Джордж Гершвин. Утонченный джаз

                                      6. Американец дома и в Европе 

Вместе со славой пришла материальная обеспеченность. В 1925 году Гершвины купили пятиэтажный дом на 103-й улице. Владения композитора находились на пятом этаже. Здесь были все условия для работы: великолепное фортепиано, удобные полки для книг, сделанные по специальному заказу шкаф для рукописей и письменный стол, комфортабельные кресла…

Характер  Гершвина, казалось, совсем не изменился. Он не был ослепелен бле6стящим успехом, близостью к выдающимся художникам современности (Он принимал у себя Стравинского, Равеля, польского скрипача Павла Коханьского и др.). К фоторепортерам и любителям автографов он относился как к утомительной неизбежности и лучше всего чувствовал себя в компании друзей. По их просьбе он охотно и много импровизировал. Часто именно в таких домашних «концертах» рождались его лучшие мелодии. Но гулял ли он по улице, играл в биллиард или управлял автомобилем – и в это время в его сознании безудержно лилась музыка. Легкостью пера, неиссякаемостью фантазии Гершвин напоминал Оффенбаха или Иоганна Штрауса, которые, будучи застигнуты вдохновением в самых неожиданных местах, могли записывать музыку на ресторанном меню или деловых бумагах.

Приблизительно  в 1925 году Гершвин увлекся живописью. Вначалеписал акварелью, потом маслом. Облпдпя несомненным талантом в  этой области, он со временем добился значительных успехов. Впоследствии авторитетный американский искусствовед Генри Мак-Брайд напишет о Гершвине: «Он не был действительно великим живописцем, но лишь потому, что не располагал временем – но явно находился на пути к этой цели».

Окружающие  видели в нем своего человека, у  которого нет ни одного тайного уголка, ничего скрытного и оберегаемого от посторонних глаз, поэтому никому в голову не приходило, что композитору  иногда необходимы тишина и покой. Однажды журналист Берман, пришедший к Гершвину, чтобы взять интервью, застал в его огромном доме множество незнакомых людей, играющих в биллиард, курящих сигары. И ответ на вопрос о том, где же композитор, журналист полусчил лишь на пятом этаже от Айры Гершвина: «Он перебрался в свою старую комнату в отеле за углом. Сказал, что ему захотелось немного побыть в домашней обстановке…». Подобные ситуации случались и в более поздние годы. Поскольку дом Гершвиных был открыт всегда и для всех, композитору иногда приходилось работать в другом месте.

По натуре Джордж – оптимист. Очень любил, когда хвалили его музыку. Причем любые проявления восторга казались ему недостаточными. «Чудесно? И  это все?» - мог спросить он с обезоруживающей  искренностью. Но это на людях. Наедине  его нередко посещали сомнения, он испытывал недовольство тем, что создал, считал, что лучшие его произведения впереди, а пока – нужно учиться. Несмотря на что, что Гершвин прошел солидную школу, его долго не покидало ощущение, что не все секреты мастерства раскрылись перед ним. Отправляясь в марет 1928 года в Европу, он втайне мечтал продолжить уроки с кем-нибудь из выдающихся композиторов. 

Лондон –  Париж – Вена – таков был маршрут путешествия, которое Джордж предпринял вместе с Фрэнки, Айрой и его женой. В Лондон Гершвин приехал уже в пятый раз. Надеялся поработать здесь над музыкой для театра, как это было прежде. Однако все время поглотили званые обеды и ужины. Лишь дважды удалось сбежать на музыкальные спектакли. Зато парижские впечатления были на редкость обильными. Джордж не уставал любоваться архитектурными памятниками, красотой соборов, сокровищами музеев, проводил вечера в театрах и концертных залах, гулял по ночному городу. В Париже он впервые услышал чужую трактовку «Рапсодии в голубых тонах» и концерта для фортепиано с оркестром. И хотя, по мнению Айры, исполнение полностью искажало замысел произведения, Джордж, пожалуй был доволен манерой французских музыкантов, стремящихся, по словам композитора, к «точности в каждой ноте».

В Париже Гершвин  встречался с Франсисом Пуленком, Дариусом Мийо, Вильямом Уолтоном и другими музыкантами и композиторами. С Равелем Гершвин познакомился еще в Нью-Йорке 7 марта 1928 года. В этот день Равелю исполнилось 53 года. Ева Готьер вспоминала: «Я спросила его, что он желал бы получить в подарок. Он сказал: «Встретиться с Гершвиным и послушать его»». Вечером Джордж долго играл своему именитому гостю и, по словам Евы, «превзошел самого себя, ошеломив Равеля поразительным искусством сложного ритма».

В Париже Равель принял американского композитора как близкого друга, с наслаждением слушал его игру. Когда Джордж сказал, что хотел бы брать у Равеля уроки, тот ответил: «Зачем вам быть второсортным Равелем, если вы можете стать первосортным Гершвиным». Попытка начать занятия со Стравинским также потерпела фиаско. Стравинский с присущим ему юмором заметил: «Если вы зарабатываете всоей музыкой до 100 тысяч долларов в год, то скорее я должен быть вашим учеником». Волнующей была встреча с Прокофьевым, который не очень тепло относился к творчеству Гершвина. Джордж много играл автору «Скифской сюиты», и тот изменил свое мнение о музыке американца. Русский композитор не только похвалил несколько сочинений, но и предсказал Гершвину большое будущее, при условии, что молодой музыкант устоит перед соблазнами «долларов и обедов»,

Из Парижа Гершвин направился в Вену. Здесь он прослушал опер Кшенека «Джонни наигрывает» и «Лирическую сюиту» Альбана Берга (исполненную в доме Берга специально для Гершвина). После окончания сиюты Гершвин сыграл несколько своих песен и был удивлен, увидев искренний восторг хозяина. «Как вам может нравиться моя музыка, если вы сочиняете совершенно в другом роде?» - спросил он. Берг ответил: «Музыка есть музыка». В Вене Гершвин посетил вдову «короля вальсов» Иоганна Штрауса, а также знаменитых венгерских опереточных композиторов Франца Легара и Имре Кальмана. Кальман пригласил Гершвина поужинать в кафе. Когда они вошли в зал, оркестр заиграл в честь Гершвина «Рапсодию в голубых тонах».

Путешествие закончилось летом 1928 года. Из поездки по Европе Гершвин вернулся с наброском симфонической поэмы «Американец в Париже». Полностью новое сочинение было завершено в ноябре 1928 года. В интервью, опубликованном в «Мюзикл Америка», композитор рассказал о своем замысле: «Это как бы свободно скомпонованная рапсодия-балет, являющаяся, пожалуй, наиболее современной музыкой, которую я до сих пор написал. Я хотел передать впечатления американского туриста в Париже – гуляющего по городу, слушающего уличные голоса и… погружающегося во французскую атмосферу…»

В год премьеры «Американца» Гершвин написал несколько  песен и два мюзикла. По отношению  к театральной музыке Гершвин, казалось, по-прежнему не испытывал никаких  сомнений. Композитор шел проторенной  дорогой. Правда, два года тому назад он попробовал сломать штампы – написал мюзикл «Грянь, оркестр!», высмеивающий алчность и скопидомство тех, кто разъезжает в роскошных лимузинах. Однако он не имел успеха, а в Нью-Йорке даже не был поставлен. Композитор вернулся к шаблонным сюжетам. Но вслед за успехом «Розалии», последовали неудачи. «Мое сокровище» (1928) и «Девушка из шоу» (1929) прнесли автору и постановщикам одни убытки. Что-то случилось с публикой. Она отвернулась от Гершвина и предпочитала по нескольку раз смотреть «Цветок Миссисипи» Керна. Поставленный в 1927 году, этот мюзикл не подчинялся никаким схемам, захватывал трогательными мелодиями и правдивыми жизненными ситуациями. И зрители поняли, что это был действительно цветок на бродвейской ниве, густо поросшей чертополохом бессмысленных ревю и музыкальных комедий. Гершвин быстро оценил ситуацию. Мюзикл должен быть смешным, но это не значит, что он дожжен быть глупым. У Гершвина не было определенной творческой программы, он даже не знал, с чего начать. Решение, как это часто бывало и прежде, пришло неожиданно. На этот раз его подсказала сама жизнь… В конце октября в США начался экономический кризис, связанный с падением курса акций на нью-йоркской бирже. По миру пошли тысячи, казалось, преуспевающих дельцов, прокатилась волна самоубийств людей «с перстнями на руках». В трудные года кризиса и последовавшей за ним депрессии в литературе и искусстве США произошли важные перемены, начали находить отражение области жизни простых людей: рабочих, фермеров, негров, белых, эмигрантов.

    Гершвин по-своему откликнулся на проблемы, вставшие перед художниками США. Он написал сатирический мюзикл. Композитор обратился к старому сюжету некогда провалившегося мюзикла «Грянь, оркестр!». Он изменил легкое подтрунивание над толстосумами на критику внутренней и внешней политики США, пафос отрицания антигуманных и антиморальных основ человеческого бытия в американском обществе. В жанре мюзикла еще никто не помышлял о политической сатире, и «Грянь, оркестр!» стал новым словом в истории американской культуры. Либретто буквально начинено пародиями, все, начиная от заголовка и кончая репликами второстепенных персонажей, пронизано иронией. Сюжет мюзикла вкратце таков. «Шоколадный король» фабрикант Флетчер оказывает влияние на внешнюю торговлю страны, и по его настоянию правительство поднимает пошлину на швейцарский шоколад. Как-то раз во сне Флетчер увидел осуществление своей сокровенной мечты: США объявляют войну Швейцарии превращают ее в свою колонию, Флетчер становится национальным героем, и отныне швейцарцы едят шоколад только его фирмы. Но вскоре открывается страшная тайна – шоколад готовится на молоке второго сорта! На этом приходит конец безупречной репутации фирмы. Флетчер просыпается в холодном поту и вскоре узнает, что сон был «в руку»: управляющий его компании дал распоряжение использовать молоко второго сорта, и его с позором изгоняют. А дочь Флетчера, которую сначала хотели выдать замуж за Слоуэна (управляющего) празднует свадьбу с Джимом (репортер, разоблачивший Слоуэна). Гершвин написал по сути новую партитуру, которая представляла собой грандиозный рывок вперед по сравнению с его прежними сочинениями в этом жанре. В музыке чсно ощутимы две линии – сатирическая и лирическая, причем, в отличие от прошлых работ композитора, первая решительно преобладает. «Грянь, оркестр!» - первый мюзикл Гершвина, в котором слово и музыка выступают на равных началах. Сам Гершвин считал это мюзикл одним из своих лучших произведений.

На протяжении последующих двух лет композитор продолжает писать и в «легком» и  в «серьезном» жанрах. Выходят на публику следующие произведения: мюзикл «Безумная девушка» (14 октября 1930), Вторая рапсодия для фортепиано с оркестром (23 мая 1931), мюзикл «О тебе я пою», ставший центральным произведением этих лет. 
 

                                        7. Кубинские ритмы 

В 1932 году Гершвин  приехал в Кубу, чтобы отдохнуть  и сразу окунулся в музыку, как  в море. До приезда сюда, он, как  и другие композиторы Америки, был  абсолютно уверен, что знает все  о кубинских плясках, серенадах  и музыкальных инструментах. Но, столкнувшись с первоначальным фольклором, не тронутым обработками, композитор сразу почувствовал, как неполны, а зачастую и неверны представления о музыке этой страны. Гершвин жадно вслушивался в неизвестные напевы, делал зарисовки неизвестных инструментов, причем особое внимание заостряя на ударных. Мелодии он не записывал, полагаясь на память. Кроме того, в течение трех недель Гершвин создает «Румбу» для симфонического оркестра, в которой органично соединяет темы собственного сочинения с ритмами кубинского танца. Наряду с традиционными инструментами симфонического оркестра Гершвин использовал кубинские ударные: кубинский стик, бонго, гуэд и маракасы.

«Румба» получила признание в Америке, но уже под  другим названием – «Кубинская увертюра». Автор решил переименовать пьесу, поскольку название «увертюра», по словам композитора, «более соответствует идее, характеру и сущности музыки».

После премьеры «Кубинской увертюры» Гершвин вернулся к прежнему ритму работы. Он продолжал  импровизации в кругу друзей и  знакомых, которые стали для него не только развлечением. Присутствие зрителей вдохновляло композитора, будоражило его фантазию. Даже во время отдыха Гершвин оттачивал фортепианную и композиторскую технику, готовясь к созданию лучшего своего сочинения – оперы «Порги и Бесс». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                               8. «Порги и Бесс» 

Дюбозе Хэйворд  прожил нелегкую жизнь. Он родился в 1885 году на юге Штатов, в Чарлстоне. Работал разносчиком газет, продавцом  в книжном магазине, страховым агентом. Писал стихи, рассказы. Известность пришла в 1925 году. Его роман «Порги и Бесс» имел огромный успех. Хэйворд ярко и правдиво изобразил жизнь негров-бедняков, обитателей грязных улочек и лачуг Кэтфиш-Роу. Книга прозвучала как крик о добрых, хороших людях, обреченных на горести в современном мире. В основе книги – реальные впечатления, переработанные фантазией автора. По дороге в страховое агенство Хэйворд ежедневно встречал нищего негра, безногого калеку, который разъезжал в тележке, запряженной козой. Жители Чарлстона знали несчастного под кличкой Козлиный Сэмми. Подробностей его жизни не знал никто. Странно, но этот человек внушал не только жалость, но и уважение. Сэмми стал прототипом главного героя романа. Другие персонажи – плод фантазии автора, но они столь же узнаваемы, глубоко задевают читателя, надолго оставаясь в памяти. «Порги и Бесс» взывала к сочувствию, пониманию, состраданию…

Как-то ночью  Джорджа мучила бессонница, и он решил немного почитать.Раскрыл роман Хэйворда и с первых страниц ощутил удивительную силу его поэтических образов. Читал, а в голове помимо воли возникали мелодии, аккордовые созвучия. Джордж читал до четырех часов, а потом написал Хэйворду о намерении сочинить оперу на этот сюжет. Писатель ответил, что идея ему нарвится и что он хотел бы встретиться и обсудить ее подробнее. Через неделю Хэйворд и Гершвин гуляли по деревянному настилу морского пляжа в Нью-Джерси и беседовали о «Порги и Бесс». Они прикидывали возможные варианты отдельных сцен и все больше убеждались в том, что лучшего сюжета для оперы не сыскать. Однако сразу приняться за работу не было возможности. Хэйворд со своей женой был занят переработкой романа в театральную пьесу «Порги», поэтому с оперой пришлось повременить. Только через семь лет, 29 марта 1932 года Хэйворд не только подтвердил свое согласие на переработку оперы. Теперь он уже торопил композитора, рассчитывая, благодаря новой постановке, поправить свои сильно пошатнувшиеся денежные дела. Но, связанный старыми обязательствами, Гершвин не мог приступить к сочинению. Прошел еще год. Кто знает, сколько продолжалось бы состояние неопределенности, если бы не новые обстоятельства. Джером Керн и Оскар Хаммерстейн решили создать на основе «Порги» мюзикл с Эл Йолсоном в главной роли и обратились за разрешением к автору романа. Хэйворд ответил, что хотел видеть «Порги и Бесс» в качестве оперы, но не музыкальной пьесы. В конце концов эти переговоры подхлестнули Гершвина, он отложил все дела и взялся за сочинение музыки, точнее «за обдумывание целого и сбор тематического материала, прежде чем действительное сочинение началось».

С самого начала возникли трудности. Хэйворд не хотел  покидать Юг, Гершвин не мог уехать из Нью-Йорка, так как был связан контрактом с радиокомпанией. В течение  многих месяцев соавторам пришлось общаться письменно. Работа протекала так. Хэйворд отсылал Гершвину литературный текст нескольких сцен. Гершвин, имея общий план, прежде всего писал музыку наиболее важных эпизодов. Музыка и стихи некоторых песен сочинялись одновременно – при личной встрече с Хэйвордом или Айрой, который подключился к работе, написав ряд песенных текстов.

В декабре 1933 года Гершвин дважды посетил Чарлстон, чтобы обсудить с Хэйвордом детали оперы, познакомиться с местом действия и послушать народную музыку. Но этого ему оказалось недостаточно, и в июне 1934 года, освободившись от концертов по радио, Гершвин вместе с кузеном Гарри Боткиным, который писал картины на негритянские темы, отправился в Фолии-Айленд – маленький остров в десяти милях от Чарлстона. Путешественники намеревались изучить характер, быт, искусство обитателей далекой рыбацкой деревушки.