Психология Симпатий

Именно поэтому некоторые  испытуемые обвинили пешехода: всякое несчастье, по их неосознанному убеждению, должно быть расплатой за какой-то проступок. Иначе получается, что каждый может  в любой момент стать жертвой  обстоятельств. Неожиданная жестокость была продиктована глубоко спрятанным чувством самосохранения, нашедшим опору  в предрассудке.   

В другом зарубежном эксперименте испытуемым также показали видеозапись: человек на экране решал предлагаемые ему задачи. Если ответ был неверным, человек получал несильный удар электрическим током. Каждый из нас, читая эти строки, справедливо возмутится: как же можно таким образом наказывать за ошибку! Но участники эксперимента вели себя неоднозначно. Многие, наблюдая происходящее на экране (естественно, демонстрировали не настоящий эксперимент), на вопрос, каков человек, получающий удар током, отвечали, что он наделен многими неприятными чертами. Чем больше он страдал от боли (актер на экране по ходу действия показывал, что ему все больнее и больнее), тем меньше симпатии он вызывал.   

Если сообщалось, что демонстрируется  эксперимент, проходящий в соседней комнате, подавляющее большинство  зрителей требовало прекратить бесчеловечное  испытание.   

Что все это значит? Как  можно объяснить такое неожиданное  поведение?

 Мы все, как правило, готовы прийти на помощь человеку в том случае, когда от нас что-то зависит. Мы гуманны, когда обладаем ответственностью за происходящее вокруг. Мы отвечаем за судьбу человека на экране, когда в наших  силах, прервать эксперимент, и мы не позволим ему страдать.   

Но если от нас не зависит  его судьба, и мы не в силах  ничего изменить? Оказывается, некоторые  люди в такой ситуации могут не испытывать сочувствия к чужому страданию. И не только не испытывать сочувствия — могут даже искать некое оправдание его плачевному положению. Вот почему кому-то человек на экране показался  неприятным. И хотя эксперимент проводился за рубежом и с этической точки  зрения не все в нем нас может  устроить — выводы его имеют к  нам непосредственное отношение.   

И главный вывод в том, что наше поведение очень во многом зависит от того, насколько развито  в нас чувство ответственности. Ответственность — вот ключ к  нравственному воспитанию, вот о  чем никогда не стоит забывать. В первую очередь тем, кто работает с молодежью. Не в отсутствии ли ответственности  за происходящее вокруг коренится нередко  жестокость подростков? Да и не только подростков. Проанализируем свои собственные  поступки. Вряд ли кто оставит без  помощи знакомого или родственника, или соседа по купе поезда, если тому вдруг стало плохо. Мы как бы за него отвечаем. Но вот упал на улице  человек — и прохожие идут мимо. Нет ответственных...   

Если мы попытаемся проанализировать свое отношение к той или иной ситуации, к герою кинофильма, мы также заметим, что нередко непроизвольно, сами того не замечая, оправдываем большое  количество несправедливостей и  жестокостей. И симпатизируем не столько пострадавшему за правое дело, сколько победителю, тому, кому повезло. Ведь победителей не судят... Какой опасный, чреватый самыми неожиданными последствиями стереотип!   

Надо объяснять без  устали нашим детям, что удачливый — не всегда хороший. Что единственное качество, гарантирующее успех в общении, — естественность. (Это доказано многочисленными экспериментами.) Молодой человек придумывает себя, оттого что не уверен в собственных силах, в собственных достоинствах, в том, что сможет понравиться таким, каков он есть.   

Предвидим возражение: многие вспомнят, что именно естественное поведение, когда они были сами собой, успеха не имело. Но тут дело в другом. Вспомните урок физкультуры в школе или занятие в секции — вы готовитесь прыгнуть в высоту, а тренер смотрит на ваши приготовления скептически. Вы разбегаетесь, а тренер бормочет под нос, что напрасно вы взялись за это дело, вам лучше в шахматы играть, — вот и разбег не тот, и размер ноги неподходящий... Скорее всего, в таких условиях вы собьете планку, даже если она стоит значительно ниже вашего предела.   

Так вот, в общении главное  — переубедить своего внутреннего  оппонента. Или — если он не желает слушать ваши доводы — постараться  «убавить громкость» его голоса. Попробуйте сами к себе отнестись с симпатией  — и увидите, что ваши чувства  начнут разделять окружающие.   

Надо всегда помнить, что  завоевать симпатию конкретного  человека в большинстве случаев  возможно. Но невозможно, конечно, нравиться  всем. Не только потому, что все люди разные. Ориентация на симпатию большинства  окружающих может привести к известным  трудностям. Сколько мы знаем сегодня  примеров того, как человек, совершивший  открытие, выдвинувший смелую гипотезу, совсем еще недавно оказывался в  изоляции, с ним было не согласно большинство. Мало того, большинство ему не симпатизировало: все мы знаем, что в иные времена «всякий порядочный человек всем сердцем желал увидеть «еретика» на костре». Если бы Галилей и Коперник стремились быть приятными всем окружающим, мы до сих пор бы, наверное, думали, что движется не Земля, а Солнце.   

Кроме того, стремясь нравиться  всем, человек едва ли будет счастлив.    

Следующий момент, связанный  с изучением возникновения симпатии, — сходство или различие партнеров. Каждый из нас может вспомнить  дюжину поговорок на этот счет. Но, вдумавшись, увидим, что поговорки в своей  сути часто противоречивы. В жизни  мы также не найдем однозначного ответа на этот вопрос — про одну счастливую пару говорят, что их счастье в  сходстве, про другую — что им, наоборот, хорошо, потому что они  являют «стихи и прозу, лед и пламень», как Ленский с Онегиным.   

Действительно, исследования показали, что для развития отношений  необходимо сходство — сходство установок, оценок. При недолгом контакте не так  уж важно, в чем именно вы согласны с собеседником — в вопросах философского характера или в выборе сорта  пирожного. Важно, чтобы из десяти возникших  тем по восьми, например, точки зрения совпадали. При более тесном контакте необходимо сходство более глубокое — в вопросах мировоззренческих, зато при контакте поверхностном  это значения не имеет. Об этом полезно  помнить, скажем, тогда, когда вам  надо договориться о чем-либо с малознакомым человеком. Вам ничего не стоит согласиться  с некоторыми его непринципиальными  оценками, чтобы создать благоприятную  атмосферу, а на создавшемся положительном  фоне тогда можно решить вашу серьезную  проблему. Не стоит поэтому спорить о достоинствах футбольных команд, если вы не заядлый болельщик, лучше согласиться, что «Динамо» — прекрасная команда, и вам легче станет говорить с человеком, не споря о мелочах.    

Из всего сказанного можно  заключить, что выбор партнера по общению достаточно консервативен  — он предполагает сходство позиций. Следовательно, общение, вместо того чтобы  обогащать наш кругозор, расширять  наши знания о мире, как бы локализует их. Так ли это?   

Отчасти да. Наш выбор партнера падает на людей, сходных с нами по социально-демографическому признаку, оттого что мы ждем верификации, подтверждения  своего знания о мире. Представьте, мы не знаем, сколько дважды два. Нам  кажется — пять. И мы, скорее всего, будем общаться с теми, кто согласен с нами. А сосед, который, скажем, уверен, что дважды два — три, будет наш злейший враг, как  и все его единомышленники.   

Как бы ни был высок наш  образовательный и культурный уровень, мы точно не знаем, достойны ли мы уважения, любви, внушаем ли симпатию, можно  ли с нами дружить — не знаем, другими словами, «сколько будет  дважды два» в отношении самих  себя. Хороший ли я человек? Правильно  ли я думаю, правильно ли я чувствую? Ответ на эти мучительные вопросы  дает только общение, и подсознательно мы стремимся к похожим на нас — в целях некоей безопасности. Похожий на нас не станет нас слишком сурово осуждать. И, чувствуя сходство по некоторым внешним признакам, мы часто склонны предполагать и сходство более глубокое.   

Строго говоря, точки соприкосновения  необходимы для любого полноценного общения — вообразите, например, дружбу воинствующего атеиста и  религиозного фанатика. Полноценное  общение китайца и англичанина, не знающих никаких языков, кроме  своего родного. Нам всегда необходим  общий язык и в прямом и метафорическом смысле.   

Но если мы убеждены в своих  достоинствах, если мы знаем, что к  нам относятся хорошо, сходство теряет для нас принципиальное значение. Вот как это выяснилось.   

Испытуемым предложили участвовать  в викторине в составе двух команд: одна была сходна с ними по социально-демографическому признаку, другая отлична. Если никакой  дополнительной информации не давалось, испытуемые стремились попасть в  команду «своих». Но если было известно, что в команде с иными социально-демографическими признаками знают об испытуемом и  хотят взять его к себе, большинство  испытуемых стремилось к «чужим».   

Здесь вновь возникает  проблема самооценки, ведь знание о  хорошем к себе отношении мы не всегда можем проверить наверняка, часто полагаемся исключительно  на веру — значит, надо верить, что  к нам могут хорошо относиться, что мы заслуживаем хорошего отношения.    

А зависит ли симпатия от соотношения личностных характеристик? Это широко распространенное в быту мнение. Мы нередко говорим о таких  парах друзей и супругов, в которых  свойства одного человека как бы дополняют  свойства другого. Например, один стремится  доминировать, а другой быть ведомым. Им вдвоем хорошо поэтому. На таком  представлении базируется очередной  «стереотип» — для полноценного общения необходима совместимость, жесткая соотнесенность качеств  партнеров.   

Легенды о двух половинках яблока, о необходимости искать единственного  партнера произошли как раз отсюда. Совместимость — слово непонятное и, как все непонятное, вызывает у  неискушенного человека уважение. В  психотерапевтической практике нередки  случаи, когда супруги говорят  о полной несовместимости, но не могут  объяснить, в чем она выражается. Вообще, в понятие это мы вкладываем подчас некий механический смысл  — бывает несовместимость частей сборной мебели, и тогда ясно, что нужно подобрать другую деталь. Но человеческие чувства все же имеют  немного общего с панелями и блоками  из ДСП.   

Надо сказать, сам термин «несовместимость», получивший широкое  распространение в обыденной  жизни, непопулярен среди специалистов. Какого-то научного обоснования пока еще ему большинство ученых не находит.   

А вот еще одно наблюдение, которое каждый может проверить  на собственном опыте: в возникновении  симпатии ситуация имеет подчас решающее значение. Например, почти всегда мы тянемся к тем, кто живет по соседству, ходит в ту же спортивную секцию, сидит за соседней партой. Те из читателей, кто еще помнит эпоху  дворов и подворотен, помнит, и как  рождалось у некоторых ребят чувство патриотизма к своему двору и жгучая вражда к противникам из «чужого».   

В 40-е годы в США было проведено наблюдение за семьями  ветеранов мировой войны, дети которых  поступили учиться в аспирантуру  или в один из университетов. Семьям предложили поселиться в домиках  университетского поселка, домики распределяли в том порядке, как приходили  заявители; так, десятому доставался домик  № 10. Поселок располагался на поляне, дома стояли подковой, окна выходили на площадку внутри «подковы». Только окна двух крайних домиков выходили в  лес. Через некоторое время оказалось, что «социометрическими звездами»  стали те, кто жили в середине «подковы», а аутсайдерами — обитатели  двух крайних домиков окнами в  лес.   

Возникает вопрос: не растет ли вместе с симпатией по мере общения  и антипатия? Ведь мы узнаем при длительном знакомстве не одни положительные черты?    

Действительно, антипатия  и даже агрессия растут. Американские ученые подсчитали, что 40 процентов  убийств в стране происходит внутри семьи — самые близкие умеют люто ненавидеть друг друга.   

Но в целом установка  на симпатию оказывается сильнее. Во-первых, с близкими в любом случае мы скорее склонны кооперироваться, чем конкурировать. Кроме того, есть ряд неписаных законов общежития, которые диктуют отношения добрососедства — одолжить соседу по лестничной клетке денег, помочь повесить полку, если вы умеете, и так далее — незнакомому, может быть, и не оказали бы такую услугу.    

Выработаны нормы кооперативности внутри семьи, внутри коллектива, класса, группы и так далее.   

Кроме того, когда мы долго  общаемся с одним и тем же человеком, мы как бы составляем с ним некое  общее целое — на него распространяется, например, понятие «мой класс», «моя улица», «моя компания», он как бы часть  меня самого. И если я отношусь плохо  к нему, я как бы плохо отношусь к себе самому.   

Когда человеку показывают фотографию мужчины или женщины и говорят, что им вместе предстоит делать какую-то работу, уровень симпатии к незнакомцу на фотографии увеличивается. Тенденция  эта настолько сильна, что даже когда экспериментатор говорит, что работа отменяется, или сообщает какую-то неприятную информацию о партнере, симпатия не исчезает.   

Вообще, если мы часто видим  человека, он нам становится как  бы ближе, даже если общения как такового нет. Известный американский психолог привел однажды на свою лекцию странную личность: человека, закутанного полностью  в кожаный мешок, даже лица видно  не было, только босые ноги. Неизвестный  сел в угол и стал слушать лекцию. В течение семестра этот «человек в футляре» приходил каждый день на лекции, но ни с кем во взаимодействие не вступал и лица не показывал. Тем  не менее, как показали замеры, проводимые в течение семестра, отношение  к странному пришельцу на первых порах настороженно-неприязненное, становилось все более и более  благожелательным.   

Все эти факторы как  бы внешни. Их нетрудно изменить: школьник может в конце концов пересесть, студент — поменять комнату, даже квартиру можно поменять и находиться вблизи тех людей, которые нам истинно дороги. Взгляды наши также меняются во времени нередко в зависимости от тех, с кем мы общаемся. Педагогам стоит взять на заметку — воздействовать на такие внешние факторы, использовать их значимость для коллектива можно только в строго ограниченное время. Например, когда в класс пришел новичок, его лучше всего посадить не на первую и не на последнюю парту, а в середину, чтобы общение шло непосредственно с его участием, чтобы он был самой ситуацией вовлечен в жизнь класса. Через два месяца пересаживать его с «Камчатки» в центр будет бессмысленно — он уже определил свое место в коллективе.