Теории происхождения языка

     Дело  не только в том, что древние греки  не доверяли богам (атеистов среди них было не так уж много), а, думается, в том, что дух философствования был таким, что если философ мог убедительно ответить на вопрос, используя естественные аргументы, то он не прибегал к сверхъестественной помощи. А вопрос о происхождении имен в общем и целом казался разрешимым, по крайней мере, после платоновского «Кратила».

 
 
 
 

______________________________________________________________________

«Беседы и суждения Конфуция»  В.А. Кривцов 

 

     Мысль философов, а затем лингвистов и  психологов вращалась уже вокруг двух основных вопросов: 1) какие природные звуки послужили "материалом" для создания звучаний слов; 2) строились ли слова сознательным интеллектуальным усилием или они складывались стихийно, "естественным" образом.

     В древнегреческой философии развернулась борьба между двумя основными трактовками происхождения имен. Первая — "по установлению" — исходила из того, что имена людям и вещам (это не различалось) дают произвольно искусные в своем деле установители имен, подобно тому как родители нарекают своих детей. Другая линия связывала имена с природой вещей и людей, свойства которых отражались в звучании или значении имени.

     Физик-философ, изучающий природу, Архелай (V в. до н.э.), учитель Сократа, резко противопоставлял природный мир и человеческие установления.

     Особенно  много рассуждали об этом софисты  — первые профессиональные философы (V—IV вв. до н.э.). Говоря об установленности  человеческих законов, они выдвигали  идею "общественного договора". Так, по Ликофрону, государство есть собрание равноправных граждан, которые в целях обеспечения своей безопасности решили ограничить свою естественную свободу. Фразимах утверждал, что люди договорились не допускать несправедливости и не терпеть ее. Софист Антифонт говорил, что веления закона надуманны, а велениям природы свойственна внутренняя необходимость. Поэтому при свидетелях полезно высоко ставить закон, а без них — слушаться велений природы.

     Сократ (469—399 гг. до н.э.), выдающийся афинский 
философ-идеалист, противопоставляет человека природе, 
изучать которую — дело нечестивое и безбожное. Главное, 
чем надлежит заниматься людям, — это стремиться к 
пониманию того, что есть справедливость, право, закон, добро и зло.

     Таким образом, тезис об установлении касался  достаточно широкого круга явлений  общественной жизни, но относительно происхождения имен он обсуждался особенно остро. Дело в том, что в ряде философских школ так же, как и в мифологических представлениях, именование вещи связывалось с ее созданием, но не в буквальном смысле, а как вычленение ее из потока действительности. Наиболее ярко это выразилось в философии Парменида (его акмэ⁴ — 500 г. до н.э.). Вещи не имеют ни рождения, ни конца. Они образуются смешением веществ и изменением смесей. Рождение же вещи есть не что иное, как называние ее людьми. Положенное для вещи имя выделяет ее среди других вещей, являясь ее отличительным знаком. У наивного материалиста Протагора (480—410 гг. до н.э.) бытие мира вечно и неизменно. Наблюдаемые же органами чувств изменения — лишь видимость, результат мнения, а не разумного знания неподвижной сущности, "истины".

     Стройную  аргументацию против теории "от природы" выстроил выдающийся философ-материалист, "размышлявший  обо всем",  Демокрит.  Своим аргументам он дал названия:  многозначность, равновесие, переименование и безымянность.

     Для понимания этой аргументации необходимо иметь в виду, что в представлении сторонников имен "от природы" само звучание названия вещи изображает или показывает ее, являясь как бы фотографией вещей.

     Многозначность, или равноименность (в современной терминологии — омонимия), — означает, что различные вещи называются одним именем, тогда как по теории "от природы" разным вещам должны соответствовать разные имена, поскольку вещи различны по природе. Равновесие, или многоименность: разные имена "подходят" одной и той же вещи (синонимы), и, следовательно, они должны "подходить" (совпадать) друг другу, что невозможно, так как они все же разные; если бы имена были "от природы", то невозможно было бы переименование, в частности, людей, (нельзя было бы, например, переименовать Аристокла в Платона: Аристокл — настоящее имя, а Платон ("широкий") — прозвище). Безыменность состоит в том, что из схожих слов не всегда можно создать сходные производные слова, т.е. ряда имен нехватает.

     Мы  сможем лучше понять активность сторонников "установления", если учтем, как любовно ораторы и поэты относились к слову, а они не только внимательно всматривались в значение слова, но и оценивали его звучание и даже "цвет" и "вкус". Лучшие ораторы и поэты должны были обладать, как потом выразится В. Гумбольдт, чутьем языка, употребляя известные слова и создавая новые выражения, т.е. они должны быть искусными в языке. Вот как об этом писал римский поэт Гораций (65—8 гг. до н.э.):

     Скажет  поэт хорошо, когда  знакомому слову

     Новый оттенок придаст  сочетаньем искусным.

     Когда же Новых примет выраженье  найти неизвестному нужно,

     Слово такое создать, что  неслыхано было Цетегам,

     Будет удачей. Но вольность  дается с условием меры:

     Созданным вновь и вводимым словам окажут доверье,

     Если  на греческий лад  умело составлены будут.

     Варию или Вергилию как  отказать в этом праве,

     Данном  римским народом  Цецилию или же Плавту?      
Что же меня упрекать за немногие новшества, если      

     Энний уже и Катои  создавали слова  и богатством  

     Новым язык наделили отцов?...[4]

     Основоположником  теории "от природности" имени  был, видимо, Гераклит Эфесский (ок. 540—475 гг. до н.э.), философ-материалист, сформулировавший ряд принципов диалектики. Однако его взгляды на природу имен не дошли до нас.

 

[4] Гораций К. Полн. Собр. Соч.—М.-Л. 1936

Взгляды Гераклита, по Аммонию, состоят в  следующем. Подобно тому как восприятие вещей определено их природой, так  и имена им определила она же: природа создала имена. Имена  — это тени или отражения вещей. Тот, кто именует вещи, должен открыть природой созданное правильно имя, и если ему это не удается, то он не именует подлинно, а лишь производит шум. Такая точка зрения могла, видимо, принадлежать Гераклиту, если учесть контекст его философии.

     Сторонники  «от природности имен» привлекали к защите самые различные аргументыю Люди не могут называть любой предмет любым словом и менять по своему усмотрению названия предметов. На это сторонники "установления" возражали, что не только в разных языках одна и та же вещь называется по-разному, но и в одном языке может быть несколько имен для одной вещи. Что же касается переименования, то они иллюстрировали его возможность на собственных именах.

     Защитники имен "от природы" прибегали к самым неожиданным доводам, вроде того, что проклятия и молитвы действуют на названных в них людей именно потому, что их имена связаны с их природой. Другие видят "отприродность" имени в том, что и имя, и глагол есть звуки, а звуки — явления природы. Следовательно, имена и глаголы "от природы". Аммоний отвечал на этот аргумент так: «Подобно тому как дерево — материал для искусственно созданной двери, так и звуки — материал для имен и глаголов, последние же являются человеческим созданием» [4].

     Подводя итог дискуссии греческих философов, Аммоний признает наиболее мудрой линию божественного Платона и его ученика Аристотеля, в которой объединены "установление" и "отприродность" имен: они создаются установителями имен в соответствии с природой вещей.

     Представление о том, что первые имена создавались  мудрыми установителями, всматривавшимися в сущность вещей и старавшимися отразить ее в именах, настолько глубоко и серьезно, что, хотя в истории философской и лингвистической мысли и были отходы от него и от вопросов, связанных с ним, XX в. со своими новыми данными о доистории человечества возвращается к нему, наполняя его современным содержанием.

 

5. Идея  об установителях  имен в эпоху просвещения (Дежерандо)

     Приблизительно  в 1797 г. Парижский институт объявил  конкурсную тему "Влияние знаков на формирование идей" (Determiner quelle a ete 1'influence des signes sur la formation des idee's). Случайно узнав об этом, французский историк философии, публицист и общественный деятель Ж.М. Дежерандо (1772—1842) сочиняет на эту тему мемуар, который в более обширном виде издается в 1800 г. под названием "Знаки и искусство мыслить, рассмотренные в их взаимном отношении"¹².

     Дежерандо трактует происхождение языка на фоне его соотношения с мышлением  и в каком-то смысле предвосхищает идеи В. Гумбольдта. Французский философ обращается к этнографическим наблюдениям за поведением и мышлением диких племен и обращает внимание на то, как мало успехов они сделали в умственной деятельности. Хотя их мышление и способно удержать множество фактов, но неспособно связать их логической цепью. Однако у Дежерандо вызывает удивление тот факт, что некоторые из наречий для своего создания требуют высокого строя мысли, большого "усилия разумения". И это особенно странно, что ныне живущие племена на протяжении многих поколений ничего не прибавляют к своему языку. Отсюда Дежерандо делает вывод: они имели при своем возникновении в качестве руководителей несколько человек, превосходивших всех тех, из кого эти народы состоят теперь, и даже одаренных своего рода гением [1].

     Вопрос  о совершенстве языка малокультурных народов остается до сих пор одним из самых таинственных. Здесь едва ли можно говорить о вырождении таких племен (Дежерандо также исключает такое предположение), об упрощении форм их поведения и культуры при сохранении богатства языка. Ведь если в их истории были бы времена, богатые событиями и тонкими взаимоотношениями между людьми, требовавшими совершенного языка, то с отходом таких времен в прошлое с ними бы ушло и разнообразие языковых явлений, уже не требовавшееся для общения. Но этого не произошло. Следует предположить, что и богатая лексика и сложные грамматические формы, которые являются, по выражению Дежерандо, известного рода отражением весьма тонкой метафизики, соответствуют разнообразному и детализированному общению "дикарей" с природой и между собой. Это общение, как мы полагаем, не требует возвышения к абстракциям и теоретического мышления, но отражает непостижимую для постороннего наблюдателя жизненно важную дифференциацию событий и их связей, хотя и в замкнутой, но внутренне разнообразной среде [5].

 
     

6. Язык  изобрели первые пары пралюдей (Я. Гримм)

     Уже упоминавшийся нами ранее выдающийся германский филолог Я. Гримм выступал как против божественного происхождения  языка, так и против врожденности и "отприродности" языковой способности. Язык не мог быть результатом откровения свыше, так как это означало бы божественность человеческой природы, ее внутреннего мира. Он не мог быть и врожденным, поскольку тогда человек ничем бы не отличался от других животных, владеющих своими "языками". Остается только считать, что язык — чисто человеческое приобретение и изобретение, созданное в согласии с природой человека. "Возникнув непосредственно из человеческого мышления, приноравливаясь к нему, идя с ним в ногу, язык стал общим достоянием всех людей..." (очень глубокое и правильное понимание подчиненности языка мышлению).

 

______________________________________________________________________

[5] В. Гумбольд.

 

     По  мнению Я. Гримма, легче всего представить  происхождение языка в ситуации, в которой взаимодействуют две-три пары родоначальников и их дети. Изобретаемый язык в результате многократного повторения одними и теми же людьми хорошо шлифуется и закрепляется в их среде. Дети, воспринимая его, передадут язык новому поколению и шире распространят его. В сотворении языка несомненно велика роль женщин, о чем говорит наличие во всех древних языках наряду с мужскими женских окончаний в склонении и спряжении. Женщины создавали и свой особый говор, соответствующий чертам их быта. Первые слова формировались изобретателем достаточно произвольно, но при этом он руководствовался более или менее тонким чувством. Это чувство должно было, например, учитывать, что гласные звуки имеют женское, происхождение, а согласные — мужское, что у обозначает мягкое, а г — грубое и т.д. (как видим, идея звуко-изобразительности первых слов дошла от древних греков до середины XIX в.). Изобретатели понимали, что нельзя применять одни и те же звуки к различным представлениям, так как это приведет к путанице.

     Что касается взглядов Я. Гримма на характер изначального языка, то здесь мыслитель опирался на классификацию языков Шлейхера — Гумбольдта. Первые слова состояли из одних корней и обозначали вещественные представления. При этом исходными были представления о себе и других, и поэтому первыми частями речи явились не имена, а местоимения (как начала всякого имени, а не заместители) и глаголы. Развиваясь в идиллической обстановке, слова обладали ясностью и непринужденностью, но в то же время были слишком перегружены, "так что свет и тень не могли в них как следует распределиться" (видимо, Я. Гримм имеет в виду, что слова сами по себе были многозначными (перегруженными), но в контексте, описывающем простые ситуации, в которых общались первые люди, слова приобретали ясность и определенность: XIX век еще не умел, а под влиянием В. Гумбольдта и не хотел, различать язык как систему слов и речь как процесс их использования).