Духовный строй старообрядческого предпринимательства: альтернативная модернизация на основе национальной традиции

     Такие важные категории, как «послушание (смирение)», «молитва», «пост», «благочестие», остаются, несомненно, в центре системы взглядов на методы спасения души. Но «труд» занял в этой системе одно из значительных мест. Фактически, новая категория не вытеснила «молитву» и пр., но начала сливаться с ней. Из сорока двух случаев сопряженности категорий: «труд» и «духовная деятельность» двадцать один раз речь идет не о парной, а тройственной корреляции, т.е. одно упоминание одного индикатора, связанного с категорией «труд» имеет одновременно семантику и физического, и духовного труда, и такая связь, единство подчеркивается авторами «Истории».

     Это просматривается в жизнеописаниях киновеархов, а в ряде случаев физический труд и религиозно-этическая деятельность, прямо объединены в понятия «строительство общежительства». Сама цель основателей общины двуедина и определена как стремление «телесное житие строиги и душевное спасение обустроито, в неплодных (землях) прокормлении примыслити и душевную трапезу… оуготовити». Единство этической оценки физического и духовного труда свидетельствует о превращении данного понятия в основную «комплексную» добродетель и основное средство спасения. На это есть и прямые указания. Труд охарактеризован как подвиг: «колик труд подъя, колик подвиг показа», «колики же того в пустыни подвиги, колик же того труд и поты». «Подвиг» очень значимое понятие в христианской доктрине, так как «земная жизнь человека есть время подвига, время приготовления человека к будущей вечной жизни. Следовательно, задача земной жизни человека заключается в том, чтобы должным образом приготовиться к грядущей вечности».

     В свете вышеизложенного логичен вывод о том, что труд для Выгоречья стал не методом искупления грехов (об этом в «Истории» нет упоминаний) и не только средством «удручения плоти», но превратился в способ «приобретения пищи, паче же спасения ради». Поэтому молитва должна бала не только предшествовать труду (как рекомендовала синодальная церковь), но требовалось «с молитвою трудиться».

     Причины таких изменений лежали в том, что в тяжелых природных условиях только упорный и самопожертвенный физический труд мог дать шанс «супротив сил Антихриста». Соблюдать умеренность в труде, «надеяться больше на промысел божий», «истинно верующие» уже не могли, если хотели спастись физически и духовно. Для того чтобы стимулировать такой труд, в условиях тогдашнего мироощущения была необходима «божественная санкция». И труд, направленный в конечном итоге на спасение веры, был освящен. Призвание православного человека к совершению «подвига» во спасение души приняло конкретную форму. Наряду с духовно-нравственным трудом, физический стал призванием и самоцелью членов общины (что характерно и для протестантизма). В целом можно говорить о формировании системы религиозно-этических взглядов, духовной концепции «труда благого Бога ради». 

                     6. Переворот А.Денисова  в Выговской пустыни 

      Признание душеспасительным для общинников физического труда, в том числе интенсивного, его сакрализация не смогли обеспечить «возрастания веры» и воссоединение разрозненных групп старолюбцев. Скудость северных почв, господство крепостничества в сельскохозяйственных районах и другие факторы заставили искать новые средства вне аграрной деятельности. Обращение староверов к морским и лесным промыслам довольно быстро выявило их ограниченные возможности, сезонность и спорадичность. В то же время в новых социально-экономических условиях конца XVII − начала XVIII вв. эффективным оказался торговый промысел. При этом «купецкое дело», считавшееся источником стяжательства и обогащения, не имело необходимого религиозного статуса, оно считалось еще более «нечистым», чем пахотный труд, несмотря на некоторые попытки Иосифа Волоцкого добиться смягчения общественной оценки.

     Но  изменив одну норму, старообрядцы пошли  дальше. В ситуации эсхатологического стресса, под воздействием своей конструктивной эсхатологии, на основе новых личностных характеристик и при отсутствии других способов сохранения церкви и спасения веры старообрядческие общины смогли преодолеть это противоречие.

     Ряд общежительств обратился к предпринимательству. Одними из первых староверческих прибыльщиков явились члены Выговской общины. Здесь в комплексе духовного и физического «благого» труда была интегрирована деятельность по организации работ. В «Истории пустыни» исполнение функций организаторов также обозначено категорией «труд», упоминается «многоценный» труд «десяточных» старост, надсмотрщиков, нарядников и прочих, которые «труждахуся братией» и «в поте лица своего ядаху хлеб свой». Многократно прославлялись организаторские способности.

    Когда очередные «великие зябели» снова привели изнурительно трудившуюся общину на грань вымирания, когда выговцы «толчаху солому и сосновую кору и траву ядаху», и даже сбор милостыни для закупки дешевого хлеба на нижней Волге не изменил ситуацию, киновиарх А.Денисов принял историческое решение. Непринятие мира «никониян» можно было проповедовать, но сохранить общину при таком непринятии оказалось невозможным. И Денисов решил использовать этот мир. Необходимость строительства «Града Грядущего», уже состоявшееся освещение труда (в том числе физического и организаторского) и возможность религиозного санкционирования практически любой деятельности, направленной на достижение главной цели, привели руководство Выговской пустыни к фактическому отказу от запрета на общение с враждебным миром. Этот переворот проводился Денисовым исподволь. Во время своего путешествия в Киев киновиарх удивил своих спутников тем, что дал напиться из своей чашки прохожему, а затем «не ввергнул чашку в презрение», а вымыв ее и перекрестившись, «повелел из нее ясти и пити». «Старая вера», получившая на Выге некоторые новые черты, позволила ответить одной из объективных тенденций в противоречивой действительности большого мира, теснившего, отвергавшего, но… питавшего «незаконнорожденный» малый мир.

    Чтобы стабилизировать положение общины, Денисов в Киеве и других районах  «начал из добрых людей, на торг и с половины денег просить… он же своих людей избрав и начал посылать в низовые городи хлеба покупать и в Санкт-Петербург ставить… и от того бывшие вели помощь и пособие братству». Выговцы начали торговлю поволжским хлебом и в других областях, привлекая к этому единоверцев из различных регионов, прежде всего Поволжья. Община была спасена, появилась материальная база для ее развития и распространения «истинного благочестия», консолидации веры. Лед конфессионального неприятия предпринимательства был сломан, за Выгом последовали и другие общежительства.

    Такое важное новое положение должно было отразиться в идейной и этической  сфере. В «Истории» встречен лишь один случай осуждения «сребролюбия» (старцем Павлом Торомским). Главы общежительства, напротив, прямо связывали торговлю с «богоугодным трудом» и духовными целями общины, т.е со спасением. К «благому» труду причислялись торговля и предпринимательство в целом. Руководство Выговского общежительства было признано, что умножавшееся «внешним промыслом всяко изобильство», распространившееся «от пашен и от торгов», является «внешнего Бога промыслом». Таким образом, создание экономической базы было закреплено руководителями староверов.

    Но, несмотря на радикальность перемен, в отличии от петровских преобразований они имели характер не ломки старого, а органической , хотя и ускоренной, эволюции на новом историческом этапе цивилизационного развития, что являлось частью реформационного всемирно-исторического процесса. Основы таких метаморфоз содержались в виде определенных тенденций в недрах традиционного православия.

    В деятельности староверов речь шла не только об исторически-преемственном развитии идей «Домостроя». С XIX в. Многие российские мыслители, в том числе П.Я.Чаадаев, В.С.Соловьев и др., отмечали самоконсервацию православной культуры в состоянии потенциальности, без развития «потенций хранимого» при отсутствии традиций закрепления нового в догматике. Связанное с этим уклонение в абсолютное порождало дуализм религиозного мышления, да и общественного менталитета в целом. Духовная пассивность соседствовала со стремлением к немедленному осуществлению Благодати (эта нравственная тенденция легла на почву, удобренную языческим фатализмом восточных славян). Еще Илларион Киевский в середине XI в. намекал на приход Благодати на Русь с общенациональным крещением, восклицая: «Христос победил! Христос одолел! Христос воцарился!». 

                7. Эволюция духовного строя старообрядчества 

      В старообрядчестве верность  преданию, возведения в принципы, и в то же время осознание серьезной угрозы «переданному отцами, наложившись на эсхатологизм, привели к снятию упомянутого дуализма и к переходу а активной деятельности, целью которого являлось непосредственная подготовка к финалу уже начавшего разрушаться мира. На деле наметилась замена традиционалистского стремления к сохранению простого воспроизводства (в социально-религиозном, хозяйственном, историческом аспектах в целом) постановкой задачи расширенного воспроизводства, осознанием необходимости пусть и своеобразного, но деятельного развития.

    Формировавшийся духовный строй старообрядчества продолжал  эволюционировать. Предпринимательство было зафиксировано в этико-религиозной системе староверов как еще одно важное средство спасения веры и души, но с существенными оговорками. Во-первых, в процессе торговли должны были соблюдаться определенные этические нормы: «Не яко чюжее похищая Злато… аки добрым вдающе торжникам да куплю сотворите советовали киновиархи и прикуп добрый обрящете ползу душевную».

    Во-вторых, получение «доброго прикупа» признавалось душеспасительным актом при обязательном условии общественного характера адресации прибыли. Труд в целом и предпринимательский труд, в частности, предназначались для нужд общежительства. Даже тогда, когда он являлся индивидуальным, он должен был служить «братии». И только в этом случае труд получал божественную санкцию. Андрей Денисов наказывал в своем духовном завещании хранителям благочестия всех рангов, «имея о спасении душ своих попечение неусыпное», работать с усердием и пребывать постоянно именно «в братских трудах», что логично вытекало из вышеизложенных мотивов освящения трудовой деятельности.

    Действительно, трансформация старообрядчества из конфессиональной общности в конфессионально-экономическую происходила в силу ряда причин в общинно-артельных формах, что относится и к поповцам и к беспоповцам. Отечественные ученые отмечают, что «сам факт выживания и деятельности старообрядческой общины в условиях российской государственности явление уникальное в истории русской культуры и экономики». Община и после перехода роли главных центров старообрядчества к крупнейшим городам, прежде всего к Москве, в конце XVIII – XIX вв. сохраняла огромное значение, в том числе хозяйственное. Она играла серьезную роль в старообрядческом предпринимательстве, где действовал своеобразный экономический механизм, развитая сбытовая сеть (совпадавшая с сетью конфессиональных межобщинных связей), сложная кредитная система, координация поставок сырья, производства и сбыта. «Главным менеджером» оставалась староверческая община и ее Совет. Община регулировала в некоторой степени и отношения собственности. Продолжала действовать традиция возвращения части прибыли в религиозную общину. Эта традиция в определенной степени распространилась на взаимоотношения старообрядческих предпринимателей с рабочими.

    В то же время в обширной зарубежной историографии аналогичных явлений западно-европейской истории в качестве важнейшей конфессиональной составляющей менталитета, в серьезной степени способствовавшей консолидации предпринимательства протестантских общностей, были выявлены отказ от корпоративной психологии и ренессансное восприятие личности, развитие индивидуализма. Без этого укрепление «духа капитализма» казалось западным авторам проблематичным. Предпринимательский менталитет протестантов в результате отрицания средневековой корпоративности перешел к индивидуализму с элементами общинности, формально конфессиональной, но носившей скорее социально-территориальный характер.

    Староверы не обладали таким индивидуализмом, как в Англии или Германии. Эсхатологический компонент их духовного строя в XVII – XVIII вв. носил очевидно групповой характер. Но и старообрядческое понимание личности отнюдь не было традиционалистским, как мы видели по результатам анализа наследия Аввакума, и вполне соответствовало новому времени с российской православной спецификой. 

                          7.1. Произведения старообрядческой книжности   

    Проследим эволюцию соответствующих установок  староверческой общности, неотъемлемой частью которой являлись предприниматели-старообрядцы, на основе анализа эсхатологических идей, отражавшихся в развитии старообрядческой книжности. Количество, состав, содержание и направленность изданий старообрядческих типографий определились потребностями старообрядческого книжного рынка и, соответственно, как считают исследователи, «повседневностью старообрядческой жизни, богослужебной практикой» староверов.

    В конце XVIII – начале XIX в. Наибольшее распространение получила назидательная  литература, обучавшая жизни во спасение («Альфа и Омега», «Цветники» и пр.). «Альфа и Омега», издававшаяся с 80-х гг. XVIII в., прямо ставила задачу – охватить все стороны жизни христианина, все знания, необходимые для спасения: «не ради мудрствующих мирское, но… к приобретению спасения». Исключительно популярны были и потому часто переиздавались Синодики – литературные сборники, описывающие «како подобает христианину жити», помогавшие поиску пути спасения, доступ-ного каждому, что и обеспечило данной литературе значительный спрос.

    В ряде других сборников, приобретших устойчивый состав после ряда изданий в конце XIII – начале XIX в., также важнее были на апокалипсические картины, а проблема спасения личной души.  В частности, многие из таких изданий включали «Слово о лжепророках и лжеучителях», где эсхатология являлась лишь фоном, усиливавшим сотериологию. В конце XVI – начале XIX в. Сформировалась традиция «Цветников», ставших «своего рода культурным мифом, своеобразной приметой и одновременно символом старообрядческой книжности». «Цветники» стали наиболее популярной литературой. Состав этих сборников не был фиксированным, а главная причина популярности заключалась в общей направленности, что подтверждается эволюцией их состава. Основная группа «Цветников» выросла из компиляций материалов Соборника. Поначалу здесь эсхатологическая направленность проявлялась в сочетании тем Страшного Суда и частного суда над душой. Но позже в наибольшей степени это название использовалось не для чисто эсхатологических, а синодичных сборников, посвященных поиску пути спасения не общей судьбы мира и человеческого рода, а частной судьбе конкретного человека по смерти и его воздаянию. К концу XVIII в.  Такое употребление названия «Цветник» стало традиционным, а к 20-м гг. XIX в. окончательно определился характер «Цветников». Отступление от него приводило к неудаче издателей. Известны случаи, когда перенос акцента с частного суда на общий, превращая сборник в эсхатологический и изменяя его характер, обрекало книгу на переиздание.