Политическая мысль в античном мире

того  и  другого,  то  есть  и  поступали  несправедливо,  и   страдали   от

несправедливости, тогда они <..>нашли  целесообразным  договориться  друг  с

другом, чтобы не творить несправедливости  и  не  страдать  от  нее.  Отсюда

взяло свое  начало  законодательство  и  взаимный  договор".  Таким  образом

государство не карает, но помогает людям. Платон также отводит  много  места

описанию сословия стражей, то есть тех самым сил, с  помощью  которых  должен

обеспечиваться "порядок  и спокойствие угнетателей". Тем  не  менее,  солдаты

нужны Платону  не для борьбы со  своими  же  гражданами,  но  для  защиты  от

внешних врагов. "Будущий  страж нуждается еще вот в  чем: мало  того,  что  он

яростен он должен по своей природе еще и стремиться  к  мудрости".  Мудрость

дает ему  понятие  о  том,  что  справедливо,  что  нет.  Воин  сравнивается

философом со сторожевой собакой, которая обязательно должна различать  своих

и   чужих.   Платон   просто   уверен,   что   в   идеальном    государстве,

воспроизведенным  на страницах его  трактата,  невозможны  будут  волнения  и

классовые столкновения, которые заставят воинов выступить  против  своих  же

сограждан и сражаться  с теми, кого  они  призваны  защищать.  Таким  образом

подлинное государство  в понятии Платона настолько  идеально, что  карательные

его  функции  отходит  на  второй,  если  не  на   третий   план,   в   виду

сознательности  людей его населяющих.

       Аристотель также представлял   государство  как  нечто   прекрасное  по

своей сути. "Целью  государства является благая жизнь". Он  исходил  из  того

понятия, что человек  "существо  политическое",  стремящееся  к  общению,  а

потому государство  для  него  необходимо  как  воздух.  "Всякое  государство

представляет собой  своего рода общение, всякое же общение  организуется  ради

какого-либо блага. Больше других и к  высшему  из  всех  благ  стремится  то

общение, которое  является наиболее важным  из  всех  и  обнимает  собой  все

остальные общения.  Это  общение  и  называется  государством  или  общением

политическим”. Если  разобрать  данное  определение,  то  мы  несколько  раз

встретим  слово  "благо",  но  вообще  не  найдем  упоминания  о  каком-либо

подавлении и  угнетении.

       Цицерон также предерживался  концепции Аристотеля. Это явствует  из его

определения:  "Государство  есть  достояние  народа,  а   народ   не   любое

соединение  людей,  собранных  вместе  каким  бы  то  ни  было  образом,   а

соединение многих людей, связанных между собой  согласием в области  права  и

общностью интересов. Первой причиной для такого  соединения  людей  является

не столько их слабость, сколько, так сказать,  врожденная  потребность  жить

вместе". Если мы говорим об общности интересов и  согласии,  то  не  о  каких

мятежах не может  быть и речи.

       Следует отметить, что античные  философы все же понимали,  что  иногда

государство может  служить для  власть  имущих  средством  подавления  власть

неимущих. Однако они полагали,  что  это  присуще  не  первозданным  моделям

государственных устройств, но иногда  получается  в  процессе  их  развития,

когда  монархия,  аристократия  и  демократия   извращаются   и   становятся

тиранией, олигархией и анархией. Платон, Аристотель  и  Цицерон,  жившие  во

времена тяжелых  кризисов власти, наступавших после  периодов  расцвета,  были

склонны рассматривать  извращенное устройство не  как  сущность  государства,

но как ее искажение. Изначально государство для них  являлось справедливым  и

служило не  как  машина  закрепощения,  но  как  нечто,  дающее  благо  всем

гражданам. 

       Граждане государства.

       Здесь мы подходим к другому  не менее важному понятию   гражданин.  Оно

неразрывно  связано  с  понятием  о  государстве,  ибо  "государством  мы  и

называем совокупность граждан". "Мы считаем гражданами тех, кто участвует  в

суде и в народном  собрании,"  продолжает  Аристотель.  Отметим  сразу,  что

гражданин и человек, проживающий в государстве, часто  не  одно  и  тоже.  В

стране может  присутствовать большое количество иноземцев, или, как их  звали

в Древней Греции, метеков. Несмотря на  то,  что  понятие  “метек”  зачастую

ассоциируется с  киниками, в частности с Диогеном,  жившим  в  бочке,  метеки

могли ремеслиничать, даже приобретать  частную  собственность  и  заниматься

ростовщичеством. Многие из них становились состоятельными людьми. И  всё  же

они не могли уравняться в правах с гражданами полиса, ибо  даже богатство  не

давало  им  прав  участвовать  в  управлении  государством.  Они  все  равно

чувствовали себя изгоями. Греческие полисы  кичились  своим  демократическим

устройством или  политией3, где все равны на том  основании, что все  граждане

могли попеременно  становиться стратегами или  иными  должностными  лицами  и

поочередно управлять  страной.  На  метеков  этот  основной  демократический

принцип не распространялся. Граждане, даже попадая  в  денежную  зависимость

от метеков, все  равно не желали пускать  в  свою  устоявшуюся  общину  новых

людей и делали это крайне редко в  порядке  исключения.  Лишь  в  позднейший

период, как раз  когда жили Платон и Аристотель,  потребность  государства  в

финансовых вспоможениях стала  столь  значительной,  что  начала  внедряться

практика выдачи гражданства за определенную плату. В этом  Аристотель  видел

зло. Возможно поэтому  у него появляется столь странная оценка  ремесленников

(которые многие  были метеками): "Ремесленники  не  принадлежат  к  гражданам,

как  и  вообще  всякий  другой   слой   населения,   деятельность   которого

направленная не на служение добродетели". Тогда  мы зададим  вопрос:  что  же

такое служение  добродетели?  И  мы  можем  предположить,  что  в  понимании

Аристотеля это  занятие политикой и войной: "Нужно  заботу  о  военных  делах

считать прекрасной". Тем не менее,  вряд  ли  будет  верно  утверждать,  что

государство (совокупность граждан, по Аристотелю), в  котором  не  останется

ни плотников, ни каменщиков, ни гончаров, ни ткачей, но будут  одни  солдаты

во  главе  с  правителями,  будет  являться  настоящим   государством.   Оно

превратится в  войско на марше. Ремесленники, а также  землепашцы, с  которыми

Аристотель обошелся дурно, вычеркнув из  списка  граждан,  будут  похожи  на

обоз, сопровождающий это войско. Известно,  что  Аристотель  был  во  многом

сторонником спартанской  системы  государственного  устройства;  однако  все

равно, по нашему мнению, отождествлять  государство  с  армией,  а  армию  с

государством ошибочно, а урезание прав ремесленников и  землепашцев в  пользу

воинов выглядит неприкрытой военщиной. Скорее гражданами должны  являться  и

те, и другие, то есть и те, кто защищает государство, и те, кто работает  на

его благо и  обеспечивает защитников необходимым.

       Говоря  о  ремесленниках,  мы   упомянули   о   плачевном   положении

земледельцев в  идеальном государстве Аристотеля, но еще не  сказали,  в  чем

именно заключаются  их тяготы. "Лучше всего, чтобы  землепашцы  были  рабами.

Они, однако, не должны принадлежать к одной народности и не должны  обладать

горячим темпераментом; именно при таких условиях они  окажутся полезными  для

работы  и  нечего  будет  опасаться  с  их  стороны  каких-либо  попыток   к

возмущению".  Аристотель  попрежнему  не  говорит  о  карательных   функциях

государства. Мятежей  в  нем  не  будет  просто  потому,  что  его  граждане,

низведенные на положение  рабов, "не должны обладать горячим  темпераментом".

Однако  это,  с  нашей  точки  зрения,  во-первых,  недостижимо;  во-вторых,

природа подобного  желания  поражает  своим  чудовищнейшим  тиранизмом.  Это

мечта любого тирана, против  которых  так  выступал  сам  Аристотель.  Мечта

тирана  царствовать  среди  рабов,  которые  находятся  под  таким   большим

идеологическим  гнетом,  что  уподобляются  овцам,  неспособным  мыслить   и

сознавать свое тягчайшее  и несправедливейшее положение. Аристотель,  осуждая

Платона,  писал:  "Отнимая  у  стражей  блаженство,   он   утверждает,   что

обязанность законодателя сделать все государство в  его целом счастливым.  Но

невозможно сделать  все государство счастливым, если большинство  его  частей

или хотя бы некоторые  не  будут  наслаждаться  счастьем".  В  данном  случае

Аристотель вступился  за ядро своего государства-войска за воинов.  При  этом

он совершенно забыл, как обошелся с  теми,  кто  кормит  страну.  Хотя,  во-

первых, ремесленников  и земледельцев всегда гораздо больше, чем  солдат,  а,

во-вторых, они  полезнее.  Дабы  доказать  последнее  утверждение,  нам  надо

представить два  государства, в одном из которых  нет  ни  одного  солдата,  в

другом ни одного землепашца и  ремесленника.  Конечно,  первое  государство,

став легкой добычей  для соседей, будет вскоре завоевано. Второе же  погибнет

вообще, ибо воины  умрут от голода.  Можно  предположить,  что  они  совершат

набег на своих  соседей и добудут необходимое,  но  это  невозможно.  Войско,

лишенное  хорошо  налаженной  системы  поставки   продовольствия,   окажется

неспособным вести  войну и будет разгромленно. Граждане второго  государства,

где не будет  ни  одного  производителя,  но  одни  воины,  в  конце  концов

сдадутся на милость  победителя и станут его рабами, только  бы  он  накормил

их.

       Мы рискнем высказать предположение,  что  в  отношении  Аристотеля  к

ремесленникам и  землепашцам в полной мере  проявился  тиранизм  его  натуры.

Данное явление  отражено у Платона: "Какой-то страшный, беззаконный  и  дикий

вид желаний таится внутри каждого человека,  даже  в  тех  из  нас,  которые

кажутся  вполне  умеренными".  Оправдываясь,  Аристотель  пишет,  что  "быть

рабами и полезно, и справедливо" на основе того, что  рабы по  природе  своей

предназначены для  подчинения "у них отсутствует  элемент, предназначенный  по

природе своей  к властвованию". Однако все это  кажется  нам  надуманным,  ибо