Анна Ахматова и её любовь

    Мне долго казалось, что я никогда  больше о нем ничего не услышу... А я услышала о нем очень  много...

 

 

    В начале нэпа, когда я была  членом правления тогдашнего  Союза писателей, мы обычно  заседали в кабинете Александра  Николаевича Тихонова (Ленинград, Моховая, 36, издательство "Всемирная литература"). Тогда снова наладились почтовые сношения с заграницей, и Тихонов получал много иностранных книг и журналов. Кто-то (во время заседания) передал мне номер французского художественного журнала. Я открыла - фотография Модильяни... Крестик... Большая статья типа некролога; из нее я узнала, что он - великий художник XX века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нем уже есть монографии по-английски и по-итальянски. Потом, в тридцатых годах, мне много рассказывал о нем Эренбург, который посвятил ему стихи в книге "Стихи о канунах" и знал его в Париже позже, чем я. Читала я о Модильяни и у Карко, в книге "От Монмартра до Латинского квартала", и в бульварном романе, где автор соединил его с Утрилло. С уверенностью могу сказать, что этот гибрид на Модильяни десятого - одиннадцатого годов совершенно не похож, а то, что сделал автор, относится к разряду запрещенных приемов.

    Но и совсем недавно Модильяни  стал героем достаточно пошлого французского фильма "Монпарнас, 19"11. Это очень горько!

Болшево, 1958-Москва, 1964

 

 

 

Н.Харджиев

О рисунке  А.Модильяни

    В длинном ряду изображений  Анны Ахматовой, живописных, графических  и скульптурных, рисунку Модильяни,  несомненно, принадлежит первое место. По силе выразительности с ним может быть сопоставлен только "скульптурный" стиховой образ Ахматовой, созданный Мандельштамом (1914):

Вполоборота, о печаль,

На равнодушных  поглядела.

Спадая  с плеч, окаменела 

Ложноклассическая шаль

    Небезынтересно отметить, что "Ахматова" Модильяни имеет случайное, но почти портретное сходство с его перовым рисунком, находившимся в собрании д-ра Поля Александра - Мод Абрантес, пишущая в кровати. В стилистическом отношении эти произведения чужды друг другу и характеризуют различные этапы эволюции художника. Беглый набросок с натуры, заставляющий вспомнить гениальные кроки Тулуз-Лотрека, портрет Мод Абрантес (1908) нарисован за год до встречи Модильяни со скульптором Константеном Бранкюзи. Как известно, под воздействием Бранкюзи, Модильяни увлекся негритянским искусством и в течение нескольких лет занимался скульптурой. Портрет Ахматовой, относящийся к этому периоду, трактован художником как фигурная композиция и чрезвычайно похож на подготовительный рисунок для скульптуры. Здесь Модильяни достигает необычайной выразительности линейного ритма, медлительного и уравновешенного. Наличие художественной формы монументального стиля позволяет этому, небольшому рисунку выдержать любые масштабные вариации.

    Дружба с Бранкюзи, одним из основоположников абстрактного искусства, не увела Модильяни в область отвлеченного формального экспериментаторства. В эпоху гегемонии кубизма Модильяни, не боясь упреков в традиционализме, остался верен образу человека и создал замечательную портретную галерею современников. На всем протяжении своего пути он не утратил живой связи с художественной культурой итальянского Ренессанса. Об этом можно прочесть и в воспоминаниях друзей художника и в работах исследователей его творчества.

    Поэтому нет ничего  неожиданного в том, что образ  Ахматовой перекликается с фигурой  одного из известнейших архитектурно-скульптурных  сооружений XVI столетия. Я имею в виду аллегорическую фигуру "Ночи" на крышке саркофага Джулиано Медичи, этот едва ли не самый значительный и таинственный из женских образов Микеланджело12. К "Ночи" восходит и композиционное построение рисунка Модильяни. Подобно "Ночи", фигура Ахматовой покоится наклонно. Постамент, с которым она составляет единое конструктивное целое, повторяет дугообразную (расчлененную надвое) линию крышки двухфигурного саркофага Медичи. Но в отличие от напряженной позы "Ночи", как бы соскальзывающей со своего наклонного ложа, фигура на рисунке Модильяни статична и устойчива, как египетский сфинкс13.

   По свидетельству Ахматовой, у Модильяни было весьма смутное представление о ней, как о поэте, тем более что тогда она только начинала свою литературную деятельность. И все-таки художнику с присущей ему визионерской прозорливостью удалось запечатлеть внутренний облик творческой личности.

    Перед нами не изображение  Анны Андреевны Гумилевой 1911 года, а "ахроничный" образ поэта,  прислушивающегося к своему внутреннему  голосу.

    Так дремлет мраморная  "Ночь" на флорентийском саркофаге.  Она дремлет, но это полусон ясновидящей.

4 мая 1964

 

Примечания 

 

    1. Я запомнила несколько  фраз из его писем. Вот одна  из них: "Вы во мне как  наваждение". вверх

    2. Общество независимых  художников. вверх

    3. Автор имеет в виду  остров святого Людовика. вверх

    4. Имеется в виду Люксембургский дворец, построенный по приказанию вдовы короля Генриха IV Марии Медичи архитектором С.Деброссом в 1615-1621 гг вверх

    5. Цирковая наездница  из Трансвааля. Подтекст, очевидно, такой: "Откуда же провинциальный  еврейский мальчик мог быть всесторонне и глубоко образованным?" вверх

    6. Слова Беатрисы Хестингс, на которые ссылается автор,  приведены в книге J.Lipchitz "Amedeo Modiliani", Paris, 1954, приложение. вверх

    7. Известный искусствовед, мой друг Н.И.Харджиев посвятил  этому рисунку очень интересный очерк, который приложен к этой статье. вверх

    8. См. у Гумилева:

На тяжелых и гулких машинах

Грозовые пронзать облака

9. Его не знали ни А.Экстер (русская театральная художница), которая дружила в Париже с  итальянским художником S. (Соффичи - известный художник-футурист), ни Б.Анреп (известный мозаичист), ни Н.Альтман, который в эти годы (1914-1915) писал мой портрет. вверх

    10. "Песни Мальдорора" - книга Изидора Дюкасса (1846-1870), французского поэта, писавшего  под псевдонимом "Лотреамон". вверх

    11. Французский фильм  "Монпарнас, 19" вышел на экран  в 1958 г. (режиссер Жак Бекер). В  роли Амедео Модильяни снимался  Жерар Филип. Сценарий Офюльса  и Анри Жансона был написан  по роману Мишеля Жоржа-Мишеля "Монпарнасцы". Этот роман Ахматова называет "бульварным". вверх

    12. Микеланджело посвятил  своей "Ночи" четверостишие,  переведенное на русский язык  Тютчевым вверх

    13. По прочтении этих  строк А. А. Ахматова вспомнила,  что в одной из бесед с  ней Модильяни упомянул Микеланджело: "Великие люди не должны иметь детей", - сказал Модильяни. - "Смешно быть сыном Микеланджело". Вверх

 

 

 

 

  В ночь под 20-е ноября  видела во сне Х в Безымянном  переулке. Он дал мне белый  носовой платок, когда я выходила  от Вали, чтобы вытирать слезы, и бродил со мной в темноте по переулку. Я была в каких-то лохмотьях, м.б., в старой серой шубе на рубашке.

1958. Москва. Тульская улица

 

* * *

    В 1924 три раза подряд  видела во сне Х - 6 лет собирала "Труды и дни" и другой  матер<иал>: письма, черновики, воспоминания. В общем, сделала для его памяти все, что можно. Поразительно, что больше никто им не занимался. Т<ак> н<азываемые> ученики вели себя позорно. Роль Георгия Ивановича. За границей они все от него отреклись.

<Сентябрь 1965>

 

Самый непрочитанный поэт

 

    Невнимание критиков (и  читателей) безгранично. Что они  вычитывают из молодого Гумилева, кроме озера Чад, жирафа, капитанов  и прочей маскарадной рухляди?  Ни одна его тема не прослежена, не угадана, не названа. Чем  он жил, к чему шел? Как  случилось, что из всего вышеназванного образовался большой замечательный поэт, творец "Памяти", "Шестого чувства", "Трамвая" и т<ому> п<одобных> стихотворений? Фразы вроде "Я люблю только "Огненный столп", отнесение стих<отворения> "Рабочий" к годам Революции и т. д. Ввергают меня в полное уныние, а их слышишь каждый день.

<5 августа 1965 г.>

 

* * *

    25 апр<еля> 1910 я вышла замуж  за Н.С. Гумилева и вернулась  после пятимесячного отсутствия  в Ц<арское> С<ело> (см. стих<отворение> "Первое возвращение").

    В отношение Н<иколая> С<тепановича> к моим стихам тоже надо наконец внести ясность, потому что я до сих пор встречаю в печати (зарубежной) неверные и нелепые сведения. Так, Страховский пишет, что Гумилев считал мои стихи просто "времяпровождением жены поэта", а ... (в Америке ж), что Г<умилев>, женившись на мне, стал учить меня писать стихи, но скоро ученица превзошла...и т.п. Все это сущий вздор! Стихи я писала с 11 лет совершенно независимо от Н<иколая> С<тепановича>, пока они были плохи, он, с свойственной ему неподкупностью и прямотой, говорил мне это. Затем случилось следующее: я прочла (в брюлловском зале Русского музея) корректуру "Кипарисового ларца" (когда приезжала в Петербург [на] в начале 1910 г.) и что-то поняла в поэзии. В сент<ябре> Н<иколай> С<тепанович> уехал на полгода в Африку, а я за это время написала то, что примерно, стало моей книгой "Вечер". Я, конечно, читала эти стихи моим новым литературным знакомым. Маковский взял несколько в "Аполлон" и т.д. (см. "Аполлон", 1911г., N 4, апрель). Когда 25 марта Н<иколай> С<тепанович> вернулся, он спросил меня, писала ли я стихи, - я прочла ему все, сделанное мною, и он о их поводу произнес те слова, от которых, по-видимому, никогда не отказался (см. его рецензию на сб<орник> "Арион"). Заодно в скобках и опять в ответ на Di Sarra и Laffitte напоминаю, что я выходила замуж не за главу акмеизма, а за молодого поэта - символиста, автора книги "Жемчуга" и рецензии на стихотворные сборники ("Письма о русской поэзии"). Акмеизм возник в конце 1911 г., в десятом году Гумилев был еще правоверным символистом. Разрыв с "башней" начался, по-видимому, с печатного отзыва Г<умиле>ва о "Coradens*" на страницах "Аполлона". О всем, что последовало за этим, я много раз писала в другом месте (статья "Судьба акмеизма"). В.Иванов ему чего-то в этой рецензии никогда не простил. Когда Н<иколай> С<тепанович> читал в Академии стиха своего "Блудного сына", В<ячеслав> обрушился на него с почти непристойной бранью. Я помню, как мы возвращалсь в Царское совершенно раздавленные произошедшим и потом Н<иколай> С<тепанович> всегда смотрел на В<ячеслава> И<вановича> как на открытого врага. С Брюсовым было сложнее. Н<иколай> С<тепанович> надеялся, что тот поддержит акмеизм, [что] как видно из его письма к Б<рюсову>. Но как мог человек, который считал себя [одним из создателей] столпом русского символизма и одним из его создателей, отречься от него во имя чего бы то ни было. Последовал брюсовский разгром акмеизма в "Русской мысли", где Гумилев и Городецкий даже названы господами, т.е. людьми, не имеющими никакого отношения к литературе.

<весна  1960>

______________

* Пламенеющее  сердце (лат.). Название стихотворного  сборника Вяч. Иванова. 

 

* * *

    В стихах Н<иколая> С<тепановича> везде, где луна ("И я отдал  кольцо этой деве Луны..." - это  я. (Все пошло с "Русалки", "Из города...", "Нет тебя..." 1910, "Семирамида". Жемчуга - тоже мой атрибут.) Затем - Анна Комнена. (Тема ревности.) "Рощи пальм" (08) и через 10 лет "Эзбек<ие>"). Последнее воспоминание (в "Памяти"): "Был влюблен, жег руки...".

    Машу К<узьмину> - К<араваеву>, которая его не любила, он ни в чем не попрекает, а только благословляет и живую и мертвую. До самого конца.

    Самой страшной я становлюсь  в "Чужом небе" (1912), когда  я в сущности рядом (влюбленная  в Мефистофеля Маргарита, женщина - вамп в углу, Фанни с адским зверем у ног, просто отравительница, киевская колдунья с Лысой Горы) (а выйдет луна - затомится). Там борьба со мной! Не на живот, а на смерть! (И упрек: Но как...) А потом:

Ты победительница жизни,

И я товарищ  вольный твой.

и:

Я ведаю, что  обо мне, далеком,

Звенит  Ахматовой сиренный стих.

<март 1962>

 

* * *

    I. Два акростиха 1911 г. То же в сне Адама про Еву. Она - двоится. Но всегда чужая. Это в общем плане, но уже приложено к А<хматовой>. Вечная борьба, сравни с "Жемч<угами>" (Цитаты.)

    II. Посвящ<ение> "Русалки". Автограф.

    III. На даче Шмидта сжег рукопись пьесы "Шут короля Батинволя" за то, что я не захотела ее слушать.

    (IV. Тема - Гумилев и царскоселы (Вс<еволод> Рождест<венский>, Оцуп и т. д.)

    V. Поздние воспоминания ("Эзбекие" и "Память").

    VI. Мое первое письмо в Париж.

Что это снова угроза

Или мольба о пощаде?

    VII. Глухонемые не демоны, а литературоведы совершенно не понимают, что они читают, и видят Парнас и Леконт-де-Лиля там, где поэт истекает кровью (Вяч<еслав> Иванов и Брюсов). Я согласна, что в "Дворце великанов" (стр...) трудно угадать Царск<осельскую> башню, с кот<орой> мы (я и Коля) смотрели, как брыкался рыжий кирасирский конь, а седок умело его усмирял, что в ненюфарах "Озер" не сразу рассмотришь желтые кувшинки в пруду между Ц<арским> С<елом> и Павловском, что только говоря об Анненск<ом>, Г<умилев>, уже поэт-акмеист, осмелился произнести имя своего города, кот<орый> казался ему слишком прозаичным и будничным для стихов* (см. "Путь конкв<истадоров>" и "Ром<антические> цветы"), но ощущение, но трагедия любви - очевидна во всех юных стихах Г<умиле>ва. Героиня так же зашифрована, как и пейзаж -иначе и быть не могло. Ее первый портрет:

У той жены всегда печальной

Глаза являют полутьму,

Хотя и кроют отблеск дальний?

Зчем высокое чело

Дрожит морщинами сомненья,

И меж бровями залегло

Веков тяжелое томленье?