Культура Київської Русі

Иная возникала  ситуация, когда князь союза племен стновился князем «союза союзов)»  — политических образований, появлявшихся вследствие главным образом внешних причин и обстоятельств, и потому противоречивых и недолговечных. Деятельность главы «союза союзов» отличала известная самостоятельность и независимость с вытекающим отсюда принуждением. Следовательно, восточнославянский князь открывается нашему взору как сложный социально-политический феномен, характеризуемый двойственностью: с одной стороны, он, будучи князем союза племен, воплощал родоплеменную власть, с другой стороны, являясь князем «союза союзов», выступал как носитель элементов публичной власти), имевшей, однако, примитивный характер, по

скольку в атмосфере господства родоплеменных отношений она принимала и не могла не принять форму главенства одного союза племен над остальными, сформировавшими вместе с ним «союз союзов». В результате вождь (князь) возвысившегося племенного союза подчинял вождей прочих союзов. Яркую иллюстрацию этому берем у Масуди, который рассказывает о племени Валинана, управлявшем другими славянскими племенами, чьи цари повино¬вались Маджаку — царю Валинаны.

Князь «союза союзов»  влиял на князя союза племен, пробуждая в нем стремления вывести свою власть за пределы, очерченные родоплеменными традициями. Эти стремления находили под¬держку и опору в дружине, которая в IX в. уже постоянно окружала князя и занимала в социально-политической сфере прочные позиции. Усилению княжеской власти содействовали богатства, добываемые во время войн. Правда, материальные ценности тогда не стали еще средством социального порабощения и эксплуатации. Они имели сакральный характер, попадая в зем¬лю либо в виде кладов, либо в качестве погребального антуража . Богатство заключало в себе еще и престижный момент, укрепляя общественное положение тех, кто владел им .

Все это, вместе взятое, порождало тенденции к отлету княжеской власти от народной почвы, способствуя тем самым возникновению зачатков публичной власти. Но мы слишком опередим события, если скажем, что такой отлет состоялся. Княжеская власть находилась пока под покровом родо-племенных отношений. И князь, несмотря на перемены в своем положении, постарому был еще органом родо-племенного строя.

Мы нарисовали лишь самые общие контуры роста  княжеской власти у восточных  славян VI — середины IX в. Скудость источников не позволяет дать более полную и наглядную картину истории князей в восточнославянском обществе. Поневоле приходится излагать сюжет схематично и приблизительно.

На протяжении второй половины IX—X вв. обозначенные нами свойства княжеской власти получили дальнейшее развитие. Важную роль при этом сыграл ряд факторов. Одним из них было появление варягов в Восточной Европе.

Сейчас становится очевидным, что игнорирование деятельно¬сти  варяжских отрядов на Руси столь же ошибочно, как и преувеличенное представление об их значении в истории древнерусского общества . Мы оставляем в стороне так называемую нор¬маннскую проблему, поскольку в нашу задачу не входит ее обсуждение . Это — предмет специального исследования. Нам хочется высказать лишь некоторые соображения о влиянии варя¬гов на эволюцию княжеской власти.

С превращением отдельных пришельцев-варягов в древнерусских князей тенденции к отрыву княжеской власти от народа,, наметившиеся в восточнославянском обществе, получили новый импульс. Понять, почему это произошло, нетрудно: причиной послужило то, что варяги являли собой инородное тело, которому надлежало прижиться в чужой среде. Вот эта инородность и спо¬собствовала углублению упомянутых тенденций. Не надо, разумеется, чрезмерно переоценивать данный факт, ибо варяжские князья весьма скоро ассимилировались со славянами70. Но какую-то роль, пусть даже минимальную, он всетаки сыграл. Другой стимулирующий толчок публичная власть князя испытала в связи с объединением северной и южной Руси при Олеге. Ф. Энгельс по поводу образования большой государственной территории у германцев говорил: «Ввиду обширных размеров государства нельзя было управлять, пользуясь средствами старого родового» строя...». Нечто похожее наблюдаем и на Руси, когда Олег объединил Новгород и Киев, вследствие чего образовалась огромная территория, управление которой предъявляло несколько иные запросы к княжеской власти, требуя от нее большей активности и самостоятельности. И мы видим, что Олег преуспевает в этом; «Се же Олег нача городы ставити, и устави дани словеном, кри-вичем и мери, и устави варягом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля...».

     В истории  публичной власти, персонифицирующейся  в лице киевского князя и  его дружины, существенную роль сыграло подчинение племенных княжений (союзов племен) Киеву. Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что конец IX и X вв. прошел под знаком объединения древлян, северян, радимичей, вятичей, уличей и прочих вокруг полянской столицы. В результате к исходу X в. сло¬жился грандиозный «союз союзов», охвативший территориально почти всю Восточную Европу74. Образование этого, если можно так выразиться, общенационального восточнославянского союза протекало отнюдь не мирно, а в напряженной межплеменной борьбе, завершившейся в конечном счете победой Киева. В основе объединения племенных княжений лежали противоречивые стрем¬ления. С одной стороны, к союзу влекли национальные задачи: освобождение от владычества хазар, противодействие варяжской агрессии, ликвидация серьезнейшей угрозы, нависшей над Русью с появлением в южных степях печенегов, организация совместных походов на Византию, Болгарию, страны Востока ; с другой стороны, строительство союза осуществлялось с помощью прямого насилия, идущего от Киева, озабоченного поисками данников. В процессе многочисленных «примучиваний» восточнославянских племен выковывалась публичная власть киевских князей и окружавшей их знати. Однако следует иметь в виду, что эти «примучивания» не являлись делом рук исключительно князей и дружины. Для покорения соседних племенных княжений и удержания их в даннической зависимости сил одной дружины явно не хватало. Только народное войско (летописные «вои») в состоянии было сделать это. И мы нередко наблюдаем, как киевские князья прибегают к услугам народных ополчений, используя военную организацию племени полян как орудие военно-политической гегемонии и господства над остальными племенами. Отсюда вполне убедительной представляется точка зрения тех ис-следователей, которые рассматривали взаимоотношения восточно-славянских племен конца IX—X в. как историю возвышения полянской общины, подчинявшей окрестные славянские племена . Получается, таким образом, что складывание союза племенных княжений в указанное время выливалось в форму господства племенного княжения полян над другими племенными союзами. Само собой разумеется, что киевская знать, кровно заинтересованная в данях, проявляла недюжинную энергию в утверждении господства своего племени. Такой ход событий имел очень важные социальные и политические последствия, ибо он вел к сглаживанию общественных противоречий у полян, вынося их как бы во вне. А это значит, что в Полянском обществе внешняя эксплуатация в виде даней превалировала над внутренней , что оторванная от народа и опирающаяся на насилие публичная власть упражнялась преимущественно на покоренных и покоряемых племенах.

В источниках прослеживается постепенное установление и усиление власти киевских князей над племенными союзами восточных славян. Повесть временных лет под 883 г. рассказывает, как Олег, обосновавшись в Киеве, начал «воевати древляны, и примучив а, имаше на них дань по черне куне» . В следующем году он пошел «на северяне, и победи северяны, и возложи на нь дань легъку, и не дасть им козаром дани платити, рек: „Аз им противен, а вам не чему"» . Затем Олег «посла к радимичем, рька: „Кому дань даете?" Они же реша: „Козаром." И рече им Олег: „Не дайте козаром, но мне дайте". И въдаша Ольгови по щьлягу, яко же и козаром даяху» . Легко заметить, что политику Олега харастеризует определенная гибкость. К непримиримым врагам полян древлянам князь применяет неприкрытое ничем насилие. С радимичами и северянами завязываются более сложные отношения. Учреждение власти над северянами, сопряженной с взиманием дани, Олег осуществляет под флагом освобождения их от владычества хазар, бросая при этом приманку — «дань легъку». Радимичи платят по старой таксе, но тоже освобождаются от гнета хазар, что, надо полагать, было благом. Вероятно, подчинение северян и радимичей (в отличие от древлян, «примученных» Олегом) являлось в какойто степени добровольным. Следовательно, собирание восточнославянских племен вокруг Киева производилось как с помощью насилия, так и согласия.

О том, что формирующийся  союз племенных княжений предполагал  не только голое насилие, но добрую волю, можем судить и по некоторым  другим летописным фактам. В 907 г. «иде Олег на Грекы, Игоря оставив Киеве, поя же множество варяг, и словен, и чюдь... и кривиче, и мерю, и деревляны, и ради-мичи, и поляны, и севере, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, яже суть толковины» . В приведенном перечне союзников Олега встречаем тех, чей союз с Киевом был, как явствует из предшествующих событий, добровольным. Это — словены, кривичи, северяне, радимичи и некоторые финские племена. Но в перечне названы еще и племена, которые завоеваны были киевскими князьями позднее, например вятичи, хорваты и дулебы. Отсюда заключаем, что названные племена вошли в Олегов союз на добровольных началах. Образующийся восточный всеславянский «союз союзов» строился отнюдь не на принципах равенства племен. Господствующее положение в нем занимало «княжение» полян, что ставило киевского князя на голову выше «периферийных» князей, бывших у него «под рукой». Подтверждение нашей мысли находим в договорах Олега с греками, заключенных от имени «великого» князя киевского и «великих», «светлых» князей, «под Олгом сущих». Упоминаемые в документах «великие» и «светлые» князья суть племенные князья, т. е. главы племенных княжений, подвластные Олегу. Несмотря на подчинение ему, они пока титулуются «великими» и «светлыми»

  В дальнейшем  власть киевского князя усиливалась  за счет поглощения власти  князей племенных союзов, что  запечатлел договор Игоря с  Византией 944 г. Там по-прежнему  фигурирует «великий» князь киевский, но вместо «великих» и «светлых»  князей мелькают просто «князья», подручные Игорю. Можно на этом основании полагать, что титул «великий» к середине X в. сохранялся лишь за киевским князем, тогда как другие племенные князья его утратили.   Следовательно, статус их зна-чительно пал по сравнению с началом X в.

Новый решающий шаг  в укреплении власти киевского кня¬зя сделал Святослав — князь-витязь, жаждущий битв и воинской славы, приводивший  «под ся» окрестные племена и  народы. В договоре Святослава с  императором Цимисхием, как тонко  подметил С. В. Бахрушин, нет никаких  упоминаний о племен-ных князьях. В нем речь идет о «велицем князи рустем» Свя-тославе, его воеводе Свенельде, о «болярах» и всех остальных, заключенных в общем понятии «русь» . С. В. Бахрушин отсю-да верно заключил, что ко времени княжения Святослава с «мелкими князьями», под которыми он разумел племенных князей, было в основном покончено: их либо истребили, либо свели на степень посадников великого князя киевского. Показательно в этой связи то, что Святослав «сажает» сына своего Олега «в деревех» . Дело, начатое Святославом, завершил Владимир, посадивший, по словам летописца, «Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме, Святослава Деревех, Всеволода Володимери, Мстислава Тмуторокани» . Практически все восточнославянские земли оказались в руках «володимерова племени». Династия киевских князей утвердилась на костях племенных князей, павших в борьбе с Киевом. Отзвуки этой кровавой борьбы сохранились в летописных записях, рассказывающих об умертвленных древлянских старейшинах и об убийстве Владимиром полоцкого князя Рогволода .

Положение князей «Рюрикова  дома», сменивших племенных князей, представляется двойственным. С одной  стороны, они являлись наместниками великого князя киевского, что обязывало  их поддерживать контакт с Киевом, оказывая ему военную и финансовую помощь. С другой стороны, принимая на себя роль местных князей, они  как бы срастались с туземной почвой, превращаясь в орган власти местного общества. В этом последнем своем качестве князьянаместники неизбежно проникались интересами управляемых ими обществ и в известной мере противостояли Киеву .

В процессе властвования над «примученными» племенами социальные позиции киевского князя и  его дружины все более укреплялись . Это не могло не сказаться на функциях княже-ской власти, ставшей сложнее и самостоятельнее. Чем же занимались киевские князья X столетия? На них по-прежнему возлагали задачи военного руководства и дипломатических сношений. Они выступали организаторами походов в чужие страны и соседние восточнославянские земли. В их облике еще много черт, присущих военным вождям прошлого, главная из которых — непосредственное участие в сражении, причем в качестве передового воина, увлекающего своей личной удалью и отвагой остальную рать. «Не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду: аще моя главая ляжеть, то промыслите собою»,— говорил Святослав своим бойцам накануне битвы с греками. И воодушевленные «вои» отвечали: «Идеже глава твоя, ту и свои главы сложим» . Если взятый из летописи эпизод можно еще объяснить свойствами характера Святослава, которого наши историки нередко чересчур противопоставляют Владимиру, то другой случай, описанный Повестью временных лет, не вызывает сомнений насчет князя — военного предводителя в самом непосредственном смысле слова. В 946 г. Ольга «собра вой много и храбры и иде на Деревьску землю. И изидоша деревляне противу. И сънемъшемася обема полкома на скупь, суну копьем Святослав на деревляны, и копье лете сквозе уши коневи, и удари в ноги коневи, бе бо детеск. И рече Свенелд и Асмолд: „Князь уже почал; потягаете, дружина, по князе". И победиша деревляны» . В приведенной записи, независимо от того, был ли реальным упомянутый в ней эпизод, отразился взгляд на древнерусского князя как на вождявоина, ведущего в бой свое войско .

Кроме организации  наступательных войн князь должен был  «блюсти» землю, где княжил, т. е. оборонять  ее от внешних врагов. Летопись достаточно рельефно изображает озабоченность  Игоря, Святослава, Владимира в плане оборонительных мер, направленных против угрозы извне .

В круг занятий киевского  князя X в. входило подчинение восточнославянских племен и поддержание военно-политического  господства над «примученными» соседями. Более зримо, чем раньше, выступают  религиозные функции князя. Летопись рассказывает о языческой реформе, проделанной Владимиром, о многочисленных жертвах «кумирам», приносимых киевскими людьми во главе с князем .

Расширились права  князя в области суда и управления. Правда, у нас нет уверенности в том, что князь X в. являлся законодателем. Однако современные исследователи пытаются восстановить некоторые моменты правотворчества князей рассматриваемой поры. Так Л.В. Черепнин утверждает, что уже в начале X в. на Руси «существовал какойто правовой кодекс, служивший руководством для суда» , т. е. «был создан сборник законов («устав и закон русский», прототип позднейшей Русской Правды), на основе которого производился суд. Это был закон классового общества». По мнению Л. В. Черепнина, составлением сборников правовых норм («уставов»), предназначенных для судебных органов, занималась также княгиня Ольга. Политическая линия, намеченная в «уставах» Ольги, была продолжена в «Уставе земленом» князя Владимира. По Л. В. Черепнину, все это — памятники феодального права. В своих предположениях автор часто основывается на логических допущениях, на сомнительном сравнении руссковизантийских договоров и летописных записей о событиях X в. со статьями Русской Правды, точнее — с отдельными ее нормами и терминами. С большей осторожностью рассуждает А. А. Зимин, «Вопрос о существовании письменных законов русских в начале X в. остается спорным»,— говорит он. А. А. Зимин полагает,что в период княжения Олега еще действовало «обычное право („законы")» и лишь при Игоре появляются княжеские законы— «уставы» и «поконы» . При этом «все княжеские узаконения первой половины X в., вероятно, состояли из отдельных казусов. Общинное право еще далеко не полностью утратило свою силу. «Уставы» князей пока лишь дополняли его, не вводя новых правил, в корне ломающих правовые устои общины. Для этого княжеская власть еще не чувствовала себя достаточно

  сильной» . И только Ольга в «уставах» и «уроках» подвела юридическую основу под княжое хозяйство и ввела закон, охраняющий жизнь княжеских дружинников . Законодательство по вопросам княжого хозяйства, начатое Ольгой, продолжил Владимир в принадлежащем ему «уставе земленом» .