое повествование, в центре которого удивительная история любви. Два  рассказчика, отец и сын, создают  сюжет, который может навсегда изменить ваши представления о жизни, смерти и любви.

 

 

 

 

 

Юстейн Гордер

 

Апельсиновая девушка

 

 

 

 

 

* * *

 

 

Мой отец умер одиннадцать  лет назад. Мне тогда было четыре года. Вот уж не думал, что когда-нибудь он подаст мне весть о себе, а  меж тем мы с ним вместе пишем  теперь эту книгу.

 

Это самое начало нашей  книги, его пишу я, отец присоединится  ко мне немного позлее. Главный  рассказчик все-таки он.

 

Я не уверен, что хорошо его  помню. Скорее, мне только кажется, будто  помню, потому что я часто рассматриваю его фотографии.

 

По-настоящему я помню  только тот случай на террасе, когда  он показывал мне звезды.

 

На одной фотографии мы с отцом сидим на желтом кожаном  диване в нашей гостиной. Наверное, он рассказывает мне что-то интересное. Диван до сих пор стоит у  нас, но отца на нем больше нет.

 

На другой фотографии мы сидим  вместе в зеленой качалке на застекленной веранде. Эта фотография висит у  нас с тех пор, как отец умер. Я и сейчас сижу в этой зеленой  качалке. И пытаюсь не качаться, потому что пишу в большом блокноте. Потом  все написанное я наберу на старом отцовском компьютере.

 

Можно кое-что рассказать и об этом компьютере, но к нему я  еще вернусь.

 

 

 

Меня всегда удивляют старые фотографии. Они принадлежат другому, не нашему, времени.

 

У меня хранится большой альбом с фотографиями отца. Немного жутко  разглядывать фотографии человека, которого уже нет в живых. Отец снят и  на видео. Почему-то меня пугает его  голос. Громкий, раскатистый.

 

По-моему, надо запретить  смотреть по видео на человека, которого больше нет в живых, или, как говорит  моя бабушка, кого больше нет с  нами. Нельзя подглядывать за мертвыми.

 

На одной из кассет записан  и мой голос. Тонкий и писклявый. Он напоминает писк птенца.

 

Так мы тогда говорили: отец басом, а я дискантом.

 

 

 

На одной кассете видно, как я, сидя на плечах у отца, пытаюсь  сорвать с елки звезду. Мне не больше года, и, конечно, я могу лишь немного ее пошевелить.

 

Когда мама видит на кассете  нас с отцом, она порой откидывается назад и громко хохочет, хотя сама же нас и снимала. По-моему, она  зря смеется, когда видит отца. Не думаю, что ему бы это понравилось. Наверное, он сказал бы, что она нарушает правила.

 

На другой кассете мы с  отцом сидим на солнышке во время  пасхальных каникул перед нашим  домиком во Фьеллъстёлене. В руке у каждого по пол-апельсина. Я пытаюсь сосать сок из своей половинки, не очистив ее. Отец же, я уверен, думает совсем о других апельсинах.

 

 

 

Сразу после той Пасхи  отец заболел. Он болел больше полугода и боялся смерти. Думаю, он знал, что  умрет.

 

Мама часто рассказывала, что отец особенно горевал, что умрет, не успев как следует узнать меня. Бабушка тоже говорит что-то в  этом роде, только она выражается более  витиевато.

 

Когда она говорит со мной об отце, голос у нее становится какой-то подозрительный. И это не удивительно. Ведь они с дедушкой потеряли взрослого сына. Трудно даже представить себе, каково это. К счастью, у них есть еще один сын. Но бабушка  никогда не смеется, когда смотрит  старые отцовские фотографии. Она  относится к ним с благоговением. Это ее слово.

 

Отец как будто решил, что нельзя серьезно разговаривать  с мальчиком, которому всего три  с половиной года. Сегодня-то я  понимаю, что он имел в виду, и  ты, читающий эту книгу, вскоре тоже поймешь.

 

У меня есть фотография отца, сделанная уже в больнице. На этом снимке он ужасно худой. Я сижу у  него на коленях, и он держит меня за руки, чтобы я не упал на него. И  пытается улыбнуться. Фотография сделана  за пару недель до его смерти. Лучше  бы ее у меня не было, но раз уж она  есть, выбросить ее я не могу. Как  не могу и не смотреть на нее.

 

Сейчас мне пятнадцать, или, чтобы уж быть совсем точным, пятнадцать лет и три недели. Меня зовут  Георг Рёед, и я живу в Осло на Хюмлевейен вместе с мамой, Йоргеном и Мириам. Йорген – мой новый папа, но я зову его просто Йорген. Мириам – моя сестренка. Ей всего полтора года, и она слишком мала, чтобы с ней можно было по-настоящему разговаривать.

 

Понятно, что у меня нет  ни фотографии, ни видеокассеты с изображением Мириам с моим отцом. Ведь ее отец – Йорген. У моего отца, кроме меня, детей не было.

 

В конце этой книги вы узнаете  о Йоргене нечто поразительное. Пока еще не время говорить об этом, но тот, кто дочитает до конца, все узнает.

 

 

 

После смерти отца дедушка  с бабушкой пришли к нам и помогли  маме разобрать отцовские вещи. Однако ничего важного они не нашли. Важное – это длинный рассказ, который  отец написал перед тем, как его  увезли в больницу.

 

Впрочем, тогда никто и  не подозревал, что он написал какой-то рассказ. История об Апельсиновой Девушке  выплыла наружу только в этот понедельник. Бабушка зашла в сарай для  инструментов и там нашла этот рассказ, засунутый за обивку красного гоночного автомобиля, на котором  я катался, когда был маленький.

 

Как он туда попал, не знает  никто. Уж конечно, не случайно рассказ, написанный отцом, когда мне было три с половиной года, оказался каким-то образом связан с моим гоночным автомобилем. Я не имею в виду, что  это рассказ о гоночном автомобиле, ни в коем случае, я только хочу подчеркнуть, что отец написал его для меня. Он написал историю об Апельсиновой Девушке, чтобы я прочитал ее, когда  вырасту настолько, чтобы ее понять. Он написал письмо в будущее.

 

 

 

Если отец и в самом  деле засунул когда-то эти страницы за обивку старого гоночного автомобиля, он, наверное, не сомневался в том, что  письма всегда находят своего адресата. Думаю, стоит тщательно проверять  все старые вещи, прежде чем отдавать их на блошиный рынок или выбрасывать  в мусорный контейнер. Страшно подумать, что можно узнать из старых писем  и из какого-нибудь другого хлама, выброшенного на помойку.

 

Последние дни меня занимала одна мысль. По-моему, можно было найти  более простой способ послать  письмо в будущее, чем прятать  его за обивку детского автомобиля.

 

Когда мы посылаем письма простой  или электронной почтой, мы пишем  только адрес. Нам неизвестно, когда  письмо, отправленное по почте, или  e – mail дойдут до адресата. Биллу Гейтсу следовало бы подумать над этим. Еще не поздно обогатить следующую версию Windows новой функцией.

 

Иногда, пусть даже редко, нам хочется, чтобы кто-то прочитал наше послание через четыре часа, или  через четырнадцать дней, или через  сорок лет. Рассказ об Апельсиновой Девушке был именно таким посланием. Оно написано мальчику Георгу двенадцати или четырнадцати лет, то есть мальчику, которого отец не видел и не мог  видеть.

 

Но пришло время по-настоящему начать мой рассказ.

 

 

 

Не так давно я вернулся домой из музыкальной школы и  неожиданно застал у нас дедушку  с бабушкой. Они «сюрпризом» приехали из Тёнсберга и собирались пробыть у нас до утра.

 

Мама и Йорген тоже были дома и с нетерпением ждали, когда я появлюсь в холле и начну стаскивать с себя сапоги. Сапоги были грязные и мокрые, но никто не обратил на это внимания. Их мысли были заняты чем-то другим. Я сразу заподозрил что-то неладное.

 

Мама сказала, что Мириам уже спит, таким тоном, словно ничего лучшего в связи с приездом дедушки и бабушки нельзя было и пожелать. Впрочем, ей-то они не дедушка с бабушкой. У нее есть свои. Они тоже очень хорошие и тоже приезжают к нам, но, как говорится, кровь гуще, чем вода.

 

Я вошел в гостиную и  сел на ковер, лица у всех были такие  торжественные, будто случилось  что-то серьезное. Но в школе за последние  дни у меня не было замечаний, из музыкальной школы я приходил домой вовремя, и прошло уже несколько  месяцев с тех пор, как я  в последний раз стянул десятку  с кухонного стола. Поэтому я  сказал им: «Выкладывайте!»

 

И бабушка объяснила, что  они нашли письмо, которое отец написал мне незадолго до своей  смерти. У меня заныло под ложечкой. Отец умер одиннадцать лет назад. Я даже не уверен, что помню его. «Письмо от отца» – это звучало  ужасно высокопарно, еще почище, чем  «завещание».

 

Тут я заметил, что у  бабушки на коленях лежит большой  конверт, она протянула его мне. Конверт был заклеен, и на нем  было написано одно слово: «Георгу». Почерк был не бабушкин, не мамин и не Йоргена. Я вскрыл конверт и вытащил толстую пачку бумаги. И вздрогнул, потому что наверху первой страницы было написано:

 

 

 

Сядь поудобнее, Георг. Я  хочу, чтобы ты устроился поудобнее, потому что намерен рассказать тебе одну душещипательную историю…

 

 

 

У меня закружилась голова. Что это означает? Письмо от отца? Настоящее?

 

«Сядь поудобнее, Георг». Мне  показалось, что я слышу раскатистый  голос отца, и это была не видеозапись, я слышал его голос, как будто  отец вдруг ожил и сидит с нами в гостиной.

 

Хотя конверт, до того как  я открыл его, был заклеен, я все-таки спросил у взрослых, не читали ли они этого длинного письма, но все  отрицательно покачали головой и  сказали, что не прочли ни строчки.

 

«Ни одной буковки», –  сказал Йорген, в голосе его слышалась неловкость, отнюдь не свойственная этому человеку. Но может, я разрешу им прочитать отцовское письмо после того, как прочту его сам, сказал он. Думаю, ему было ужасно любопытно, о чем говорится в этом письме. Почему-то мне показалось, что у него не совсем чиста совесть.

 

Бабушка объяснила, что они  после полудня сели в машину и  покатили в Осло.

 

И все потому, что ей показалось, будто она разгадала одну старую загадку. Это звучит таинственно, но так оно и есть.

 

Когда отец лежал больной, он говорил маме, что пишет мне  длинное письмо, которое я должен буду прочесть, когда вырасту. Но никакого письма они так и не нашли, а  мне между тем уже стукнуло пятнадцать.

 

Новым в этой истории было то, что бабушка неожиданно вспомнила  и другие слова отца. Тогда же он распорядился, чтобы никто не вздумал выбросить мой красный  гоночный автомобиль. Бабушке казалось, что она вспомнила слово в  слово то, что он сказал уже лежа в больнице. «Никогда не выбрасывайте гоночный автомобиль Георга, – сказал он. – Ни в коем случае, я вас  очень прошу. Он так много значил для нас с Георгом в эти  последние месяцы. Я хочу, чтобы  Георг сохранил этот автомобиль. Расскажи ему это когда-нибудь. Расскажи, когда  он будет достаточно взрослый, чтобы  понять, почему я просил сохранить  для него этот автомобиль».

 

Именно поэтому старый гоночный автомобиль не выбросили и  не отдали на блошиный рынок. Даже Йорген был строго предупрежден об этом. Лишь к одной вещи он не имел права прикасаться, когда поселился у нас на Хюмлевейен, – это к моему красному гоночному автомобилю. Он относился к нему с таким уважением, что по его настоянию для Мириам купили другой автомобиль, новый. Может, ему не нравилась мысль возить свою дочку в том же автомобиле, в котором отец когда-то, много лет назад, возил меня. Но не исключено, что ему просто хотелось купить более модный автомобиль. Он помешан на моде.

 

Итак, письмо и гоночный автомобиль. Бабушке потребовалось одиннадцать  лет, чтобы решить этот ребус. Только теперь до нее дошло, что кто-то должен осмелиться и тщательно осмотреть  мой старый автомобиль, хранившийся  в сарае для инструментов. И  она не ошиблась. Автомобиль оказался не просто автомобилем. Это был почтовый ящик.

 

Я не знал, верить или не верить этой истории. Никогда не знаешь, правду ли говорят родители, дедушки и  бабушки, особенно если дело касается «деликатных вопросов», как называет их моя бабушка.

 

Сегодня для меня самая  большая загадка заключается  в том, почему ни у кого не хватило  ума одиннадцать лет назад  поинтересоваться, что хранится в  старом отцовском компьютере. Ведь отец на нем писал это письмо! Конечно, они пытались войти в  компьютер, но у них не хватило  воображения, чтобы разгадать пароль. Он состоял максимум из восьми букв, такие в те времена были компьютеры. Но даже маме не удалось взломать пароль. У них ничего не получилось. И  они отправили компьютер на чердак!

 

Впрочем, к отцовскому компьютеру я еще вернусь.

 

 

 

Но пришло время предоставить слово отцу. По ходу дела я буду дополнять  его рассказ своими пояснениями. А потом напишу послесловие. Я  должен это сделать, потому что в  своем длинном письме отец задал  мне один серьезный вопрос. Мой  ответ для него много значит.

 

Я взял бутылку колы, отцовское  послание и удалился в свою комнату. Когда я на всякий случай запер  свою дверь изнутри, мама запротестовала, но вскоре она поняла, что протестовать бесполезно.

 

В чтении письма от человека, который уже умер, есть нечто необычное, я бы даже сказал – благоговейное, поэтому я не мог допустить, чтобы  все родные сновали вокруг меня. Как бы там ни было, а это письмо от моего родного отца, которого не стало одиннадцать лет назад. Уединение было мне необходимо.

 

Странно держать в руках  эту длинную рукопись, у меня возникло чувство, будто я нашел совершенно новый альбом с неизвестными фотографиями, на которых я снят вместе с отцом. За окном валил густой снег. Снегопад начался, когда я возвращался  домой из музыкальной школы. Но, думаю, этот снег еще растает. Сейчас только начало ноября.

 

Я сел на кровать и принялся зачтение.

 

 

 

Сядь поудобнее, Георг. Я  хочу, чтобы ты устроился поудобнее, потому что намерен рассказать тебе одну душещипательную историю. Но может, ты уже расположился со всеми удобствами на желтом кожаном диване? Если только вы не заменили его на новый, но этого  мне знать не дано. С таким же успехом я могу представить тебя в старой качалке в зимнем саду, который ты так любил. Или ты сидишь сейчас на террасе? Ведь я не знаю, какое  сейчас время года. А может, вы уже  давно не живете на Хюмлевейен?