Современные дискуссии о предмете и структуре философии

ВВЕДЕНИЕ. 

     Философия  (с греч.  - любовь к истине, мудрости) - форма об-

щественного сознания; учение об общих принципах бытия  и познания,

об отношении  человека к миру,  наука о всеобщих законах  развития

природы, общества и  мышления.  Философия вырабатывает  обобщенную

систему взглядов на мир, место человека в нем; она  исследует поз-

навательные ценности,  социально-политическое, нравственное и эс-

тетическое отношение  человека к миру.

 Каждый человек  сталкивается с проблемами, обсуждаемыми  в фи-

лософии. Как устроен  мир? Развивается ли мир? Кто или  что опреде-

ляет эти законы развития?  Какое место занимает закономерность, а

какое - случай?  Положение  человека в мире:  смертен или  бессмер-

тен? Как может человек  понять свое предназначение.  Каковы позна-

вательные возможности  человека? Что есть истина и как  ее отличить

от лжи? 

Cовременная философия, прежде всего, отличается своей дотошностью; излагать ее кратко -значит вообще не излагать. Кроме того, довольно часто взгляды того или иного философа вырисовываются из ряда взаимосвязанных статей в периодических изданиях, а не формулируются в четком виде в каком-то одном труде. Порой они излагаются чрезвычайно сжато, или их изложение предполагает, что читателю известно то, что принимается без доказательств. Чтобы сделать такую философию более понятной, ее нужно рассмотреть в более широком контексте, а не предложить некоторую выжимку из нее. «Я едва ли могу надеяться на то, что даже при нынешнем объеме моей книги « Современные философы» мне удалось сделать нечто большее, чем просто дать некоторое представление о современной философии. Это описательное, неформальное, неизбежно суммарное изложение некоторых недавних дискуссий, а отнюдь не глубокий анализ или окончательная оценка тех философов, которые «действительно имеют значение». Кто-нибудь когда-нибудь сделает это намного лучше меня.» - так писал Джон Пассмор.

      Как  наука, философия изучает исторические  события, опыт предшествующих  поколений. Философия – это   наука о всеобщих закономерностях,  к которым подчинены как бытие  (т.е. природа и  общество), так  и мышление человека, процесс  познания. Философия является одной  из форм общественного сознания, определяется в конечном счете  экономическими отношениями общества. Основным вопросом философии,  как особой науки является  проблема отношения мышления  к бытию, сознания к материи.  Любая философская система представляет  собой конкретно развернутое  решение этой проблемы, даже если  «основной вопрос»  в ней прямо и не формулируется. В философии существует поляризация на два противоположных направления – на материализм и идеализм, промежуточное положение  занимает между ними дуализм. Одними из основополагающих направлений философии являются философия науки,  социальная философия,  философия истории, философская антропология. Философия науки – это область философии, изучающая науку как специфическую сферу человеческой деятельности и как развивающуюся систему знаний.  Философская антропология – философское учение о человеке, получившее широкое  развитие  в последние годы, некоторыми философами-марксистами рассматривается как философская дисциплина, отвечающая на вопрос: «Что такое человек?», синтезирующая объективно-научное и ценностное видение человека и мира.  Философская антропология и социальная философия соприкасаются во многих областях исследований.  Философия, как наука, пересекается с такими общими  научными направлениями, как психология, управление, право,  культурология и др.  Социальная философия, по своей сути, является прикладной наукой. занимающейся исследованием и обоснованием жизнедеятельности человека и социальных групп в обществе, а также общественных формациях. Социальная философия определяет стороны и качественные методы урегулирования вопросов функционирования таких институтов, как государство, общество,  организация. Субъектами социальной философии являются человек и общество, объектом, предметом исследований – человеческие отношения во всех их формах проявления. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 1

ПЕРЕМЕНЫ  И ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ

Бурное, не укладывающееся в четкие определения, разнообразное  по вдохновляющим идеям и методам  — как можно надеяться описать  это современное философское движение кратко, но в то же время понятным и всесторонним образом? Ответ один — этого сделать невозможно. Так много пишущих философов, так много поднимаемых проблем — стремление к полноте в этом случае уже не может считаться рациональным.

Харт Л.Г. предпринял анализ наиболее общих понятий морали, таких как «долженствование», с тем чтобы описать структуру морального рассуждения, определить логический статус моральных утверждений, т.е. установить, являются ли они подлинными суждениями или же скрытыми предписаниями, приказами, рекомендациями или выражениями чувств.

Философы морали, политики и права больше не ограничиваются исключительно концептуальными  изысканиями, анализом «логики» морали, права или политических дебатов. Так, в 1970-е годы одной из наиболее широко обсуждаемых книг стала «Теория  справедливости» (1971). В этой книге  Джон Ролз, рассуждая строго обоснованно  и явно в философском ключе, не только рассмотрел, как следует определять справедливость, но и детально проанализировал, в чем она действительно состоит. Чуть позже, в 1978 г., Сиссела Бок написала свою книгу «Ложь» («Lying»). Казуистику больше не отбрасывали в сторону, как не имеющую отношения к философии. Аристотелевское подчеркнутое внимание к добродетели вообще и к отличительным чертам отдельных добродетелей вновь вошло в моду.

Еще более удивительно  — по крайней мере, если смотреть с позиции первых послевоенных десятилетий  — то, что философы начали писать на такие острые социальные темы, как  феминизм, аборты, загрязнение окружающей среды, ядерные вооружения. Радикальные  движения 1960-х годов, хотя и довольно стремительно сошли со сцены, все  же оставили после себя важные последствия. Безусловно, прежние философы, начиная  с Платона и кончая Миллем, отнюдь не исключали подобные темы из области  интересов и, по существу, не считали, что философия имеет какие-либо установленные границы. Более близкий  к нашему времени Бертран Рассел писал для широкой аудитории  по вопросам образования, брака, мира и  войны. Однако характерно, что Рассел при этом отмечал, что, делая это, он выходит за рамки философии  и рассуждает скорее как отец, муж, гражданин, а не как философ. В  этой мере он вполне подчинялся соглашению, установлению которого сам же, по сути, и способствовал и которое  гласит, что философию следует  определять таким образом, чтобы  даже в таких своих разделах, как  философия морали и политики, она  была ограждена от необходимости  давать советы по практическим вопросам. Вопреки этому соглашению 1970-е годы стали свидетелями появления таких периодических изданий, как журнал «Philosophy and Public Affairs» («Философия и общественные отношения», с 1971 г.), в котором ставилась цель применения философии в вопросах политики. В 1980-е годы на удивление интеллектуальной публики, привыкшей относиться к философии как к изощренной интеллектуальной игре получили широкое распространение общества и журналы по «прикладной философии» или по таким ее отдельным разделам, как «философия медицины». Со смешанным чувством недоверия, смущения, удовлетворения и опасения философы становились членами консультативных комитетов по современным проблемам политики или принимали приглашения читать лекции в медицинских и инженерных школах. Они больше не склонны были думать, что участие в дискуссиях по фундаментальным социальным проблемам означает выход за рамки философии.

В какой мере подобную деятельность надлежит называть «прикладной  философией», а не мирским проповедничеством, — вопрос открытый. Так, Хеар, со своей  стороны, с досадой отмечал, что  авторы, пишущие по «прикладной философии», слишком часто довольствуются «апелляцией  к интуициям и предрассудкам, как своим собственным, так и других людей», хотя от философа ждут строго обоснованных рассуждений.

В случае марксизма  ситуация более сложная. Великий  бум 1960-х годов больше преуспел в  том, чего во многом не удалось достичь  Великой депрессии 1930-х годов, а  именно — он способствовал более  широкому распространению марксизма  в среде англо-американских философов. Безусловно, марксизм последних сильно отличается от марксизма, господствовавшего  в 1930-е годы; в глазах большинства  своих приверженцев он больше не был  неразрывно связан с отчаянной попыткой защитить Советский Союз. В действительности многие марксисты всячески старались  отвести глаза от Восточной Европы. Марксизм, как нам заявляли, «никогда не проходил проверки опытом». Появившихся  разновидностей марксизма было так  же много, как и разновидностей христианства; каждый мог выбрать себе «марксизм» по своему темпераменту. Спектр разновидностей был широк: от гуманистического марксизма  «Экономико-философских рукописей», написанных в 1844 г., но опубликованных лишь в 1932 г. до жесткого дегуманизированного  марксизма, созданного во Франции Луи Альтюссером. Гуманистичного Маркса часто соединяли с гуманизированным Фрейдом с тем, чтобы придать интеллектуальный вид нечетко сформулированным идеалам 1960-х годов. Идеи Маркса в интерпретации Альтюссера отстаивали те, чьи идеалы носили более аскетичный характер ¹.

Марксизм наиболее плодотворно используется и наиболее широко                                                                                                                                               

_________________________________________________________________                            1 Хеар в книге «Моральное мышление»                                                                     искусства и практической социальной критике. Когда философствование культивируется в применении к политической философии, философии стиле Маркса принимает форму эпистемологии или метафизики, оно чаще всего выливается в разнообразные ученые труды, посвященные выяснению того, что же Маркс «действительно имел в виду». Это вовсе не удивительно, учитывая, что сам Маркс не писал систематических работ по этим темам. В действительности же, наиболее естественно видеть в нем антифилософа, утверждавшего, что философия — это пережиток прошлого и ей на смену должна теперь прийти наука, которая имеет к ней такое же отношение, какое, согласно известному высказыванию Маркса в «Немецкой идеологии» (1845— 1846, впервые полностью опубликованной в 1932), «имеет онанизм к половой любви».

Тем не менее, в течение какого-то времени марксистскую философию создавали, как это было описано и в книге «Сто лет философии», обращаясь к Энгельсу и Ленину. Советские марксисты все еще продолжают так делать. Но многие другие марксисты как в англо-американском мире, так и на европейском континенте (куда следует отправиться за пользующимися наибольшим влиянием переформулировками марксизма) ищут марксистскую философию в ином месте, часто возвращаясь к Фихте, Гегелю или Фейербаху. Их работы, экзегические и апологетические по характеру, имеют к настоящему повествованию не большее отношение, чем, скажем, аналогичные работы о Фреге и Расселе, даже если их темой является эпистемология или метафизика.

Уже становится достаточно очевидным, почему этот эпилог с его  завершающими главами даст значительно  менее репрезентативную картину  происходящего сейчас на философских  факультетах по сравнению с той  книгой, для которой он служит эпилогом. Но следует еще кое-что добавить по этому поводу. В 1957 г., когда вышло  первое издание книги «Сто лет  философии», англо-американский философский  мир был сравнительно небольшим, уютным, замкнутым, в нем было очень  мало философских периодических  изданий, да и писали тогда относительно немного. Десятилетие спустя в несколько  раз выросло число публикуемых  книг и стремительно увеличилось  количество статей, достигнув уже  того предела, при котором, как я  отмечал при выходе второго издания  книги в 1966 г., историк не может  больше надеяться «охватить всю  область» в той мере, в какой  это было возможно прежде. То, что  когда-то было лишь небольшим ручейком, превратилось к этому времени  в широкую реку, а в 1980-е годы — здесь неизбежно напрашивается  сравнение, каким бы банальным оно  ни было, — эта река разлилась  половодьем.

Безусловно, подобно  любому другому полноводному течению, поток публикаций несет с собой  немало мусора, обломков и даже останков. Все это историк может со спокойной  совестью оставить без внимания. Из того, что пишут философы, большая  часть, даже если она имеет ценность, достойна уважения и отвечает техническим  требованиям, так же, как соответствующая работа в науке, неизбежно второстепенна по своему значению. Улей, где кипит работа, необязательно является пристанищем для гениев. Тем не менее многим философам, которых в прежние времена сочли бы достойными более подробного рассмотрения, мы вынуждены отвести место в примечаниях. Иначе наш эпилог разросся бы до непропорциональных размеров.

Признаю, что метафора полноводного потока довольно банальна. Однако в данном случае она имеет  двойную силу. Такой поток отличается не только своей величиной, но и тем, что он соединяет в одно течение  прежде разрозненные ручейки, стирает  границы, сокрушает ограждения. Именно это и происходит в философии. Сейчас намного трудней, чем прежде, определить, где проходят границы  как философии в целом, так  и ее отдельных дисциплин. Благодаря  марксистскому или постмарксистскому  влиянию считается, к примеру, спорным, можно ли философию науки с  пользой для дела отделить от социологии знания.

Никто не мог предположить что философия «обыденного языка» является разделом лингвистики, как ее понимали профессиональные лингвисты. Однако позже взаимодействие между философией и лингвистикой стало столь значительным, а границы столь нечеткими, что возникли сомнения, не являемся ли мы действительно свидетелями отпочкования еще одной новой науки от философии. Или если не новой науки, то, по крайней мере, видоизмененной лингвистики, содержавшей в себе многое такое, что прежде считалось философией. Где заканчивается такая лингвистика, а где начинается философия — далеко не ясно. Однако именно на этой спорной территории по большей части и размещается сейчас та современная философия, которая пользуется наибольшим влиянием.

Сходная неопределенность имеет место и в случае логики. Как предположение, а не как отражение  сложившегося словоупотребления можно  выделить приблизительно три уровня логических исследований: математическая логика, философия логики и философская  логика.

Существует немало других областей, где становится все  труднее проводить границу между  философией и иными формами интеллектуальной деятельности. Поначалу испытываешь  изумление, когда знакомишься с  историей современной философии, написанной австрийским  философом науки Вольфгангом Штегмюллером. Она содержит (во втором томе) большие разделы, посвященные современной космологии и теоретической биологии, которые составляют почти половину всего тома. Но Штегмюллер надеется таким образом продемонстрировать, как он говорит, «конвергенцию между общими философскими теориями и эмпирическими исследованиями» в развитии современной мысли.

Куайн же утверждает, что не существует четкого различия между философией и наукой, а Патнэм — что философия физики есть «продолжение физики». В течение какого-то времени очень немногие философы — за такими известными исключениями, как Рейхенбах и Грюнбаум, — отваживались писать подробно о пространстве-времени или квантовой механике. Считалось, что эти темы следует оставить теоретической физике. Та удобная позиция, согласно которой философы могут и должны ограничить свое внимание концептуальными вопросами, оставив в стороне эмпирическое как не имеющее отношения к их целям, была подорвана на разнообразных фронтах, а не только в отношении физики и биологии. Философы никоим образом не оставили без внимания такие книги, как «Искусство и иллюзия» (1960) историка-искусствоведа Е.Х.Гомбровича или «Глаз и мозг» (1966) нейрофизиолога Ричарда Грегори. Границы между философией и социальной наукой еще более неустойчивы. В современной философии есть немало областей, на глубокое понимание которых могут рассчитывать лишь те, кто имеет хорошие знания по математике, физике или экономике.