М. Вебер "Политика как призвание и профессия"

 Но при  всех обстоятельствах журналистская  карьера остается одним из  важнейших путей профессиональной  политической деятельности. Такой  путь не каждому подходит, и  менее всего—слабым характерам, в особенности тем людям, которые  способны обрести внутреннее  равновесие лишь в каком-нибудь  устойчивом сословном состоянии.  Если даже жизнь молодого ученого  и носит азартный характер, то  все-таки прочные сословные тра­диции  его окружения предохраняют его  от неверных шагов. Но жизнь  журналиста в любом отношении  — это чистейший азарт, и  к тому же в условиях, испытывающих  его внутреннюю прочность так,  как, пожалуй, ни одна другая  ситуация. Часто горький опыт  в профессиональной жизни —  это, пожалуй, не самое худшее. Как раз особенно тяжелые внутренние  требования предъявляются к преуспевающему  журналисту. Это отнюдь не мелочь: входить в салон власть имущих  как бы на равной ноге и  нередко в окружении всеобщей  лести, вызванной боязнью, общаться, зная при этом, что стоит тебе  только выйти за дверь, как  хозяин дома, быть может, должен  будет специально оправдываться  перед гостями за общение с  «мальчишками-газетчиками»; и уж  совсем не мелочь: быть обязанным  быстро и притом убедительно  высказываться обо всех и обо  всем, что только потребует «ры­нок», обо всех мыслимых жизненных  проблемах, не только не впадая  в их абсолютное опошление,  но и не оказываясь прежде  всего обреченным на бесчестие  самообнажения и его неумолимых последствий. Не то удивительно, что многие журналисты «девальвировались» как люди, сошли с колеи, но то, что тем не менее именно данный слой заключает в себе столько драгоценных, действительно настоящих людей, что в это трудно поверить постороннему.

 Но если  журналист как тип профессионального  политика существует уже довольно-таки  давно, то фигура партийного  чиновника связана с тенденцией  последних десятилетий и частично  последних лет. Мы должны теперь  обратиться к рассмотрению партийной  системы (Parteiwesens) и партийной организации, чтобы понять эту фигуру сообразно ее месту в историческом развитии.

 Во всех  сколько-нибудь обширных, то есть  выходящих за пределы и круг  задач мелкого деревенского кантона,  политических союзах с периодическими  выборами власть имущих политическое  предприятие необходимо является  предприятием претендентов (Interessentenbetrieb). Это значит, что относительно небольшое количество людей, заинтересованных в первую очередь в политической жизни, то есть в участии в политической власти, создают себе посредством свободной вербовки свиту, выставляют себя или тех, кого они опекают, в качестве кандидатов на выборах, собирают денежные средства и приступают к ловле голосов. Невозможно себе представить, как бы в крупных союзах вообще происходили выборы без такого предприятия. Практически оно означает разделение граждан с избирательным правом на политически активные и политически пассивные элементы, а так как это различие базируется на добровольности самих избирателей, то оно не может быть устранено никакими принуди­тельными мерами, например обязательностью участия в выборах, или «цеховым» (berufsstandische) представительством, или другими предложениями такого рода, демонстративно или фактически направленными против этого факта, а тем самым против господства профессиональных политиков. Вожди и их свита как активные элементы свободной вербовки и свиты, и, через ее посредство, пассивной массы избирателей для избрания вождя — суть необходимые жизненные элементы любой партии. Однако структура их различна. Например, «партии» средневековых городов, такие, как гвельфы и гибеллины, представляли собой сугубо личную свиту. Если взглянуть на Statute del la parte Guelfa* , конфискацию имущества нобилей — как изначально назывались все те семьи, которые вели рыцарский образ жизни, то есть имели право вступать в ленные отношения, — лишение их права занимать должности и права голоса, интерлокальные партийные комитеты и строго военные организации и их вознаграждения доносчикам, то это живо напомнит большевизм с его Советами, его военными и (прежде всего в России) шпионскими организациями, прошедшими суровый отбор, разоружением и лишением политических прав «буржуазии», то есть предпринимателей, торговцев, рантье, духовенства, отпрысков династий и полицейских агентов, а также с его конфискациями. И эта аналогия подействует еще более ошеломляюще, если мы посмотрим, что, с одной стороны, военная организация указанной партии была сугубо рыцарским войском, формируемым по матрикулам, и почти все руководящие места в ней занимали дворяне; Советы же со своей стороны сохраняют или, скорее, снова вводят высокое вознаграждение предпринимателям, аккордную зарплату, систему Тейлора, военную и трудовую дисциплину и ведут поиски иностранного капитала — одним словом, снова просто должны принять все то, с чем боролись как с классовыми буржуазными учреждениями, чтобы вообще со хранить в действии государство и хозяйство; и помимо того, главным инструментом своей государственной власти они сделали агентов старой охранки. Но такими организациями, носящими насильственный характер, нам не придется заниматься, мы имеем дело с профессиональ ными политиками, которые стремятся к власти через мирную партийную агитацию на рынке голосов избирателей.

Эти партии в нашем обычном смысле первоначально  тоже были, например в Англии, только свитой аристо кратии. Каждый переход в другую партию, совершаемый по какой-либо причине пэром, влек .за собой немедленный переход в нее всего, что от него зависело. Крупные дво рянские семьи, и не в последнюю очередь, король вплоть до Билля о реформе осуществляли патронаж над множеством округов. К этим дворянским партиям близко при мыкают партии уважаемых людей, получившие новее местное распространение вместе с распространением власти бюргерства. «Образованные и состоятельные?. круги, духовно руководимые типичными представителями интеллектуальных слоев .Запада, разделились, частично по классовым интересам, частично по семейной традиции, частично по чисто идеологическим соображениям, на партии, которыми они руководили. Духовенство, учи теля, профессора, адвокаты, врачи, аптекари, состоятельные сельские хозяева, фабриканты — весь тот слой, который в Англии причисляет себя к gentlemen, — образовал» сначала нерегулярные политические союзы, самое большее — локальные политические клубы; в смутные вре мена беспокойство доставляла мелкая буржуазия, а иногда и пролетариат, если у него появлялись вожди, которые, как правило, не были выходцами из его среды. На этой стадии по всей стране еще вообще не существует интерлокально организованных партий как постоянных союзов. Сплоченность обеспечивают только парламентарии; решающую роль при выдвижении кандидатов в вожди играют люди, уважаемые на местах. Программы возникают частично из агитационных призывов кандидатов, частично в связи со съездами уважаемых граждан или решениями парламентских партий. В мирное время руководство клубами или, там, где их не было, совершенно бесформенным политическим предприятием осуществляется со стороны небольшого числа постоянно заинтересованных в этом лиц, для которых подобное руководство—побочная или почетная должность; только журналист является оплачиваемым профессиональным политиком, и только газетное предприятие — постоянным политическим предприятием вообще. Наряду с этим существуют только парламентские сессии. Правда, парламентарии и парламентские вожди партий знают, к каким уважаемым гражданам следует обращаться на местах для осуществления желаемой политической акции. И лишь в больших городах постоянно имеются партийные союзы (Vereine) с умеренными членскими взносами, периодическими встречами и публичными собраниями для отчета депутатов. Оживление в их деятельности наступает лишь во время выборов.

 Заинтересованность  парламентариев в возможности  интерлокальных предвыборных компромиссов и в действенности единых, признанных широкими кругами всей страны программ и единой агитации вообще по стране становится движущей силой все большего сплочения партий. Но если теперь сеть местных партийных союзов существует также и в городах средней величины и даже если она растянута «доверенными лицами» по всей стране, а с ними постоянную переписку ведет член парламентской партии как руководитель центрального бюро партии, то это не меняет принципиального характера партийного аппарата как объединения уважаемых граждан. Вне центрального бюро пока еще нет оплачиваемых чиновников; именно «видные люди» ради уважения, которым они обычно пользуются, повсюду руководят местными союзами: это внепарламентские уважаемые граждане, которые оказывают свое влияние наряду с политическим слоем уважаемых граждан — заседающих в данный момент в парламенте депутатов. Конечно, поставщиком духовной пищи для прессы и местных собраний во все большей мере является издаваемая партией партийная корреспонденция. Регулярные членские взносы становятся необходимыми; часть их должна пойти на покрытие издержек штаб-квартиры партии. На этой ста-  дии находилось еще не так давно большинство немецких партийных организаций. Во Франции же отчасти еще господствовала первая стадия: крайне слабое сплочение парламентариев, а в масштабах всей страны — малое число уважаемых людей на местах; программы, выдвигаемые кандидатом или его патроном только раз, при выставлении кандидатуры, хотя и с большей или меньшей местной привязкой к решениям и программам парламентариев. Данная система была нарушена лишь частично. При этом число политиков по основной профессии оказалось ничтожным; ими были главным образом избранные депутаты, немногие служащие центрального бюро, журналисты и — во Франции — в остальном те карьеристы, которые находились на «политической» службе или в тот момент стремились к таковой. Формально политика для них оставалась в основном побочной профессией. Да и число «министрабельных» депутатов было сильно ограничено. То же самое следует сказать и о кандидатах на выборах, которые непременно должны относиться к категории уважаемых граждан. Но число лиц, заинтересованных в политическом предприятии косвенно, прежде всего материально, было весьма велико. Ибо все предписания министерства и прежде всего всякое улаживание вопросов о должностях обязательно должны были решаться с учетом того, как такое решение скажется на выборах, и любого рода пожеланиям пытались дать ход через посредство местного депутата, которого министр, если депутат входил в его парламентское большинство (к чему', конечно, стремился каждый), должен был выслушать благосклонно или враждебно. Каждый депутат патронировал должности и вообще все вопросы в своем избирательном округе, а чтобы снова быть избранным, поддерживал связь с местными уважаемыми людьми.

 Такому  идиллическому состоянию господства  кругов уважаемых людей, и прежде  всего парламентариев, противостоят  ныне сильно от него отличающиеся  самые современные формы партийной  организации. Это детища демократии, избирательного права для масс, необходимости массовой вербовки  сторонников и массовой организации,  развития полнейшего единства  руководства и строжайшей дисциплины. Господству уважаемых людей и  управлению через посредство парламентариев приходит конец. Предприятие берут в свои руки политики «по  основной профессии», находящиеся вне парламентов. Либо это «предприниматели» — например, американский босс и английский "election agent"* были, по существу, предпринимателями, — либо чиновник с постоянным окладом. Формально имеет место широкая демократизация. Уже не парламентская фракция создает основные программы и не уважаемые граждане занимаются выдвижением кандидатов на местах. Кандидатов предлагают собрания организованных членов партии, избирающие делегатов на собрания более высокого уровня, причем таких уровней, завершающихся общим «партийным съездом», может быть много. Но фактически власть находится в руках тех, кто непрерывно ведет работу внутри [партийного] предприятия, или же тех, от кого его функционирование находится в финансовой или личной зависимости, например меценатов или руководителей могущественных клубов политических претендентов («Таммани-холл»). Главное здесь то, что весь этот человеческий аппарат — «машина» (как его примечательным образом называют в англосаксонских странах)—или, скорее, те, кто им руководит, в состоянии взять за горло парламентариев и в значительной мере навязать им свою волю. Данное обстоятельство имеет особое значение для отбора вождей партии. Вождем становится лишь тот, в том числе и через голову парламента, кому подчиняется машина. Иными словами, создание таких машин означает наступление плебисцитарной демократии.  

 Партийная  свита, прежде всего партийный  чиновник и предприниматель, конечно,  ждут от победы своего вождя  личного вознаграждения — постов  или других преимуществ. От  него — не от отдельных парламентариев  или же не только от них;  это главное. Прежде всего они  рассчитывают, что демагогический  эффект личности вождя обеспечит  партии голоса и мандаты в  предвыборной борьбе, а тем самым  власть и благодаря ей в  наибольшей .степени расширит возможности  получения ожидаемого вознаграждения  для приверженцев партии. А труд  с верой и личной самоотдачей  человеку, не какой-то абстрактной  программе какой-то партии, состоящей  из посредственностей, является  тут идеальным моментом — это  «харизматический» элемент всякого  вождизма, одна из его движущих  сил. 

 Данная  форма получила признание не  сразу, а в постоянной подспудной  борьбе с уважаемыми людьми  и парламентариями, отстаивающими  свое влияние. Сначала это произошло  в буржуазных партиях Соединенных  Штатов, а затем — прежде всего  в социал-демократической партии  Германии. Коль скоро в какой-то  момент партия оказывается без  общепризнанного вождя, поражения  следуют одно за другим, но  даже если он есть, нужны всякого  рода уступки тщеславию и небескорыстию уважаемых людей партии. Но прежде всего и машина может оказаться во власти партийного чиновника, прибравшего к рукам текущую работу. В некоторых социал-демократических кругах считают, что их партия оказалась в плену этой «бюрократизации». Между тем «чиновники» относительно легко приспосабливаются к личности вождя, оказываются под сильным воздействием его демагогических качеств: материальные и идеальные интересы чиновников находятся в тесной связи с ожидаемым получением при его посредстве партийной власти, а труд ради вождя сам по себе приносит огромное внутреннее удовлетворение. Восхождение вождей представляет гораздо большие трудности там, где наряду с чиновниками влияние на партию оказывают уважаемые люди — как это по большей части и бывает в буржуазных партиях. Ибо идеально они «творят свою жизнь» из крошечных постов в правлениях или комитетах, которые они занимают. Завистливое чувство (Ressentiment) по отношению к демагогу как homo novus* , убеждение в превосходстве партийно-политического «опыта» — который действительно имеет большое значение, — а также идеологическая обеспокоенность разрушением старых партийных традиций определяют их поведение. А в партии на их стороне все традиционалистские элементы. Как сельский прежде всего, так и мелкобуржуазный избиратель приглядываются к известным им с давних пор уважаемым именам и не доверяют незнакомому человеку, правда, для того только, чтобы тем крепче примкнуть к нему в случае его успеха. Рассмотрим на нескольких основных примерах это противоборство двух структурных форм и в особенности обрисованное Остро-горским восхождение плебисцитарной формы.

 Сначала  обратимся к примеру Англии: там  до 1868 г. основу партийной организации  почти исключительно  составляли  уважаемые люди. Опорой тори в  сельской местности был, например, англиканский священник, а помимо  него — в большинстве случаев  — школьный учитель и прежде  всего крупный землевладелец  данного графства; опорой вигам  служили, как правило, такие  люди, как нонконформистский проповедник  (там, где такие были), почтмейстер,  кузнец, портной, канатчик, то есть  ремесленники, способные стать источником  политического влияния, ведь с  ними больше всего болтают  обо всем. В городе партии разделились  в соответствии с партийными  воззрениями — частично экономического  характера, частично религиозного, частично просто по семейной  традиции. Но политическое предприятие  всегда бази­ровалось на уважаемых  людях. Над ним «парили» парламент  и партии совместно с кабинетом  и лидером, который был председателем  совета министров или главой  оппозиции. У этого лидера всегда  рядом находился самый важный  профессиональный политик партийной  организации, «загоняла» (whip* ), в чьих руках и был патронаж над должностями. Таким образом, в погоне за ними следовало обращаться именно к нему, об этом он договаривался с депутатами от отдельных избирательных округов. Постепенно в избирательных округах начал формироваться слой профессиональных политиков, ибо тут осуществлялся набор местных агентов, первоначально неоплачиваемых и занимавших примерно то же положение, что и наши «доверенные лица». Но избирательным округам понадобилась также фигура капиталистического предпринимателя — election agent, — совершенно неизбежного в современном английском законодательстве, гарантирующем чистоту выборов. Это законодательство попыталось проконтролировать расходы по выборам и противодействовать власти денег, обязывая кандидатов сообщать, сколько стоили им выборы, ибо кандидат (в куда большей мере, чем это прежде случалось у нас), помимо перенапряжения голоса, имел еще удовольствие раскошелиться. Election agent позволял выплатить всю сумму ему, на чем он, как правило, прилично выгадывал. В расстановке сил между лидером и уважаемыми людьми партии в парламенте и по стране первый с давних пор занимал в Англии весьма солидное положение, на что имелась важная причина: его способность проводить большую политику, и к тому же политику постоянную. Однако и влияние парламентариев и уважаемых людей партии еще сохранялось.

 Так примерно  выглядела старая партийная организация  — наполовину хозяйство уважаемых  людей, наполовину уже предприятие  служащих и предпринимателя. Но  с 1868 г. сначала для местных  выборов в Бирмингеме, а затем  и по всей стране сформировалась  система Caucus* . Создали ее один нонконформистский священник и Джозеф Чемберлен. Поводом для этого явилась демократизация избирательного права. Чтобы привлечь на свою сторону наибольшее число избирателей, завоевать массы, необходимо было создать чудовищный аппарат союзов, имевших демократический облик, образовать избирательный союз в каждом городском квартале, держать это предприятие в непрестанном движении, все жестко бюрократизировать: больше становится наемных оплачиваемых чиновников, главных посредников между партийным союзом и массами с правом кооптации как формальных проводников партийной политики, избираемых местными избирательными комитетами, которые в скором времени объединили в целом около 10% избирателей. Движущей силой оставались местные представители, заинтересованные прежде всего в коммунальной политике, всюду позволяющей отхватить для себя самый жирный кусок. Они же в первую очередь пополняли финансы. Эта заново формирующаяся ма­шина, независимая уже от парламентского руководства, в самом скором времени должна была повести борьбу с прежними носителями власти, прежде всего с whip'OM, и, опираясь на заинтересованных лиц на местах, одержала в этой борьбе такого рода победу, что whip вынужден был приспособиться и объединиться с ней. В результате вся власть сконцентрировалась в руках немногих, в конечном счете — одного лица, стоявшего во главе партии. Ибо в либеральной партии указанная система возникла в связи с приходом Гладстона к власти. Именно ослепительный блеск Гладстоновой «большой» демагогии, непоколебимая вера масс в этическое содержание его политики и прежде всего в этический характер личности Гладстона привели эту машину к столь стре-  мительной победе над уважаемыми людьми. В действие вступил цезаристски-плебисцитарный элемент политики: диктатор на поле избирательной битвы. Данное явление обнаружило себя очень скоро. В 1877 г. Caucus впервые действовал на государственных выборах. Результат был блестящий: крушение Дизраэли в самую пору его больших успехов. В 1886 г. машина была уже настолько харизматически ориентирована на личность, что, когда встал вопрос о Гомруле, весь аппарат, сверху донизу, не спрашивал: стоим ли мы объективно на платформе Глад-стона? Аппарат просто совершал повороты по слову Гладстона, заявив: «Что бы он ни делал, мы ему подчинимся», — и изменил своему создателю, Чемберлену.