Становление Кутлу - Мухамеда Тевкелева как личности и начало дипломатической деятельности

Начиная с XVII в., важную роль в накоплении историко-этнографической информации о казахском народе стали играть административные органы приграничных поволжских и сибир­ских городов. Сибирские, казанские и астраханские воеводы и пограничная администрация в целом обладали более широкими полномочиями, чем их коллеги в европейской России. В компе­тенцию этих должностных лиц входили военные, административ­ные, судебные и таможенные дела, а также частично дипломати­ческие сношения с правителями соседних азиатских государств и народов. Вследствие такого многопрофильного характера дея­тельности сибирских воеводских канцелярий города Казань, Астрахань, Тобольск, Тюмень, Томск и некоторые другие при­обрели в России значение важнейших центров информации о тюркоязычных народах Сибири, Казахской степи и Средней Азии. Известный российский ориенталист П. С. Савельев впоследствии писал по этому поводу: «И до времени Петра Великого мы имели в архивах богатый запас географических и этнографических све­дений, собранных на месте, обо всей полосе Средней Азии, в об­ширном смысле взятой... но при младенчестве нашей ученой де­ятельности в то время этими сведениями могло пользоваться одно правительство да немногие иностранные резиденты, кото­рые явно черпали сведения о Сибири и восточных странах не из одних рассказов, но и письменных источников». Однако фонды Тобольской приказной палаты и губернской канцелярии, а также комплексы документов приказных («съезжих») изб уезд­ных городов почти полностью погибли в многочисленных пожа­рах XVII—XVIII вв., и в настоящее время в них хранятся лишь отдельные разрозненные документы по истории Казахстана и казахов [2, с.16].

В конце XVI—XVII вв. главным каналом получения и пере­дачи историко-этнографической информации о восточных наро­дах по-прежнему оставались поездки русских «служилых» людей в соседние страны Центральной Азии и приезд в Россию азиат­ских посланников. В это время удельный вес и информативное значение таких дипломатических документов, как статейные списки, в посольской документации страны заметно увеличились. Отче­ты послов — не только чрезвычайно важный источник для исто­рии русско-казахских и казахско-среднеазиатских отношений, но это еще и свидетельство очевидца о всех событиях, связанных с дорогой и пребыванием в той или иной стране.

Со второго десятилетия XVII в. ведущим групповым источ­ником по истории и этнографии казахского народа становятся отписки воевод. В них содержится исключительно ценный как для того времени, так и для современных исследователей конкрет­но-исторический материал, освещающий некоторые важные со­бытия казахско-джунгарских отношений, в том числе борьбу ка­захских ханов против завоевательной политики Джунгарского ханства в Юго-Восточном Казахстане. Данная форма диплома­тических документов наиболее полно соответствовала ограничен­ным интересам российской внешней политики того времени в сопредельных с Сибирью юго-восточных регионах Евразии и поэтому просуществовала вплоть до 30—40-х годов XVIII в., когда российское правительство ввело в систему регулярные до­несения и рапорты с мест.

Отличительная черта русских дипломатических материалов XVII в. о казахском народе — строгая фактографичность, что определялось сугубо практическим назначением статейных спис­ков и отписок воевод, т. е. необходимостью сообщить наиболее важные факты для реализации назревших государственных задач России. Подробно воспроизводились в них речи действующих лиц. Эта традиция в силу различных обстоятельств почти не изменилась со временем.

В конце XV—XVII вв. в Московском государстве накапли­вался также обширный и многообразный географо-картографический материал, составивший три основные группы источников: писцовые книги, чертежи порубежных земель и дорожники. В их содержании уже на данном этапе проявилась характерная черта дореволюционной русской картографии — исключительно праг­матическая направленность ее деятельности, концентрировавшая­ся в Посольском и Разрядном приказах, и достоверность исход­ных материалов, добывавшихся в процессе непосредственных полевых обследований. По свидетельству специалистов-картографов, составление «чертежей» в центральных органах управления и на местах стало обычным делом в практике Российского госу­дарства XVI — XVII веков. Однако если в предшествую­щий период они служили средством познания и осмысления но­вой обширной территории Московской державы, то теперь эти документы становятся необходимым пособием в управлении цент­рализованным государством и укреплении его внешних рубежей на северо-западе и юго-востоке Евразии.

В XVIII в. параллельно с развитием сибирского летописания в приграничных землях Поволжья, Южного Урала и Сибири проис­ходило дальнейшее накопление разнообразных дипломатических документов, имеющих прямое или опосредованное отношение к казахскому народу и казахстанскому региону. В первой трети XVIII в. в связи с петровскими преобразованиями была произве­дена существенная модернизация дипломатической службы Рос­сии и ведение делопроизводственной документации в центральном аппарате государства и вновь основанных губернских учреждениях страны. Это выразилось в упорядочении отчетов и донесений гу­бернаторов с мест, обязательном отправлении из административ­ных центров приграничных российских губерний в Москву, а позд­нее — в Петербург всех поступавших туда официальных писем и обращений от иностранных государей, усложнении корпуса дипло­матических документов и появлении новых видов информационных материалов (регулярных рапортов и донесений, «промеморий», «эк­страктов», путевых журналов и т. п.). В результате этого в Колле­гии иностранных дел в Москве и губернских канцеляриях россий­ских городов — Казани, Астрахани и Тобольска — с начала XVIII в. стали концентрироваться крупные комплексы разнообразных дип­ломатических документов по взаимоотношениям России с Башки­рией, Калмыцким ханством, казахскими ханствами, Джунгарией и государствами Средней Азии [3, с.78].

К концу первой четверти XVIII в. развитие интенсивных тор­говых и дипломатических контактов с государствами Централь­ной Азии стало одним из приоритетных векторов восточной по­литики России, что выразилось в резком увеличении количества российских посольств, направлявшихся царским правительством в Казахскую степь, Джунгарское ханство и страны Средней Азии. С другой стороны, оживление русско-казахских и русско-средне- азиатских отношений было обусловлено в тот период резкой активизацией завоевательной политики Джунгарского ханства в отношении его северо-западных кочевых соседей, которая имела исключительно тяжелые социально-экономические и политиче­ские последствия для казахов, кыргызов и других народов реги­она. В поисках необходимого выхода из назревавшего в казахских кочевьях системного кризиса степные правители были вынужде­ны часто обращаться к царским властям за содействием в раз­решении пограничных конфликтов подвластных им групп населе­ния с волжскими калмыками, башкирами, яицкими и сибирскими казаками, находившимися в российском подданстве, и военной поддержкой в борьбе против Джунгарии и с этой целью неоднок­ратно посылали из Степи в Казань и Тобольск для переговоров с местными губернаторами своих представителей. Все эти факто­ры существенно сказались на значительном росте в России в первой трети XVIII в. количества документов, посвященных Ка­захстану и казахам, которые стали более разнообразными, чем прежде, по своему видовому составу, исторической тематике, гео­графии происхождения и именам авторов.

Российские дипломатические документы первой трети XVIII в. по взаимоотношениям с казахскими жузами и их ближайшими соседями представляют собой очень ценный в научно-практиче­ском отношении комплекс культурно-исторических памятников. Они не только ярко характеризуют общее состояние этих контак­тов в предколониальную эпоху казахской истории, но и являются в известном смысле незаменимым источником для изучения разносторонних взаимосвязей казахов с джунгарами, волжскими калмыками, башкирами и особенностей внутриполитической си­туации в Казахской степи накануне ее вхождения в состав Рос­сийской империи, особенно если учесть при этом почти полное отсутствие информации такого рода во всех других группах пись­менных памятников вышеуказанного исторического периода.

В XVI—XVII вв. взаимоотношения Российского государ­ства с казахскими ханствами занимали второстепенное место во внешнеполитической стратегии царского правительства и имели в целом нерегулярный характер. В России основными источниками информации о географии и социально-политической жизни ази­атских стран, лежащих к югу за Уралом, являлись эпизодические «отписки» сибирских воевод о важнейших событиях, происходив­ших в сопредельных восточных государствах; «статейные спис­ки» немногочисленных русских посольств, изредка совершавших поездки в Казахскую степь, Джунгарию и среднеазиатские хан­ства; «распроссные маршруты» и «сказки» (показания) так на­зываемых «бывалых людей» и среднеазиатских купцов, прибы­вавших в Сибирь из Центральной Азии через Степь и посещав­ших российские приграничные центры. Ввиду крайней скудости всей совокупности этих документальных материалов, их жанрово- видового однообразия и тематической ограниченности географи­ческие и историко-этнографические знания россиян о Казахстане и казахском народе были до конца первой трети XVIII в. очень дискретными, локальными и поверхностными [4, с.89].

Качественно новый этап в накоплении разносторонних зна­ний о Казахстане в России начинается с 30-х гг. XVIII в., когда в результате принятия в 1731—1732 гг. российского подданства частью ханов, султанов и влиятельных родоправителей Младшего и Среднего жузов территория региона стала более доступной для изучения русской и европейской наукой. Расширение дипломати­ческих и культурных связей Российского государства с европей­скими при Петре I и его преемниках, активизация его восточной политики и модернизация социально-политических институтов внутри самой империи также явились важными факторами, спо­собствовавшими более основательному изучению казахских зе­мель в России и во всем европейском мире.

Становление процесса систематического изучения Казахста­на и казахского народа в России непосредственно связано с личностью крупного российского дипломата и администратора первой половины XVIII в., одного из наиболее ярких и талантли­вых «птенцов гнезда Петрова», первого в истории страны генерала-мусульманина генерал-майора мурзы Кутлу-Мухаммеда Мамешевича (рус. — Алексея Ивановича) Тевкелева (1674/75 — 1766).

1.2 Начало служебной карьеры А. И. Тевкелева в сфере российской дипломатии

Происходил А. И. Тевкелев из посадских людей. Не удалось выяснить, к какому сословию его причисляли, потому что родословная была уничтожена при пугачевском бунте. Из оставшихся документов явствует, что родом он из "выезжих ордынцев", то есть татар, башкир или киргиз-кайсаков, не только вступивших на царскую службу, но и принявших крещение. Современные исследователи также считают его по происхождению татарином или башкиром Уфимской губернии. Таким образом, можно сказать, что А. И. Тевкелев происходит из татар.

Известно, что до крещения, по разным источникам, его имя имеет 5 вариантов - Муртаза, Кутлу-Мухаммед, Кутлумамет, Кутлумбет, Мамет-мурза, его называли Маметев Кутлу-Мухамет. Таким образом, настоящая фамилия и имя Алексея Ивановича Маметев Кутлу-Мухамет. Крестившись, он и стал тем, под чьим именем вошел в историю.ь Род Тевкелевых, одним из первых представителей которого на царской службе был прадед А.И. Тевкелева Уразлей, имел поместья во Владимирском, Касимовском и других уездах.

Родственники А.И. Тевкелева служили переводчиками в Посольском приказе и Иностранной коллегии. Так, например, отец А.И. Тевкелева Рамазан Абдрахманов Тевкелев служил переводчиком в Посольском приказе, сам же А.И. Тевкелев был на такой же должности в Иностранной коллегии.

А.И. Тевкелев родился в 1706 году, а число и месяц его рождения неизвестны. В доуральской своей истории А.И. Тевкелев отмечен как старший переводчик (по тюркским, родным для него языкам) в пору Петра Великого.

Великий устроитель России, на современный лад переустраивая державу, прорубал окна в ее чертогах на все стороны света. В Европу прорубить окно он успел, а вот в Азию - жизни не хватило. А хотел, очень хотел он и с ней наладить взаимовыгодные торговые отношения, да и по ходу дела прирастать не только Сибирью, но и степной, полуденной южной Азией, и заинтересовать этим местные народы. Сам Петр I намеревался отправить А.И. Тевкелева в киргиз-кайсацкую орду, чтобы тот добился признания ею российского подданства, но не успел. Малую киргиз-кайсацкую орду А.И. Тевкелев был отправлен уже после смерти Петра в 1730 при императрице Анне Иоанновне.

Ему даны были для материальной поддержки жалованная грамота, сабля, шуба из соболей, шапка с чернолисьим околышем и цветные сукна. Все это он должен был вручить малоордынскому хану Абдулхаиру, если, конечно, он обязуется привести к присяге всю свою Малую орду, платить ясак и освободить русских пленных, которых к тому времени ордынцы в набегах захватили немало [5, с.43].

С 1734 А.И. Тевкелев входил в состав Оренбургской экспедиции в качестве помощника И. К. Кирилова. А.И. Тевкелев участвовал в основании Оренбурга (1735), подавлении башкирского восстания 1735-40, возглавляя карательный отряд, прославился крайней жестокостью. 2(13) сентября 1736 А.И. Тевкелев заложил Челябинскую крепость. С 1739 А.И. Тевкелев стал начальником Комиссии иностранных и пограничных дел.

Знание языков и обычаев киргиз-кайсаков и башкир в сочетании с тонким и проницательный умом, делали А. И. Тевкелева незаменимым чиновником для Оренбургского края. Оценив заслуги А. И. Тевкелева в освоении новых земель, императрица Анна Иоанновна пожаловала ему имение - селе Старобалтачево с 1000 душ татар. Получил А.И. Тевкелев и другое имения, населеленное татарами. Его сын Осип (Юсуп) наследовал от отца 897 душ крестьян в Уфимском наместничестве, 1130 - в Вятском, 83 - в Рязанском.

В 1742 А.И. Тевкелев за участие в подавлении башкирского восстания получил чин бригадира, в 1755 стал генерал-майором. А.И. Тевкелев считался знатоком восточных вопросов. Известны случаи обращения Екатерины II к А.И. Тевкелеву при выработке решений по восточным делам. Уйдя в отставку, А.И. Тевкелев построил Варзиано-Алексеевский медеплавильный завод[7, с. 4].

А. И. Тевкелев был в высоких армейских чинах, вышел в отставку генерал-майором, а башкиры и татары так до конца жизни звали его мурзой, ибо был он тюркских кровей, где начальство именовали именно так. А. И. Тевкелев начал карьеру подьячим Сыскного приказа. Потом был переведен в Сенат на должность копииста. Петр обратил на него внимание и сделал секретарем.

Систематического образования у него не было, но, тем не менее, он живо интересовался науками, особенно геодезией и картографией, руководил топографическими съемками России, которая в те времена представляла широкий простор для подобной работы.