Психология Симпатий

Некрасивый ребенок дискриминируется, как мы уже говорили, с самой  ранней поры. Не случайно именно некрасивым или страдающим каким-то физическим недостатком детям нередко приписывают  дурные мысли и поступки.   

Предположим, мальчик в  детстве повредил ножку, слегка хромает. По логике вещей жизнь его от этого  обстоятельства едва ли изменится —  разве что профессиональным спортсменом  не станет. Но на самом деле недостаток может серьезно осложнить его  существование, другие дети могут не только дразнить его, но и на самом  деле плохо о нем думать. Опытным  педагогам не раз приходилось  сталкиваться с такими случаями.   

Мало того, внешность может  в ряде случаев влиять не только на некое общее представление  о человеке, но и на оценку его  поведения в конкретном случае.   

Опытным воспитательницам детских  садов рассказали о проступке  ребенка. Воспитательницы не знали, что они участвуют в эксперименте, экспериментаторы попросили их просто дать квалифицированный совет недавней выпускнице педучилища. Была показана и фотография виновника. Но одним  воспитательницам показали симпатичного малыша, а другим — некрасивого. Результат оказался поразительный: те, кто видел симпатичного, были более снисходительны. Они вспоминали, что в их собственной практике такое бывало, говорили, что дети все шалят, что это случайность и заслуживает минимального наказания. В другом же случае воспитательницы били тревогу. Они говорили о педагогической запущенности, о злостном нарушении дисциплины, советовали вызвать для беседы родителей (то есть фактически удвоить наказание), некоторые даже рекомендовали показать ребенка психиатру.   

Как же так? Получается, опытные  воспитатели один и тот же поступок классифицируют то как невинную шалость, то как злостное нарушение. Они даже согласны признать ребенка больным только потому, что внешне он им не понравился.   

Аналогичные эксперименты были проведены в школе. Среди старшеклассников «судьями» наряду с педагогами были сверстники.   

Также был проведен эксперимент  в студенческой среде.   

Результаты оказались  те же: суд был неправым! Суд готов  был усугубить вину некрасивого  и оправдать красивого. То есть поступал так, как не должен поступать никогда  ни один суд — представьте на минуту, если бы, скажем, для брюнетов был бы один закон, для блондинов  другой, а рыжим вообще прибавляли ни за что ни про что дополнительный срок на всякий случай.   

Что же нам делать? Как  не допустить несправедливости?   

Первым разумным выходом  представляется — организовать как следует психологическое просвещение. Всем, имеющим отношение к педагогике и вообще к работе с людьми, стоит уяснить, что никакой связи между внешностью и чертами характера не существует. Признать, что мы иногда подвержены влиянию предрассудков и изживать их в себе. В частности, такое распространенное заблуждение, под влияние которого нет-нет да попадаем мы в обыденной жизни, — о наличии некоей связи между свойствами личности и конституциональными особенностями. Достаточно живучее заблуждение. Вспомните, где и когда вы первый раз услышали, что толстый человек скорее добродушен, а худой — зол и язвителен? Что высокий лоб свидетельствует об уме, а толстые губы — о чувственности? Что тяжелый подбородок выдает сильную волю, а лысина на затылке говорит о невоздержанности? Едва ли вспомните, где и от кого это слышали. Все так говорят. Носится в воздухе. Почему? Вроде бы проверено жизнью. Да и старые книги по графологии и физиогномике указывают на это. И хотя мы относимся к таким трактатам с долей иронии, но незаметно для себя отдаем дань подобным «истинам», подозревая, как и литературные герои прошлого, в худом незнакомце желчную личность, а в тучном добродушие и душевную широту.   

Мы не только ошибаемся, не задумываясь о сути подобных «истин», мы невольно убеждаем в них своих  детей, не обязательно сознательно  пропагандируя незыблемость стереотипа, но выдавая отношение к нему ежедневным поведением. Дети же со свойственной им наблюдательностью воспринимают наше убеждение — ведь в раннем детстве наше мнение для них — закон.   

Этот же самый механизм работает, когда речь идет о красоте. Дети с готовностью принимают  на веру то, что красивый заведомо хорош (ведь даже если они и не общаются со сверстниками, еще совсем маленькие, они уже знают, кто из них красивый и что красивый человек лучше  некрасивого — мы сами им это  «рассказали» жестами, взглядами, интонацией). Так объясняется и результат  эксперимента с участием малышей  — помните, они нажимали на кнопочку тахистоскопа?   

Как же мы можем нейтрализовать этот стереотип, как облегчить жизнь  нашим малышам?   

Первое, что мы должны помнить, — это то, что нужно всегда хорошо одевать маленьких детей. Речь идет о самых маленьких, о  том возрасте, когда ребенок не в состоянии отличить импортную  вещь от самодельной, дорогую от дешевой. Да и не обязательно скупать все самые дорогие распашонки — главное, чтобы ребенок был опрятен, ухожен, чтобы цвет шапочки был к лицу, чтобы кофточка была чистая и выглаженная — на такого малыша всегда с симпатией будут смотреть окружающие; установлено, что в таком раннем возрасте всего важнее, чтобы малыш получал как можно больше положительных эмоций, видел, что он любим людьми, что нравится.   

Ну а следующая ступень  — постоянное внимание к своим  словам, своим поступкам. Дело в том, что наличие подобных, на первый взгляд невинных, стереотипов очень  плохо сказывается на воспитании. Вот пример, который проиллюстрирует  то, что мы невольно можем сделать  своими собственными руками.   

В одном из департаментов  Франции, как рассказано в известном  романе, существовало поверье, согласно которому преступник рождается в  определенный день недели — среду. Образованное население местности  смеялось над суеверием неграмотных  крестьян до тех пор, пока в голову кому-то не пришло проверить, в какой  день недели родились заключенные местной  тюрьмы (мы обычно знаем дату, но не знаем дня недели своего рождения). И оказалось: большинство заключенных  родились... в среду!   

Дело в том, что ребенок, родившийся в среду, уже был в  отличие от тех, кто родился в  четверг или понедельник, согласно поверью, несчастьем для семьи. Родителей  жалели соседи. В доме царило безрадостное настроение. И если о том, когда  родились все остальные дети, вскоре никто не помнил, того, кто родился  в среду, не забывали. Если кто-то из мальчишек в округе набедокурил, подозрение чаще всего падало на него. Если компания школьников прогуляла урок — зачинщиком, естественно, был он. И так далее. Не удивительно, что само общественное мнение подталкивало его к правонарушительным действиям, как бы подсказывало всю будущую судьбу.   

Не оказываемся ли мы сами порой в той же ситуации, что  французские крестьяне? Не надо ли нам, прежде чем браться за дело воспитания, избавиться от собственных суеверий, в частности от такого вредного, как «красивый — значит хороший»?   

Есть еще один аспект: знание законов психологии не только открывает  нам глаза на окружающее и на нас  самих — оно требует и ответственности  за свои поступки. Скажем, если учитель  завысил оценку ученику, не зная, что  в данный момент поддался внешнему обаянию школьника, — это ошибка, просчет, но вещь, в общем, простительная, поправимая в будущем. А вот если он знаком с основами психологии или просто отдает себе отчет в том, что поддался настроению, — это уже другое дело.   

Так что знание в данном случае — действительно сила, помогающая восстановить справедливость.   

Не раз и не два авторам  этих строк приходилось слышать  в учительской аудитории возмущенные  голоса — мол, мы не такие, это не про нас, мы всегда объективны. Особенно возмущались, когда разговор о красоте  и стереотипах восприятия, с ней  связанных, возникал в подростковой аудитории. Как будто современные  подростки живут в безвоздушном, стерильном пространстве, не знают, что  красивым быть лучше, чем некрасивым.    

Еще совсем недавно говорить с детьми о красоте у нас  считалось неэтичным, едва ли неприличным  делом — и в школе, и дома велись, предписывались для проведения назидательные беседы о красоте  духовной, о важности выработки у  подростков и юношества высоких  нравственных качеств, необходимых  для того, чтобы успешно плыть  по жизни, в том числе и к  удачному браку, к полноценному общению  со сверстниками. Это так и есть — именно личностные качества, именно каждодневный душевный труд, внутренний рост важны для того, чтобы возникла симпатия и завязались дружеские, взаимно обогащающие отношения, без этих качеств немыслимо создание счастливой семьи, никакие внешние данные их не заменят.    

Но оттого что мы вообще старались не замечать внешности  наших детей и их сверстников  или делали вид, что она не имеет  никакого значения, молодые не верили нашим самым правильным словам, и  самые лучшие пожелания не достигали их. Они теряли к нам доверие не только в малом (замечая, что мы сами стараемся выглядеть посимпатичнее в праздничный вечер, собираясь в театр или просто на работу), но и в большом.    

Сегодня мы потихоньку начинаем избавляться от этого ханжеского тона в разговоре о внешности. Даже на страницах молодежных изданий, в передачах для молодежи все  больше места уделяется материалам, посвященным развитию вкуса в  одежде, в поведении, в косметике. Не так давно начали проводиться  конкурсы красоты в Прибалтике —  и вот уже сотни претенденток на титул первой красавицы стекались  к Центральному парку культуры и  отдыха в Москве, и мы приветствовали «королеву красоты» столицы.   

Мы начинаем привыкать  к мысли, что думать о внешности  — нормально, что стремление быть красивым — естественно и ничуть не зазорно, и учимся определять верное место внешности в нашей жизни  — не больше, но и не меньше.   

Учимся постигать сказанные  давным-давно слова о том, что  в человеке все должно быть прекрасно  — и душа, и лицо, и поступки, и даже одежда... И оттого что мы заново открываем эту простую  истину, нам становится много легче  вести разговор с молодыми. И больше становится надежд на то, что мы услышим, поймем друг друга...   

На самом деле наши дети давно уверены, что красивым живется лучше, убедились на собственном опыте. И на наш взгляд, полезнее просветить их, объяснить, что это не так, помочь им преодолеть и комплексы, и влияние стереотипов, и научить ответственности за свои поступки. В этом, очевидно, и состоит наш нравственный родительский долг.   

Все сказанное до сих пор  как бы подтверждает предположение, что красивому живется все-таки легче и приятнее, а стало быть, и нужно не жалеть и времени  и сил, чтобы приблизить свой облик  к некоему идеалу.   

Кстати, об идеале. Что такое  идеал? Многие, когда речь заходит  о красоте, говорят, что канонов  красоты столько же, сколько и  людей, что идеала как такового нет, что на вкус на цвет товарища нет.   

Оказывается, есть.   

Группе людей показали несколько фотографий и попросили  поставить оценки по красоте тем, кто изображен на них, по десятибалльной системе. Люди, участвовавшие в эксперименте, были очень разные, но оценки их были тем не менее очень близки. Высший балл получили несколько фотографий — изображенные на них лица совсем не походили друг на друга, но все признали их красивыми.   

Нам нравятся разные лица —  это да, но нам нравятся разные типы красоты. Мы их отличаем безошибочно. Так  же, как в современной моде мы различаем спортивное, молодежное и, скажем, фольклорное направление, и  точно отличим модную вещь от немодной.    

Как же мы определяем эти  несколько типов красоты?   

Думается, выработке определенных «нормативов» внешности способствует современная культура, в которой  значительное место занимает кинематограф. Несколько десятков ведущих киноактеров  мирового экрана представляют не только героев наших дней, которых они  играют, но и несколько типов внешности, которые мы с готовностью принимаем  за эталон. Скажем, Депардье и Бельмондо  не очень похожи, но каждый из них  нам кажется вполне достойным  высокой оценки.   

Кинематограф способствует универсализации типов эталонной  внешности — вместе с кинолентами  из страны в страну, с континента на континент кочуют одни и те же лица.   

Мало того, нетрудно выяснить, что и эти типы не вечны.

   Еще недавно мы в подобных дискуссиях апеллировали к авторитету Чернышевского  — вспомните «тип крестьянской»  и «тип дворянской» красивой девушки. Сегодня и эта точка зрения подверглась критике современников.    

Если мы посмотрим кинофильм, скажем, тридцатилетней давности, герои  и героини их нам могут показаться не такими интересными внешне, как  современные киноактеры (как произошло, скажем, недавно, во время широкого показа фильма «В джазе только девушки» — внешность Мэрилин Монро  в оценках многих зрителей оказалась  менее привлекательна, чем у звезд  сегодняшнего экрана). Мало того, даже людям старшего поколения, чья юность пришлась на те годы, когда создавался фильм, сегодняшние герои могут показаться красивее.   

Конечно, дело не в том, что  тридцать лет назад красивых лиц  было меньше. Кинозвезды той поры вполне справедливо считались самыми красивыми  мужчинами и женщинами своего времени. Просто время изменилось. И  вместе с ним, с прическами, фасоном  платьев изменились лица героев.   

Это можно заметить не только по кинематографу — зайдите в  музей изобразительных искусств, вглядитесь в портреты женщин прошлых  веков, признанных красавиц. Всегда ли мы разделим восхищение их современников? Да и статуя Венеры, изваянная древним  мастером как символ любви и красоты, сегодня многим покажется немного  тяжеловесной. Сегодня девушки хотели бы быть повыше, постройнее.   

Значит, понятие красоты  в культуре не вечно — то, что  красиво сегодня, не было красивым вчера, стало быть, и завтра красивым будет  считаться то, что будет соответствовать  завтрашнему эталону.   

Кинематограф, между прочим, нередко служит нам дурную службу. Фильмы всех стран, как правило, рассказывают нам об успехах красивых людей. Например, как мы, пропустив 1-ю серию, во 2-й  безошибочно угадываем героя  многосерийного фильма, разведчика в  стане врага? Да, конечно же, он —  самый мужественный внешне, самый  обаятельный, самый красивый, в какую  форму ни был бы одет!   

Зритель, особенно молодой, воспринимает такие «правила» игры и невольно уверяется, что яркая внешность  — необходимое качество героя  и на экране, и в действительности. Такое же, как, скажем, сила воли, смелость, принципиальность. Юноша мечтает  походить на своего кумира — старается  выработать столь же выдающиеся личные качества, и это, конечно, можно только приветствовать. Но как быть с внешностью Бельмондо, которая также становится предметом подражания? Черты лица не изменишь, как ни тренируй волю и  смекалку. И тут можно впасть в  отчаяние, разувериться не только в  собственной внешности (которая  может быть вполне нормальной, даже симпатичной), но и в достижении жизненных  целей, в ценности собственной личности, в том, что когда-нибудь станешь  достойным человеком.