Становление Кутлу - Мухамеда Тевкелева как личности и начало дипломатической деятельности

Важное место в административной деятельности К.-М. Тев­келева в Оренбургском крае занимали его отношения с казахской знатью трех жузов. С самого начала основания Оренбургской экспедиции он имел постоянные тесные контакты с ханом

Абулхаиром, его супругой Бопай-ханым, султанами Батыром, Ниязом, Бараком; батырами — Букенбаем из рода табын поко­ления жетыру Младшего жуза, Букенбаем и Жанибеком из рода шакшак племени аргын Среднего жуза, а также Есетом, Кудай- назар-мурзой, Кутыром, отдельными влиятельными старшинами Старшего жуза и многими другими авторитетными лицами Ка­захской степи. В ходе этого общения у разных представителей правящей элиты казахов, особенно у Абулхаира, сложилось ус­тойчивое представление о Кутлу-Мухаммед-мурзе как о полити­ке, который «киргис-кайсацкой обычай, ...поведение» и [киргис- кайсацкого] народа обряды» «довольно знает» и обо всех собы­тиях, происходивших в Степи, «довольно известен». Благо­даря свободному владению казахским разговорным языком, зна­нию социальной психологии, быта и культуры кочевников Тевке­лев сумел приобрести большое доверие и уважительное отношение к себе со стороны как наследственной степной аристократии, так и большинства влиятельных в народе старшин. И те и другие видели в нем не только официального посредника «белой импе­ратрицы» в ее разнообразных взаимоотношениях с ними, но и своего более мудрого и опытного собрата по культурным тради­циям и вере, которому можно было намного больше доверять, чем другим российским пограничным командирам. Более того, в гла­зах казахов Тевкелев являлся олицетворением высшей мудрости и справедливости. Так, уже два месяца спустя после его неожидан­ного отъезда в 1739 г. в Петербург хан Абулхаир прочувствован­но просил императрицу вернуть Кутлу-Мухаммед-мурзу на юго- восточную границу России. «Мурза Тевкелев, — писал он Анне Иоанновне 24 января 1740 г., — открыл было наши дороги... и наставил на путь, а что он ныне отселе отлучился, в том у нас сердце нимало не на месте; за неприездом же его, Мурзы, мно­гим делам остановка чинится» [33, с.48-86].

В 1737 г. в связи со смертью И. К. Кирилова руководителем Оренбургской экспедиции, переименованной в том же году в Оренбургскую комиссию, был назначен будущий выдающийся российский историк В. Н. Татищев (1686 — 1750). Как и его именитый предшественник, он не имел более или менее четкой программы действий в новоприобретенном крае и в основном придерживался прежней созерцательно-выжидательной позиции в отношениях с кочевыми юго-восточными соседями Российской империи. Данное обстоятельство наряду с личной неприязнью Тевкелева к своему новому начальнику послужило одной из глав­ных причин крупного открытого конфликта между ними. Скан­дальное «оренбургское дело» завершилось для мурзы Тевкелева 30 ноября 1739 г. отзывом его Коллегией иностранных дел с места назначения в Петербург, а для В. Н. Татищева — отстра­нением от занимаемой должности, долгим судебным разбира­тельством и домашним арестом. По верному определению современного российского историка Ю. Н. Смирнова, детально изучившего этот конфликт, его основной движущей силой явилась острая несовместимость достаточно осторожных взглядов В. Н. Татищева на цели и задачи российской политики в регионе с жесткой позицией К.-М. Тевкелева в данном вопросе, который «претендовал, и здесь уже с ним никто не спорил, на роль хра­нителя заветов Петра Великого, полученных из уст самого импе­ратора, относительно необходимости разработки казахстанско- среднеазиатского движения России на Восток». Однако в Коллегии иностранных дел и при императорском дворе такая точка зрения, хотя, в сущности, и не вызывала возражений, но считалась по многим причинам несвоевременной. Поэтому было решено отозвать Тевкелева из Оренбургской экспедиции под благовидным предлогом приема иранского посольства в Петер­бурге и оставить там на неопределенное время.

В столице России Кутлу-Мухаммед-мурза, как и прежде, выполнял обязанности переводчика восточных языков и другие ответственные поручения императрицы в Коллегии иностранных дел, в том числе в 1739 г. был «приставом» при приеме импера­торским двором «знатного» иранского посольства. За раз­личные заслуги перед российским престолом в 1742 г. он был произведен из полковников в бригадиры, но по-прежнему оставался в Петербурге при Коллегии иностранных дел [34, с.80].

Шло время. Холодный разум былого сподвижника Петра I вел строгий отсчет прожитых лет и с каждым новым годом пре­бывания на службе в престижном, но малоперспективном ведом­стве Северной Пальмиры у стареющего бригадира Тевкелева все меньше шансов оставалось для того, чтобы достойно продолжить завещанное ему дело и достичь наибольшего успеха в своей слу­жебной карьере. Но в 1747 г., когда почтенный возраст россий­ского дипломата перешагнул уже за 70 лет, фортуна вновь улыб­нулась неутомимому мурзе и привела его в очередной раз в далекие оренбургские степи.

К этому времени русско-казахские отношения и общая между­народная ситуация в Оренбургском крае существенно осложни­лись. В 1742 г. начальником Оренбургской комиссии был назна­чен один из бывших соратников Петра I тайный советник И. И. Неплюев (1693—1773), позднее символично названный его биографа­ми «Петром Великим Оренбургского края». Два года спустя Оренбургская комиссия была преобразована в Оренбургскую гу­бернию, и И. И. Неплюев стал ее первым губернатором. В отличие от своих предшественников по управлению краем, не имевших сколь­ко-нибудь определенной и реалистичной программы действий в сопредельных с Россией азиатских странах и занимавших преиму­щественно выжидательную позицию по отношению к внутриполи­тическим событиям в Казахской степи, новый оренбургский на­чальник быстро разобрался в обстановке и, «не стесняясь в при­нятии мер к устранению препятствий», с самого начала стал жес­тко и последовательно проводить политический курс на полное подчинение правящей элиты кочевников государственно-админис­тративному аппарату Российской империи.

Бегло ознакомившись с новым местом своей административ­ной деятельности, И. И. Неплюев сразу же пришел к твердому убеждению, что в казахском обществе «между прочими особливо главному хану быть не только не полезно, но и вредительно быть может», и признал необходимым для интересов России стимулировать дальнейшее усиление центробежных тенденций среди казахских родов и племен. Политическая концепция И. И. Неплюева по отношению к казахским аристократическим лидерам была сформулирована им в 1743 г. в самой общей и лаконичной форме: «По здешнему усмотрению и слабейшему разумению весьма сходнее и полезнее ...чтобы их между собою в согласие не допускать», но еще за полтора года до того дня, как этот проект вылился в процитированную формулу, он начал предпринимать конкретные практические шаги по созданию ус­ловий для политической изоляции хана Абулхаира и понижения его общественного престижа среди разных социальных группиро­вок казахов-кочевников [35, с.32].

Эта политическая линия проводилась оренбургским губерна­тором и его помощниками в жизнь несколькими путями: посред­ством возведения новых укрепленных пограничных линий на се­веро-западе и севере региона, препятствовавших развитию кон­тактов казахов с соседними кочевыми народами; созданием по­литических условий для социальной изоляции и моральной дис­кредитации фигуры Абулхаира в общественном сознании казах­ского населения; путем целенаправленного усиления с помощью различных методов и средств взаимной конфронтации между наиболее влиятельными султанскими (чингизидскими) кланами.

Чтобы понизить авторитет Абулхаира среди наследственной кочевой аристократии и подвластных ему старшин, И. И. Не- плюев использовал такое эффективное средство, как целенаправ­ленный отказ удовлетворить просьбу хана Младшего жуза о смене аманата. Предоставление степным правителем своего сына в аманаты иностранному государю не являлось простым частным делом этого лица, а представляло важный международно-право­вой акт, означающий признание дающим монархом определен­ных политических обязательств перед принимающей стороной и установление отношений зависимости между ними. Бесплодность многократных попыток Абулхаира добиться от оренбургского губернатора с 1742 по 1748 гг. замены его среднего сына Кожах- мета (ум. в 1749 г.) другим сыном в качестве аманата выступала в общественном сознании казахов как показатель невысокого меж­дународного престижа хана, подрывала его прежний солидный имидж внутри и за пределами Степи. Исходя из данного социально-политического контекста проблемы смены аманатов, Абулхаир с исключительной последовательностью и упорством требовал от И. И. Неплюева в течение семи лет возвращения султана Кожахмета из России в свои кочевья [36, с.458].

Столкнувшись с откровенным нежеланием оренбургского на­чальника считаться с его социальным статусом и политическими интересами, и в первую очередь, с мотивированной просьбой возвратить Кожахмета в Младший жуз, Абулхаир вступил в середине 40-х гг. XVIII в. в открытый поединок с И. И. Неплю- евым. В 1743 г. хан предпринял вооруженный набег на Сорочин- скую крепость, где находился его сын, и попытался силой оттуда увезти Кожахмета, но эта попытка ему не удалась. Вслед за тем Абулхаир организовал ряд крупных набегов на российские погра­ничные укрепления по Яику и станицы яицких казаков, совершил несколько разорительных вторжений в кочевья волжских калмы­ков, неоднократно подвергал грабежам торговые караваны рус­ских и среднеазиатских купцов, транзитом следовавших в Орен­бург через его кочевья, и захватывал в плен прилинейных жите­лей, которых затем отправлял в аулы подвластных ему старшин и батыров. При этом из Степи в Оренбургскую губернию и Петербург неоднократно поступали вполне однозначные посла­ния. Хан Абулхаир и казахские старшины Младшего и Среднего жузов настоятельно просили императрицу снова прислать к ним мурзу Тевкелева, видя в нем единственного политика, который глубоко разбирался в проблемах казахского народа и был в состо­янии справедливо решать их в соответствии с народными инте­ресами и потребностями.

Ситуация на границе с Казахской степью еще больше ослож­нилась в 1746—1747 гг. в связи со смертью в урге давнего непри­ятеля казахов джунгарского хана Галдан-Цэрена (1727 — 1745) и началом острых междинастических распрей ойратских князей за ханский престол, в результате чего Джунгария перестала быть опасным соседом для казахских жузов. Именно в это время Абулхаир совершил ряд наиболее дерзких набегов на укреплен­ные пограничные пункты Оренбургской линии, улусы волжских калмыков и прилинейные поселения русских крестьян и яицких казаков, а также беспрестанно производил в Степи грабежи тран­зитных торговых караванов, что почти полностью парализовало русско-казахскую и русско-среднеазиатскую торговлю в Орен­бурге. Вспоминая двадцать лет спустя негативные послед­ствия политического противостояния казахского хана и оренбург­ского губернатора, К.-М. Тевкелев писал, что «Абулхаир-хан по ссоре с Неплюевым восемь лет ... в Оренбург не приезжал с ним для свидания, и от того многие затруднения, беспокойства и опасности тогда происходили» [37, с.5-6].

При таких угрожающих обстоятельствах «выведенный из терпения» постоянными набегами казахов оренбургский губерна­тор И. И. Неплюев был вынужден искать пути нормализации политической обстановки в Оренбургском крае, что побудило его в 1746 г. поставить перед Сенатом и Коллегией иностранных дел вопрос о необходимости административного отстранения Абул­хаира от власти и инициировании среди казахских старшин идеи выбора нового хана, а несколько месяцев спустя просить у цар­ского правительства позволения применить ему жесткие меры против казахов — «одними яицкими казаками один или два улуса выру­бить до самого младенца, и тем их в страх привести».

Однако в Коллегии иностранных дел возобладало гораздо более трезвое и прагматичное мнение о том, что дальнейшее продолжение жесткой конфронтации наместника края с казах­ским ханом и поддерживавшими его кочевниками будет иметь самые печальные последствия для экономических и политических интересов России в казахстанском регионе. Поэтому императри­ца Елизавета Петровна своим указом от 7 июля 1747 г. распоря­дилась направить из столицы в Оренбург бригадира К.-М. Тев­келева с широкими полномочиями и, в первую очередь, «Абулха­ира с тайным советником в дружбу привесть». В этом примирении были заинтересованы обе конфликтовавшие стороны: И. И. Неплюев — потому, что оказался в политическом тупике, а для Абулхаира продолжение вражды с оренбургским губерна­тором могло обернуться скорым ослаблением его влияния на под­властных казахов, недовольных разрывом торговых связей с Рос­сией, и усилением в Степи его давнего политического соперника в борьбе за власть султана Среднего жуза Барака (ум. в 1750 г.), расчетливо пользовавшегося расположением Неплюева и его бли­жайших помощников. В интересах умиротворения хана офи­циальный Петербург был готов пойти даже на некоторые уступки в его пользу. В частности, в инструкции Коллегии иностранных дел, которой был снабжен Тевкелев, предусматривалось в случае упорного нежелания Абулхаира отдать в аманаты вместо Кож­ахмета другого сына от ханши Бопай (ум. в 1780 г.), согласиться при­нять его побочного сына Чингиза (ум. в сер. 1760-х гг.), рожден­ного от бывшей «невольницы» калмычки Баяны. С целью скорейшего ослабления конфликтного состояния русско-казахских отношений на границе России со Степью Коллегия иностранных дел своевременно оповестила об отправлении К.-М. Тевкелева с миротворческой миссией в Оренбургский край губернатора И. И. Неплюева, а тот в свою очередь оперативно довел через своих людей эту важную информацию до хана Младшего жуза.

22 октября 1747 г. бригадир К.-М. Тевкелев вместе с сопро­вождавшей его свитой благополучно прибыл в Оренбург и встре­тился с губернатором И. И. Неплюевым. После непродол­жительного обсуждения общей ситуации в Оренбургском крае оба чиновника определили местом своей будущей официальной встречи с ханом Абулхаиром Орскую крепость, расположенную на границе казахских кочевий. В качестве наиболее подходящей даты ее проведения был выбран июль 1748 г., когда казахские аулы обычно прикочевывали из отдаленных мест на свои джайляу в северные и северо-западные районы степи и приближались для торговли к Оренбургской пограничной линии [38, с.1371].

Известие о приезде бригадира Тевкелева в Оренбург вско­лыхнуло все самые светлые мысли и чувства Абулхаира. В напи­санном им 8 декабря 1747 г. письме к своему долгожданному тамыру мы читаем преисполненные большими надеждами и ра­достным волнением слова: «Превосходительный, истинный, ста­ринный, яко душе моей подобный, усердный друг Мурза! При­ношу мое благодарение и хвалу своему творцу за то, что вы по указу Е. и. в. прибыли благополучно, и, услыша того, вседушевно и весь народ наш радовались. ...Превосходительный мурза, мы вас имеем ныне за великую вещь и диковину, которая нам весьма чувствительна... Приезд ваш почитаю за высочайшую Е. и. в. милость, ...благодарение приношу в том, что как сначала удосто­ен, так и ныне вспомянут отправлением вашим, яко начинщика наших дел, бывшим у нас, и знающим нашего народа обряды, не оставлен...» Такое же приподнятое настроение позднее появилось и у казахских старшин Младшего и Среднего жузов, когда до них дошли сведения о скором приезде мурзы Тевкелева в Орск. В связи с этой долгожданной новостью в ставке хана Абулхаира в июне 1748 г. состоялся курултай 500 знатных представителей наследственной аристократии и старшинской группировки двух жузов, на котором старшины приняли единодушное решение «во всем отдаться на волю Абулхаир-хана и просить его, хана, к лучшему сысканию доброго способа дабы старался». Несколько дней спустя на новом, еще более расширенном, народном курул­тае старшины постановили поступить так, как и на прежнем совете было положено». Здесь же было принято важное реше­ние — поручить «исправление дел Средней орды» непосредственно ближайшему сподвижнику Абулхаира батыру Жанибеку (ум. в 1750 г.), пользовавшемуся огромным влиянием среди кочевников Среднего жуза [39, с.154-172].

К.-М. Тевкелев со своей стороны активно использовал семи­месячный период пребывания в Оренбурге для тщательного изу­чения политической ситуации в крае и соседних казахских зем­лях. Здесь он обстоятельно обследовал документы оренбургской пограничной канцелярии последних лет о состоянии русско-казахских отношений, часто обсуждал с И. И. Неплюевым различ­ные аспекты проводимой им политики в регионе и вел оживлен­ную переписку с казахскими султанами и старшинами по широ­кому кругу самых разных вопросов, интересовавших как местную российскую администрацию, так и кочевников-казахов. К концу весны 1748 г. общая подготовка к проведению миротворческой миссии была закончена, и 20 мая того же года бригадир Тевкелев и губернатор Неплюев отправились из Оренбурга в Орскую кре­пость для свидания с ханом Абулхаиром.