Духовный строй старообрядческого предпринимательства: альтернативная модернизация на основе национальной традиции

      Вопрос  о первичности укрепления экономической базы староверческих общин и формирования религиозно-идеологических стимулов предпринимательской деятельности в «древлеправославной» вере  был в целом решен в пользу последнего фактора. В первых же серьезных трудах, посвященных старообрядчеству, был сформулирован вывод: считать, «что сила раскола состояла в деньгах, в капиталах, значило бы принять следствие за причину», т.е. при сложной системе взаимодействия этих аспектов старообрядчества наиболее важными для активного участия староверов в генезисе нового хозяйственного уклада в XVIII−XIX вв. явился характер их религиозного учения, структура общины и другие особенности этой конфессионально-экономической общности. При этом авторы обращали основное внимание на социальные и личностные факторы старообрядческого предпринимательства.

      В XX в. для историков все более отчетливой становилась мысль о серьезном воздействии положений «старой веры» на старообрядческое хозяйствование. Так, А.И.Клибанов отмечал: « Не в самих ли началах старообрядчества заложены были зерна, давшие всходы, о которых не помышляли «руководители и идеологи». В то же время отсутствуют развернутая аргументация и специальные исследования. За исключением отдельных материалов, опубликованных в последние годы, несколькими такими общими замечаниями ограничивается современная историография проблемы конфессионально-этических факторов старообрядческого предпринимательства.

      В то же время современные, в том  числе количественные, методы исторического исследования, системный анализ и так называемый «цивилизационный» подход дают возможность приступить к рассмотрению конфессионально-этических факторов старообрядческого предпри-нимательства. 

2. Воздействие православной христианской религии

на  предпринимательство 

      В середине XVII в. вызревание российской цивилизации привело ее в эпоху, переходную к новому времени. Это сопровождалось масштабным кризисом, в том числе социокультурного характера, затронувшим все стороны общественной жизни, обеспечившим, в определенной степени, развитие социальных движений, благодаря которым столетие получило название «бунташного века». Как и в других развитых регионах мира, указанные процессы сопровождались укреплением государственности и ускорением экономического развития. Новые масштабы хозяйствования требовали новых социальных, психологических, культурно-идеологических и иных форм предпринимательства, зарождение которых постепенно готовилось в отечественном обществе.

         В преддверии нового времени русская духовность менялась. В этот период окончательно укоренилась православная христианская религия, как всегда в переломные эпохи, перед сменой этапов цивилизационного развития, резко усилились эсхатологические настроения. С развитием самого общества для различных сторон жизни людей все большее значение приобретали нравственные начала, теперь уже вполне сформировавшиеся и осознанные. В полной мере это относится к предпринимательству и хозяйствованию в целом, оценивавшемуся не на рациональной основе и в связи со своей эффективностью, а в соответствии с определенным духовно-нравственным порядком.

       Стяжательство бескомпромиссно осуждалось, по крайней  мере в идее. У предпринимателей складывалось чувство вины за богатство  и его стяжание «перед Богом и  перед людьми». На одно из первых мест в личном мироощущении предпринимателей XVII в. вышел вопрос о спасении души. Единственный выход торговые люди, промышленники и колонизаторы, не оставлявшие предпринимательского занятия, видели в покаянии и отмаливании грехов. Искупление вины могло быть достигнуто раздачей милостыни, пожертвованиями в пользу церкви и т.д.

      Но  речь шла не столько об обладании  богатством самим по себе, сколько  о стремлении к его приобретению любой ценой, когда человек  «больше работает богатству, а не Богу». Поэтому «любостяжание» и «лихоимание» в соответствии со словами апостола Павла связывались с грехом идолопоклонства. При этом отрицание не было абсолютным, а основывалось на развитии православных нравственных начал. Высшей добродетелью, противоположной грехам восьмой заповеди, признавалось лишь совершенное нестяжание. Но ограниченное стяжание, направленное на обеспечение определенного достатка, вполне соответствовало духовному миру человека XVI и особенно XVII столетий. Нажитое «духовно» становилось символом праведной жизни. 

      Церковь также усилила свое участие в  прибыльной хозяйственной деятельности, в том числе в «купле-продаже». В начале XVI в. Иосиф Волоцкий идейно обосновал такую деятельность как полезную и необходимую для церкви и государства.

       Выдающимся  провозвестником новых идей одухотворения  экономики стал знаменитый «Домострой» (середина XVI в.) − сборник поучительных текстов, где отчетливо выявляется религиозная мотивация хозяйственной деятельности, в соответствии с которой человек служит Богу не только постом и молитвой, но и повседневной жизнью, использованием собственности и праведного богатства. Этот учебник нравственного хозяйствования и хозяйственной нравственности не только описывал достоинства «праведного стяжания» − «от Бога греха нет, а от людей остуды, а от гостей похвала во всех землях, а в дому все благословенно», − но обещал, что за такое предпринимательство Бог «и от грехов освободит, и жизнь вечную дарует». Впервые хозяйствование, хотя и ведущее к ограниченному достатку, не только оправдывалось, но и определялось как путь к спасению, если его основой являлся труд. Греховным оставалось лишь неограниченное богатство, созданное насилием и неправдой. Не менее важными были требование самоограничения и умеренности, характерные и для западно-европейских аналогов. Хотя многие положения авторов «Домостроя» носили традиционалистский характер, такие нравственные принципы ориентировали на предпринимательство нового типа, основанное на иных методах.

      В целом вместе с развитием православной духовности и российского общества вызревал некий социально-психологический компромисс христианской морали со стяжанием на основе служения обществу и стремлением к экономическому развитию.

      Несомненно, речь шла лишь о тенденции закономерно  противоречивого духовного развития. Оставался нравственный дуализм мироощущения предпринимателей. Никто не мог быть уверен в будущем райском блаженстве - ни монах, ни крестьянин, ни тем более- торговец и стяжатель. И чем больше имущества, чем крупнее дело, тем сложнее душеспасение: скорее верблюд пролезет сквозь игольное ушко, сказано в Библии, чем богатый попадет в рай. В значительной степени именно поэтому русские хозяева, именитые купцы отличались особенной ревностью в вере. Кроме того, на уровне обыденного мировосприятия низших слоев общества, лишенных «имения», оно само по себе было греховным и не вело к добру. Об этом, в частности, говорят народные пословицы и поговорки той эпохи: «Деньги что каменья - тяжело на душу ложатся», «Беда деньгу родит», «Деньгами души не выкупишь» и др. Богатство считалось нечистым («От трудов праведных не наживешь палат каменных»), что обусловливалось неприятием многих методов его приобретения, широким распространением упрощенного этического комплекса православия, низким экономическим уровнем населения страны, а главное - традиционалистским мироощущением.

      Указанные противоречия была призвана разрешить модернизация российского общества. Но под влиянием исторических особенностей нашей цивилизации в России потенциально-модернизационная энергия начала свою трансформацию в кинетические формы в деятельности государства в отличие от западно-европейского социума, где движение началось «снизу». Общими в обоих случаях были не только значительные социальные издержки и людские потери, но и использование конфессиональных институтов, что являлось неизбежным в условиях религиозной доминанты социокультурной системы данного исторического периода. Преобразования Алексея Михайловича, объективно  направленные на обновление, начались с церковных реформ, инициированных патриархом Никоном, и были продолжены петровским «закрепощением» православной церкви, попытками навязать ей религиозно-идеологические элементы протестанизма. 

                         3. Идеи Петра I в предпринимательстве  

    Последовавший период характеризовался официальным  утверждением идеи благотворности предпринимательства для государства и общества.  Петр I, стремясь устроить Россию на рациональных началах, отводил купечеству важную роль в этом процессе. Сама по себе коммерция (под которой тогда понимали внутреннюю и внешнюю торговлю, организацию и управление мануфактурами и мастерскими, обеспечение судоходства и мореплавания, кредитное дело) в рационалистском мироощущении «правительствующих» новаторов уже не была нечистым делом, если она велась в соответствии с определенными правилами. 

       При этом улучшение нравственности, к которому стремился Петр, в значительной мере сводилось к попыткам заменить традиционную православную духовность на европейскую. Действуя на основе европейского рационализма, Петр не учитывал (по мнению Карамзина), что «дух народный составляет нравственное могущество государств», и внедрял новую культуру насильственно. «Хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают», − отмечал государь и предписывал Мануфактур-коллегии действовать «не предложением одним, а принуждением». Немаловажным было и то, что одновременно с принудительными нововведениями «сверху» так же насильственно консервировались многие традиционные элементы.

      В то же время, особенности духовно-нравственного  строя заключаются не только в наборе этических правил, но прежде всего в мотивах, целях, способах и социопсихологических средствах их соблюдения, механизмах действия императивов. Предписание новой духовности, взамен вызревавшей веками, даже Карамзин, апологет Петра, воспринимал как «насилие, беззаконное и для монарха самодержавного». В результате, как заметил И.С.Аксаков, «была нарушена духовная цельность русского народа… Русское общество заторопилось жить чужим умом, даже не будучи в состоянии его в себе усвоить». Деформировалось социальное и духовное развитие предпринимательства России. Здесь не было рациональной этики типа западно-европейской, а в отношении православного менталитета рационализация в то время и в тех условиях была объективно направлена на фактическую деэтизацию социальной практики, в том числе предпринимательской, т.е. ослабление воздействия религиозно-нравственных норм на реальное социальное поведение. Механическое восприятие западно-европейского социокультурного опыта, его внедрение в духовную атмосферу российского общества вели к «смесительному упрощению» (по выражению К.Н.Леонтьева) духовно-нравственного мира российского предпринимательства и русского народа в целом.

       Важно то, что речь шла лишь о начале зарождения нового общества, и широкие религиозные массы были еще далеки от такой глубокой трансформации, как изменение ментальности, представляющей собой один из наиболее консервативных цивилизационных компонентов. В большинстве социальных групп и слоев поверхностная европеизация почти не затронула основ как социальной, так и духовной жизни. Духовный строй в целом, и нормативная этика в частности, в значительной степени продолжали развиваться на основе традиционных ценностей. Торговый и ремесленный люд, не принимая в целом рационального государственного подхода и его основ – пользы и эффективности торговли и промышленности, во главу угла полагал традиционную религиозную нравственность. Даже появившиеся дворянские предприниматели не в состоянии были воспринять в достаточном объеме рациональную хозяйственную этику. Тем более не могли этого сделать широкие слои. Православное купечество подчинялось указам о введении новшеств, иногда по-своему искренне участвовало в явлениях новой жизни, но нововведения не отражали реальную эволюцию предпринимательской духовности.

       Впрочем, эволюция духовного строя отечественного предпринимательства не прекратилась, о чем свидетельствуют, например, сочинения И.Т.Посошкова, в определенной степени наследовавшего авторам «Домостроя». Но попытки навязать рациональные добродетели европейского купечества, фрагментарные нормы духовности иной цивилизации, обретенные Западом в результате длительной своеобразной социокультурной эволюции, Реформации и религиозных войн, порождали новые социально-психологические противоречия. Религиозность оставалась неотъемлемой чертой купечества, а благочестие предполагалось неприменным условием делового успеха, но произошла некоторая духовная эрозия. Увеличивалась дистанция между этнической практикой предпринимательства и сформированным этническим идеалом, далеко опередившим реальность. Осознававшийся разрыв приводил к обострению чувства вины перед Богом и перед людьми. Деформированное развитие духовного строя не давало выхода из сложившейся нравственной ситуации, что сдерживало двуединый процесс социальной консолидации российского предпринимательства и формирование его нового духовного строя. В то же время подчиненное организационное и идеологическое положение русской православной церкви в значительной степени ограничивало ее идейную гибкость в реакции на цивилизационное развитие. 

4. Старообрядчество  как явление, альтернативное

модернизации  российского общества 

      Иной  ответ запросам модернизации был  дан новой социоконфессиональной общностью, зародившейся в результате раскола русской православной церкви и русского православного социума,- старообрядчеством.

      В отечественной историографии XIX и XX вв. старообрядчество, или староверие, традиционно воспринималось как консервативное религиозное направление, результат социально-религиозной реакции на обновление российского общества, протест, связанный с защитой старины и национальной ограниченности, сочетавшегося  с антифеодальной оппозицией патриархального крестьянства и купечества, которые лишь позже «втягивались в рыночные отношения». В последние годы эта концепция начала преодолеваться. Старообрядчество постепенно осознается как явление, альтернативное государственной модернизации российского общества, проводившейся с конца XVII  в., но также представлявшее собой модернизационные процессы на периферии общества  − «периферии территориальной, вероисповедальной, социальной». Началось изучение развития старообрядчества как особого типа модернизации на базе трансформации православных ценностей, очищенных от этатизма. Конкретные исследования отвергают представления о староверах «как ярых врагах новаций в культуре».