Эдуард Грей: политический портрет

     Таким образом Грей, не получив одобрения  ни от кабинета, ни от парламента, фактически заявил об участии Великобритании в  возможном европейском конфликте. Но это заявление Грея так же осталось неизвестным правительству.

     За период 26-29 июля группе либеральных консерваторов фактически удалось подготовить Англию к войне без ведома парламента, кабинета, точнее - большей его части, и одобрения масс.

     Можно сделать вывод о том, что политика, проводимая в этот период, была направлена на развитие и усиление эффекта от "технических ошибок" Тройственного союза. Помимо этого, кроме политических шагов, предпринимались меры по укреплению обороноспособности Великобритании. Но основным достижением политики либеральных консерваторов можно считать то, что большинство населения очнулось от кризиса в Ирландии. Теперь о приближении войны знали не только заинтересованные люди, но и общество Великобритании в целом.

     Этот  заключительный период характерен колебаниями  в 
политике проводимой министерством иностранных дел Англии и 
лично Греем. Это во многом объясняется не только сложной 
обстановкой       внутри кабинета министров, но и внутриполитическими процессами в Англии - ирландским кризисом и выступлениями рабочих.

30 июля  стало подтверждением "бескорыстия"  и верности 
Англии своим обязательствам перед Бельгией. Так, в ответ на 
предложение канцлера     Германии     Бетмана-Гольвега о невмешательстве Англии в случае прохождения германских войск через территорию Бельгии, за что Германия "отказывалась" от захвата французских территорий, министерство иностранных де Великобритании отправил ответ Грея в 15 часов 30 минут, английскому послу в Германии Эдуарду Гошену. «Вы должны осведомить германского канцлера, что его предложение связать себя обязательством нейтралитета на таких условиях не может быть принято ни на одну минуту Он просит нас в действительности обязаться стоять в стороне, в то время как французские колонии будут захвачены и Франция разбита, если Германия не захватит французской территории, отличной от колоний. С материальной точки зрения подобное предложение неприемлемо, так как Франция может подвергнуться такому разгрому, что потеряет свое положение как великая держава и подчинится германской политике без дальнейшей потери территории в Европе. Но помимо этого, вести подобный торг за счет Франции для нас было бы бесчестьем, от которого доброе имя страны никогда не могло бы оправиться. Канцлер также просит нас заключить сделку и в отношении тех обязательств и интересов, которыми мы связаны относительно нейтралитета Бельгии. Мы не могли бы обсуждать и такую сделку. После всего сказанного излишне рассматривать, предлагает ли проект будущего генерального соглашения между Германией и Англией о нейтралитете, достаточно положительные выгоды, которые могли бы явиться компенсацией для нас за то, что мы сейчас связываем себе руки. Моим ответом должно быть, что мы сохраним нашу    полную свободу    действовать так, как могут потребовать от нас обстоятельства при всяком неблагоприятном и печальном последствии настоящего кризиса, которое предусматривает канцлер».²⁹⁷

      Подобный  ответ Грея объясняется не только, твердостью Англии по отношению к своим обязательствам, сколько знанием реального положения дел. И "гордый ответ" министра иностранных дел Великобритании объясняется не столько соблюдением принципов, сколько развитием ситуации.

     Так в 11 часов утра 30 июля была получена телеграмма английского посла в Австро-Венгрии де Бунзена, где передавался его разговор, состоявшийся вечером 29 июля, с российским послом в Австро-Венгрии Шебеко. Последний сообщил, что "Россия декретировала мобилизацию корпусов, предназначенных для операций на австрийской границе. Военный атташе узнал...что будет мобилизована 31 дивизия, а именно дивизии Виленского, Варшавского, Киевского и Одесского армейских корпусов".²⁹⁸

      Через пятнадцать минут в министерство иностранных дел Англии поступила телеграмма от английского генерального консула в Одессе Робертса, в которой он сообщил об объявлении "мобилизации запасных армий и флота призыва 1901-1913 годов".²⁹⁹

     Этим  же утром была получена информация от царского посла в Лондоне Бенкендорфа - он сообщил Грею телеграмму Сазонова об угрозе Германии мобилизоваться, если Россия не прекратит военных приготовлений. В ответ на это царское правительство решило "ускорить свои вооружения и считаться с возможностью войны, которая станет, вероятно, неизбежной".¹¹²

     Одновременно  французский посол в Лондоне  Поль Камбон передал копию телеграммы председателя совета министров Франции и министра иностранных дел Франции Рене Вивиани. Она излагала текст телеграммы Сазонова и содержала весьма важное, "принципиальное", решение французского правительства: Франция ...решила выполнить свои обязательства союза".³⁰⁰

      Таким образом, можно видеть, что "гордый" ответ Грея в большей степени опирался на знание того, что царское правительство, объявив частичную мобилизацию против Австрии, решило      ускорить   военные   приготовления      и   считаться   с позиции Англии не дало желаемых результатов. Берти ответил, что английское правительство не может сделать заявление в поддержку Франции.

      При этом британская дипломатия не могла  отвечать 
молчанием или отказом напрямую, поэтому была принята 
формулировка помощника министра иностранных дел Великобритании Эйра Кроу. Так в примечаниях на телеграмме 
Берти он сделал следующие комментарии: «Сэр Эдуард Грей, 
безусловно одобрит язык сэра Ф.Берти. Однако если станет ясно, что Франция и Россия не могут избежать войны и вступят в нее, то мое мнение... что британские интересы требуют от нас занять наше место качестве союзников и в этом случае наше должно быть немедленным и решительным».

     То  есть Кроу предложил концепцию "чистых рук" - Франция 
и Россия должны сами решить вопрос о вступлении в войну, без 
поддержки Англии. Чтобы в последующем не обвинять 
последнюю в подстрекательстве. Эта формула была тем более 
удобна, что в это время Грей не мог получить поддержки 
кабинета. А формула предусматривала немедленное присоединение Англии, в качестве союзника, к Франции и России в случае их вступления в войну. Именно эта формулировка стала официальной позицией министерства иностранных дел Великобритании до получения большинства голосов в кабинете.

      Из-за колебаний большинства членов кабинета "либералам- империалистам", к которым можно отнести Асквита, Грея, Черчилля и других, в том числе, частично, Ллойда Джорджа, не удавалось получить одобрения на вступление Великобритании в войну. Поэтому им пришлось обратиться за поддержкой к консерваторам, - которые были тесно связаны с большим бизнесом или сами являлись его представителями. Вследствие этого, они были в большинстве своем за войну - в основном по деловым качествам.

      Из-за колебаний большинства членов кабинета "либералам- империалистам", к которым можно отнести Асквита, Грея, Черчилля и других, в том числе, частично, Ллойда Джорджа, не удавалось получить одобрения на вступление Великобритании в войну. Поэтому им пришлось обратиться за поддержкой к консерваторам, - которые были тесно связаны с большим бизнесом или сами являлись его представителями. Вследствие этого, они были в большинстве своем за войну - в основном по деловым качествам.

      Поэтому, когда 30 июля, вечером, Черчилль сообщил  Фредерику Смиту, члену парламента и видному консерватору, о разногласиях в кабинете, получил обещание поддержки.

      На  следующий день, 31 июля, события развивались также спокойно, как и 30 июля. В 11 часов состоялось заседание кабинета, по прежнему с совершенно неопределенными результатами. По прежнему позиция "либералов-империалистов" не получила поддержки, вопрос о вступлении в войну вновь был отклонен.

      Поэтому переговоры Грея с французским послом Камбоном прошли в свете формулы Кроу. Грей сказал, что: "мы пришли к решению, что мы не можем дать сейчас никакого обязательства. Коммерческое и финансовое положение исключительно серьезно; есть опасность полного развала, который повергнет нас и всякого другого в прах; и возможно, что наш нейтралитет мог бы явиться единственным средством предотвратить полный развал европейского кредита. Это могло бы быть решающим в определении нашей позиции.

     Я сказал далее г-ну Камбону, что, хотя мы должны представить нашу политику на одобрение парламента; мы не можем авансом связать обязательством парламент...Дальнейший ход событий может изменить эту ситуацию и побудить правительство и парламент стать на точку зрения, оправдывающую вмешательство. Соблюдение нейтралитета Бельгии могло бы стать ...влиятельным фактором в определении нашей позиции. Возможно, что я запрошу Францию и Германию, готова ли каждая из них дать обязательство, что не она первая нарушит нейтралитет Бельгии... Камбон выразил большое разочарование ответом, он повторил свой вопрос поможем ли мы Франции, если Германия нападет на нее. Я сказал, могу лишь подтвердить ответ, что пока дела находятся в настоящем положении, мы не сможем взять на себя каких-либо обязательств. В настоящий момент единственный ответ, который я могу дать - это то, что мы не можем дать никакого определенного обязательства"³⁰¹

     Вечером 31 июля, после предварительных переговоров с лидерами консерваторов, Ф. Смит пообещал либералам-империалистам поддержку консерваторов. В этот же день первый лорд адмиралтейства У. Черчилль отдал приказ о конфискации двух дредноутов, строившихся по заказу Османской империи. Подобное решение диктовалось необходимостью по словам У. Черчилля: "Мы не могли позволить себе действовать без двух превосходных кораблей. Еще меньше мы могли позволить себе увидеть их использующими против нас"³⁰²

      В дальнейшем либералы-империалисты предприняли  целый ряд шагов по втягиванию Англии в войну. В первую очередь - это "охота за консерваторами". При чем со стороны консерваторов были предприняты не менее активные шаги. Так, в первую очередь, Генри Вильсон, начальник оперативного отдела английского генерального штаба. Он привлек к "охоте" редактора шовинистического журнала "Нашонал Ревью" Лео Максе, сообщив по телефону о "измене" правительства, нежелании развязать войну.

      В результате - утром 1 августа в доме Вильсона собрались "политические дамы" (леди Эйлин Роберте, дочь фельдмаршала и другие), а также Лео Максе и генерал Раулинсон, которые во главе с Вильсоном образовали своего рода комитет по вовлечению Англии в войну. И с этого дня дом Вильсона стал очагом движения направленного на агитацию верхушки консервативной партии в поддержку либералов-империалистов.

     Отказ кабинета дать согласие на вступление Англии в войну вынудил Грея пойти на очередной маневр - переговоры с Лихновским. Таким образом, он выигрывал время, пока не соберутся консерваторы.

      Причем  переговоры носили опосредованный характер и велись через секретаря Грея - Тирреля. А его заявления, в отличие от заявлений самого Грея, могли быть с легкостью дезавуированы.

     Еще до заседания кабинета 1 августа, которое состоялось в 11 часов, Грей осведомил Лихновского через Тирреля, что он надеется " в результате заседания кабинета, происходящего сейчас, получить возможность сделать заявления, которые имели бы целью предотвратить великую катастрофу... по-видимому, имелось в виду, что, в случае если мы не нападем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует пассивность Франции"³⁰³

      Пока  Лихновский шифровал телеграмму, его  вызвали к телефону: "Только что сэр Эдуард Грей вызвал меня к телефону и спросил меня. Считаю ли я возможным дать ему заверения, что в случае, если Франция останется нейтральной в русско-германской войне, мы не нападаем на Францию"¹³⁰

      В постскриптуме Лихновский обратил  внимание Берлина на то, что "Сэр Тиррель настоятельно просил использовать свое влияние с той целью, чтобы наши войска не переходили французскую границу. Все зависело бы от этого. Французские войска оттянуты назад после одного происшедшего перехода границы"¹³¹Эту телеграмму Лихновский отправил в 11 часов 14 минут В районе 13 часов Тиррель повторно явился в германское консульство с новым заявлением Грея.

     "Сэр  Грей желает сделать мне сегодня  к вечеру 
предложение о нейтралитете Англии даже в том случае если мы 
будем иметь войну с Францией и Россией. Я увижусь с Греем в 15 
30 и сообщу немедленно"³⁰⁴ телеграфировал Лихновский в 
Берлин. 

      Вечером Грей прочел Лихновскому декларацию кабинета, в которой выражалось сожаление по поводу неопределенности германского отчета на запрос Англии о соблюдении нейтралитета. На вопрос Лихновского "мог ли бы он сделать мне определенное заявление о нейтралитете Англии под условием, что мы соблюдаем нейтралитет Бельгии, министр заявил, что это для него невозможно, что этот вопрос будет играть большую роль в общественном мнении здесь.... В настоящее время нет ни малейшего намерения выступить против нас как врага. Он подумывает даже о том, что, нет ли возможности для нас и Франции в случае войны с Россией остаться под ружьем, не нападая друг на друга. Я спросил его, может ли он заявить мне, что Франция даст согласие на подобный договор. Так как мы не хотим разгрома не разгрома Франции, ни территориальных завоеваний, то мне думается, что мы могли бы пойти на подобное соглашение, обеспечивающее нам нейтралитет Великобритании. Министр обещал осведомиться насчет этого.