Автор: Пользователь скрыл имя, 18 Января 2012 в 09:59, реферат
Характерной чертой иллюзии является ее происхождение из человеческого желания, она близка в этом аспекте к бредовым идеям в психиатрии, хотя отличается и от них, не говоря уж о большей структурной сложности бредовой идеи. Психологическое значение религиозных представлений, их квалификация. Религиозные учения - иллюзии, доказательств им нет, никого нельзя заставить считать их истинными, верить в них.
Зигмунд
Фрейд
БУДУЩЕЕ ОДНОЙ ИЛЛЮЗИИ
Если
долгое время живешь внутри какой-то
определенной культуры и неоднократно
принимаешься исследовать, какими были
ее истоки и путь развития, то рано или
поздно чувствуешь искушение обратить
взор в другом направлении и поставить
вопрос, какая дальнейшая судьба предстоит
этой культуре и через какие перемены
ей назначено пройти. Вскоре замечаешь,
однако, что подобное разыскание с
самого начала оказывается во многих
отношениях ущербным. Прежде всего
потому, что лишь немногие люди способны
обозреть человеческую деятельность во
всех ее разветвлениях. Большинство
поневоле вынуждено ограничиться одной,
отдельно взятой, или несколькими
областями; а чем меньше человек
знает о прошлом и настоящем,
тем ненадежнее по необходимости
окажется его суждение о будущем.
Во-вторых, потому, что как раз
в такого рода суждении субъективные
упования индивида играют роль, которую
трудно переоценить; упования же эти
неизбежно зависят от чисто личных
моментов его собственного опыта, от
большей или меньшей
Человек,
поддавшийся искушению
Человеческая
культура — я имею в виду все
то, в чем человеческая жизнь возвысилась
над своими биологическими обстоятельствами
и чем она отличается от жизни
животных, причем я пренебрегаю различением
между культурой и
но поддерживать
его, словом, должны защищать от враждебных
побуждений людей все то, что служит
покорению природы и
Так создается
впечатление, что культура есть нечто
навязанное противящемуся большинству
меньшинством, которое ухитрилось завладеть
средствами власти и насилия. Естественно,
напрашивается предположение, что
все проблемы коренятся не в самом
существе культуры, а вызваны несовершенством
ее форм, как они складывались до
сего дня. Нетрудно обнаружить эти ее
недостатки. Если в деле покорения
природы человечество шло путем
постоянного прогресса и вправе
ожидать еще большего в будущем,
то трудно констатировать аналогичный
прогресс в деле упорядочения человеческих
взаимоотношений, и, наверное, во все
эпохи, как опять же и теперь, многие
люди задавались вопросом, заслуживает
ли вообще защиты эта часть приобретений
культуры. Хочется думать, что должно
же быть возможным какое-то переупорядочение
человеческого общества, после которого
иссякнут источники неудовлетворенности
культурой, культура откажется от принуждения
и от подавления влечений, так что
люди без тягот душевного раздора
смогут отдаться добыванию благ и
наслаждению ими. Это был бы золотой
век, спрашивается только, достижимо
ли подобное состояние. Похоже, скорее,
что всякая культура вынуждена строиться
на принуждении и запрете
Этому
психологическому факту принадлежит
определяющее значение при оценке человеческой
культуры. Если вначале еще можно
было думать, что главное в ней
— это покорение природы ради
получения жизненных благ и что
грозящие ей опасности устранимы
целесообразным распределением благ среди
людей, то теперь центр тяжести переместился,
по-видимому, с материального на
душевное. Решающим оказывается, удастся
ли и насколько удастся уменьшить
тяжесть налагаемой на людей обязанности
жертвовать своими влечениями, примирить
их с неизбежным минимумом такой
жертвы и чем-то ее компенсировать.
Как нельзя обойтись без принуждения
к культурной работе, так же нельзя
обойтись и без господства меньшинства
над массами, потому что массы
косны и недальновидны, они не
любят отказываться от влечений, не
слушают аргументов в пользу неизбежности
такого отказа, и индивидуальные представители
массы поощряют друг в друге вседозволенность
и распущенность. Лишь благодаря
влиянию образцовых индивидов, признаваемых
ими в качестве своих вождей, они
дают склонить себя к напряженному
труду и самоотречению, от чего зависит
существование культуры. Все это
хорошо, если вождями становятся личности
с незаурядным пониманием жизненной
необходимости, сумевшие добиться господства
над собственными влечениями. Но для
них существует опасность, что, не желая
утрачивать своего влияния, они начнут
уступать массе больше, чем та им,
и потому представляется необходимым,
чтобы они были независимы от массы
как распорядители средств
Я знаю, что можно возразить против этих соображений. Мне скажут, что обрисованные здесь черты человеческой массы, призванные доказать неизбежность принуждения для культурной деятельности, сами лишь следствие ущербности культурных институтов, по вине которых люди стали злыми, мстительными, замкнутыми. Новые поколения, воспитанные с любовью и приученные высоко ценить мысль, заблаговременно приобщенные к благодеяниям культуры, по-иному и отнесутся к ней, увидят в ней свое интимнейшее достояние, добровольно принесут ей жертвы, трудясь и отказываясь от удовлетворения своих влечений необходимым для ее поддержания образом. Они смогут обойтись без принуждения и будут мало чем отличаться от своих вождей. А если ни одна культура до сих пор не располагала человеческими массами такого качества, то причина здесь в том, что ни одной культуре пока еще не удавалось создать порядок, при котором человек формировался бы в нужном направлении, причем с самого детства.
Можно
сомневаться, мыслимо ли вообще или
по крайней мере сейчас, при современном
состоянии овладения природой, достичь
подобной реорганизации культуры; можно
спросить, где взять достаточное
число компетентных, надежных и бескорыстных
вождей, призванных выступить в качестве
воспитателей будущих поколений; можно
испугаться чудовищных размеров принуждения,
которое неизбежно потребуется
для проведения этих намерений в
жизнь. Невозможно оспаривать величие
этого плана, его значимость для
будущего человеческой культуры. Он, несомненно,
покоится на понимании того психологического
обстоятельства, что человек наделен
многообраз-нейшими задатками
Мне не
хотелось бы создавать впечатления,
будто я забрел слишком далеко
в сторону от предначертанного пути
моего исследования. Хочу поэтому
со всей определенностью заверить читателя,
что вовсе не намереваюсь оценивать
гигантский эксперимент над культурой,
который в настоящее время
ставится в обширной стране между
Европой и Азией. Я не обладаю
ни профессиональными знаниями, ни
способностями, позволяющими судить о
его осуществимости, анализировать
целесообразность применяемых методов
или измерять ширину неизбежной пропасти
между намерением и исполнением.
То, что там готовится, не поддается
из-за своей незавершенности
Мы незаметно
скользнули из экономической в
Ради единообразия способа выражения будем называть тот факт, что какое-то влечение не может быть удовлетворено, отказом, установление, предписывающее этот отказ,— запретом, а состояние, вводимое посредством запрета,— лишением. Следующим шагом будет различение между лишениями, которые затрагивают всех, и такими, которые касаются только отдельных групп, классов или просто одиночек. Первые — древнейшие: с запретами, предписывавшими эти лишения, культура начала неизвестное число тысячелетий назад свой отход от первобытного животного состояния. К своему изумлению, мы обнаружили, что они все еще действуют, все еще составляют ядро враждебных чувств к культуре. Страдающие от них импульсивные желания заново рождаются с каждым ребенком; существует целый разряд людей, невротики, которые уже и на эти отказы реагируют асоциальностью. Речь идет об импульсивных желаниях инцеста , каннибализма и кровожадности. Звучит несколько странно, когда эти импульсивные желания, в осуждении которых все люди, по-видимому, единодушны, ставятся на одну доску с другими, об удовлетворении которых или об отказе от которых в нашей культуре ведется столь оживленный спор, однако психологически приравнивание одних к другим оправданно. Отношение культуры к этим древнейшим импульсивным желаниям никоим образом не одинаково; лишь каннибализм представляется всеми отвергнутым и, для неаналитичного рассмотрения, вполне преодоленным; силу инцестных желаний мы еще можем почувствовать за соответствующим запретом; а убийство нашей культурой при определенных условиях до сих пор практикуется, даже предписывается. Возможно, еще предстоят фазы развития, на которых удовлетворение и других, сегодня вполне допустимых, желаний будет казаться таким же неприемлемым, как сейчас каннибализм.
Уже в
этих древнейших отречениях дает о
себе знать один психологический
фактор, сохраняющий значение и для
всех последующих. Неверно, что человеческая
психика с древнейших времен не развивалась
и, в отличие от прогресса науки
и техники, сегодня все еще
такая же, как в начале истории.
Мы можем здесь привести один пример
этого психического прогресса. Наше
развитие идет в том направлении,
что внешнее принуждение
В отношении
ограничений, касающихся лишь определенных
классов общества, мы сталкиваемся
с примитивной и вполне недвусмысленной
ситуацией. Как и следовало ожидать,
обойденные классы завидуют привилегиям
элиты и готовы на все, чтобы отделаться
от своей дополнительной доли лишения.
Когда это невозможно, внутри данной
культуры пускает корни устойчивая
неудовлетворенность, способная привести
к опасным мятежам. Если культура
не в силах справиться с положением,
когда удовлетворенность