Философия гуманизма

Предназначение  человека

Учение Данте о  человеке нашло свое выражение как  в теоретических формулировках  его философских трактатов, так  и во всей образной системе «Божественной  комедии», где земное вторгается в  запредельное, а личные и общественные страсти бушуют и в провалах Ада, и на ступенях Чистилища, и в райских  высях, благодаря чему образуются «как бы горизонтальные, полные временем ответвления  от вневременной вертикали Дантова  мира»[7] знаменитые драматические эпизоды  поэмы.

Звучащие вполне в  традиционно-аскетическом духе строки:

О христиане, гордые сердцами,

Несчастные, чьи тусклые  умы 

Уводят вас попятными  путями!

Вам невдомек, что  только черви мы -

завершаются напоминанием о двоякой - смертной и бессмертной - природе человека:

...В которых тлеет  мотылек нетленный, 

На божий суд  взлетающий из тьмы[8] .

Соединение природного и божественного начал Данте  видел в самом процессе возникновения  человеческой души, рассматриваемой  как завершение естественного развития актом творения: исходящая от тела «зиждительная сила», обладающая «творческой  властью», становится растительной, а  затем животной душой, готовой к  восприятию божественного творения. Бог «созерцает» «прекрасный  труд природы» - не отвергая его, но завершая.

Из того, что человек  есть некое среднее звено между  тленным и нетленным, Данте делает вывод о его причастности «обеим природам». Двоякая - смертная н бессмертная - природа человека обусловливает  и его двоякое предназначение к двум конечным целям. Эти две  цели человеческого существования - два вида блаженства, одно из которых  достижимо в здешней, земной, жизни  и заключается «в проявлении собственной  добродетели», другое же, «блаженство  вечной жизни, заключающееся в созерцании божественного лика», достижимо  лишь посмертно и «при содействии божественной воли»[9] . В этом учении о двояком предназначении человека проявился разрыв Данте со средневековой  традицией, сразу же замеченный и  осужденный томистами. Высшее, внеземное, блаженство как цель человеческого  существования, по Данте, не требует  отказа от осуществимого на земле  человеческого блаженства. Двум видам  блаженства отвечают два пути: путь «философских наставлений», жизни «сообразно добродетелям моральным и интеллектуальным», и «путь наставлений духовных, превосходящих разум человеческий». Один путь открыт благодаря человеческому разуму, другой - «благодаря Духу святому». Достижение двух видов блаженства требует и двоякого руководства - земное предназначение человека осуществляется в гражданском сообществе, по предписаниям философии, под водительством светского государя - императора; к жизни вечной ведет, основываясь на откровении, церковь, возглавляемая верховным первосвященником.

Мысль о самостоятельности  земного предназначения человека лежит  в основе политической идеи Данте - программы единой всемирной монархии, светской, независимой от церкви. Четкое разделение земного и загробного блаженства ведет у него к требованию исправления церкви, отказа ее от притязаний на светскую власть, на земные богатства; этому идеалу обновленной, очищенной  церкви подчинена и резкая критика  современного Данте папства и  всей церковной иерархии.

Обязательным условием не только посмертного воздаяния, но и нравственной оценки является для  Данте свобода человеческого  деяния, лежащая в основе принципа моральной ответственности. Свобода  воли в понимании Данте не позволяет  избежать личной ответственности за происходящее в мире, свалив ее на бога или на безличную совокупность причин[10] . Пользуясь данной ему свободой, человек способен к свершению  своего земного подвига, к исполнению своего земного предназначения. В  трактате «Пир» Данте обосновал  антифеодальное по социальной направленности учение о личном благородстве, не зависящем  ни от знатности предков, ни от богатства.

Благородство человека - в его деянии, в котором он может уподобиться своему творцу. «Если бывают подлейшие и скотоподобные  люди, - писал Данте в «Пире», - то точно так же бывают люди благороднейшие и едва ли не богоравные». Более того, человеческое благородство, «приносящее  столь многочисленные и замечательные  плоды», даже «превосходит благородство ангела», а в «Монархии» Данте  называет дело, свойственное человеческому  роду «почти божественным». Природа  человека столь высока, что, если бы причины (природные н божественные, определяющие характер души) соединились  в согласии, «то получился бы как  бы второй воплощенный бог». Отстаивая  идеал земного совершенства, не приносимого  в жертву загробному блаженству (но и не противопоставляя одно другому), Данте обосновывает возможность  возвышения природного (человеческого) до божественного. От требования следовать  природному началу идет и призыв к  героическому деянию, лежащему в основе представления о человеческом благородстве. Воплощением высоких представлений  о человеке явился в «Божественной  комедии» образ Улисса (Одиссея) - образ  смелого первооткрывателя, в ком  стремление к знаниям и славе  преодолели страх нарушить запрет богов:

О братья! - так сказал я, - на закат 

Пришедшие дорогой  многотрудной!

Тот малый срок, пока еще не спят

Земные чувства, - их остаток скудный

Отдайте постиженью новизны,

Чтоб, солнцу вслед, увидеть  мир безлюдный!

Подумайте о том, чьи  вы сыны!

Вы созданы не для  животной доли,

Но к доблести и  знанью рождены [11]

Не аскетическое подвижничество во имя отречения от мира и ухода  от мирских забот, а достижение высшего  предела земного совершенства - так  понимает Данте предназначение человека.

Так вера в земное предназначение человека, в его способность  собственными силами совершить свой земной подвиг позволила Данте создать  в «Божественной комедии» первый гимн достоинству человека.

Данте открывает путь к новой гуманистической антропологии.

Франческо Петрарка

Гуманизм, возникающий  в середине XIV в сначала в Италии, а затем распространяющийся по всей католической Европе, не только составляет главное движение в духовной жизни  эпохи, но и определяет собой основное содержание философской мысли Возрождения  на протяжении XIV-XV вв. Начало гуманизма  связано с многообразным творчеством  итальянского поэта, «первого гуманиста» Франческо Петрарки (1304-1374). Петрарка был не только создателем новой европейской  лирики, автором всемирно прославивших его имя сонетов «на смерть»  мадонны Лауры, патриотических канцон[X] , аллегорических триумфов, гневных  обличений папской курии - всех тех  стихов, что составили его знаменитую «Книгу песен» на народном языке, - он был  выдающимся мыслителем, первым общеевропейским  властителем дум нарождающейся  гуманистической культуры. В своих  произведениях на латинском языке - эпическая поэма «Африка», диалог «Моя тайна»(1342-43), трактаты «Об уединенной жизни»(1346), «О монашеском досуге»(1347), «Инвектива против врача» и многих других - он обратился к истокам  культуры средневековья, к духовному  наследию классической древности, и, опираясь на нее, вне традиционной системы  схоластики, заложил основы нового мировоззрения. Гуманизм возникает  как внефеодальная и антифеодальная по своей сути система культурных ценностей, отвечающая стремлениям и интересам новых общественных слоев, прежде всего связанных с подъемом итальянских городов, отбросивших изжившие себя формы феодальных общественных отношений.

Петрарка был «первым  гуманистом» - первым, но не одиноким. Деятельность его оказалась на редкость своевременной, вызвавшей огромный общественный резонанс. Свидетельством тому служит не только широкая слава, но и образовавшийся благодаря его неутомимой активности круг поклонников, почитателей ,единомышленников и продолжателей.

Ф. Петрарка осознает себя новым человеком и строит свою жизнь вопреки традиционным канонам и формам. Сын флорентийского нотариуса, он после смерти отца отказался  продолжить юридическое образование, начатое в лучших университетах  того времени. А когда Парижский  университет и Римский Сенат  выразили желание увенчать его, по обычаю древних, лавровым венком, он предпочел  признанному центру средневековой  теологии и схоластики Вечный город, подчеркнув этим связь зарождающегося гуманизма с традициями античности.

Гуманизм  против схоластики

Время возникновения  гуманизма - середина XIV в. - является одновременно эпохой окончательного оформления и  кодификации схоластики. Гуманизм Петрарки зарождается не только вне традиционных центров ученой деятельности, но и  вне самой этой деятельности. Отвергая средневековую схоластику как систему  со всеми ее институтами.

Вот как Петрарка изображает присвоение ученых степеней в средневековых  университетах: «Наше время счастливее древности, так как теперь насчитывают  не одного, не двух, не семь мудрецов, но в каждом городе их, как скотов, целые  стада. И неудивительно, что их так  много, потому что их делают так легко. В храм доктора приходит глупый юноша, чтобы получить знаки мудрости; его  учителя по любви или по заблуждению  прославляют его; сам он чванится, толпа безмолвствует, друзья и знакомые аплодируют. Затем, по приказанию, он всходит  на кафедру, и, смотря на всех с высоты, бормочет что-то непонятное. Тогда старшие  наперерыв превозносят его похвалами, как будто он сказал что-то божественное... По совершении этого с кафедры  сходит мудрецом тот, кто взошел на нее дураком, - удивительное превращение, неизвестное даже Овидию»[12] .

Данте воспринял схоластическую премудрость, хотя и пробирался в  ее хитросплетениях своим, особым путем. Петрарка отверг ее сразу: мудрость университетской  науки для него - воплощение глупости и бессмыслицы, а потому и оформляющий  ее обряд предстает как пустая, лишенная всякого содержания форма. Знаменем новой мысли становится демонстративное провозглашение собственного «невежества»: в ответ на обвинение, услышанное от собеседников, воспитанных  в аристотелевско - аверроистской  традиции северо-итальянских университетов, Петрарка признает себя «невеждой» в  «их» науке. С точки зрения официальной  учености он им и был: недоучка, не получивший даже степени магистра, неспособный  разобраться в тонкостях ни одной  из дисциплин тогдашнего университетского образования. Новая гуманистическая  культура, в овладении которой  Петрарка превосходил всех своих  современников, будучи лучшим знатоком античной литературы, поэзии, истории, мифологии, философии, владельцем одной  из богатейших для того времени библиотек - собраний классических авторов, создателем произведений, вызывавших восторг современников  и потомков, - культура эта оказалась  несовместимой с традициями средневековья. Демонстративно провозглашая свое «невежество», Петрарка отвергал ученость своих оппонентов, противопоставляя ей свое, новое знание.

Инвектива Петрарки «О своем и чужом невежестве»  направлена не только против аверроистского свободомыслия, но и против всей системы  средневекового философского знания. В своей полемике, которую он вел  на протяжении жизни, Петрарка не пощадил  ни одного из факультетов средневекового университета. Досталось и медикам, и юристам, и схоластическим богословам, которые «желают навязать законы собственного наглого невежества богу, который смеется над ними»[13] . Точно так же не щадит он и школьную философию университетов: «Я люблю  философию, - заявляет он, - но не ту, болтливую, схоластическую, пустую, которой смешно гордятся наши ученые, а истинную, обитающую  не только в книгах, но и в умах, заключающуюся в делах, а не в  словах».

Полемизируя против культа авторитета в схоластической философии, Петрарка подчеркивает, что он выступает  «не против Аристотеля... а против глупых аристотеликов». «Самого же Аристотеля я полагаю величайшим из людей, но -человеком». Исключительной обращенности к одному имени Петрарка противопоставляет богатство философской  мысли классической древности, в  которой Аристотель занимает хотя и  почетное, но строго ограниченное место. В инвективе Петрарки против аристотеликов  названы имена Пифагора и Анаксагора, Демокрита и Солона, Сократа и  Цицерона, а венчает этот перечень имя «князя философов» Платона. Это  еще не столько результат, сколько  программа: время классической образованности впереди. Но возрождение античности уже стало в мировоззрении  и творчестве Франческо Петрарки основанием для строительства новой  гуманистической культуры.

Филологическая культура Петрарки, его борьба за классическую латынь против «варварского» языка  схоластических трактатов, его стремление разыскать новые памятники античной литературы, установить наиболее верное чтение античных текстов с помощью  разрабатываемых им методов филологической и исторической критики - имели самое  прямое и непосредственное отношение  к возрождению философии и  к процессу становления новой  философии Возрождения. В тех  исторических условиях, когда шел  спор о языке философской культуры, об отношении к тексту, филология  оказывалась тоже философией гуманизма  и играла далеко не техническую, а  мировоззренческую роль.[14] Текст, став объектом историко-филологического  исследования и критики, перестает  быть вневременным источником авторитетных цитат (само слово «авторитет» - auctoritas - означало в схоластике собственно цитату), его можно и должно изучать, но не ссылаться на него как на источник неоспоримой истины. Обличая тех, кто «становятся перелагателями чужих сочинений». Петрарка видит  в философе не толкователя, а создателя, творца новых текстов.