Джордж Гершвин. Утонченный джаз

В основе рапсодии лежат четыре темы. Первые две экспонируются  в оркестровом вступлении – исполненная  чувственной прелести, обильно хроматизированная  мелодия у кларнета и танцевальная тема у медных духовых. Третья тема – синкопированная по ритму, песенная (средний раздел «Рапсодии») и, наконец, последняя – светлая и праздничная – лирическая кульминация всего произведения (эпизод Andantino moderato)⁹. Каждая из тем развивается вариационным способом. При этом обнаруживаются емкость и многозначность каждой из них. Так, в первой теме выявляется юмор, во второй – скерцозность, в третьей – бесшабашная удаль и напор, в четвертой – внутренний драматизм (раздел Agitato e maestoso). В построении «Рапсодии»  Гершвин не придерживался каких-либо известных схем. Эпизоды, основанные на разном мелодическом материале, свободно чередуются, контрастируя друг другу, что подтверждает импровизационность мышления композитора. Тем не менее, это искусно наложенный беспорядок, в рапсодии есть внутренняя логика, спасающая форму от распада. Движение образов отличается подлинным симфонизмом: все направлено к одной цели – патетически звучащей коде.

Близость  Гершвина к фольклору наиболее открыто  проявляется в специфической  манере интонирования, а также в широком использовании блюзового лада, который воздействует на последовательности аккордов и их состав. Но самое удивительное в «Рапсодии в голубых тонах» - ритм. Легкий и разнообразный, он всегда логически оправдан и в то же время неожидан. Джазовые синкопы, акценты на слабых долях такта – все это придает свежесть и оригинальность даже таким пассажам, которые опираются на технику Листа или Рахманинова.

Это произведение принято считать сочинением, открывшим  новые возможности использования  джаза в симфонической музыке, так как образность и средства выразительности (прежде всего ритм, тембр и гармония), открытые джазом, были настолько необычны, что образовалась пропасть (казалось, непроходимая) между музыкой серьезной и музыкой легкой. Джазовая органично сочетается с принципами развития и некоторыми фактурными приемами, связанными с опытом европейского симфонизма. Связь с симфоническими жанрами заключается прежде всего в том, что «действие» пронизано «сквозной» мыслью. Темы «Рапсодии», не теряя родства с джазовой музыкой, трактуются как сгусток упругой энергии (подобно темам симфоний), в музыке есть движение, широта дыхания, устремленность к кульминации. Таким образом, джазовые элементы были подняты на новый, более высокий уровень и вошли равноправным слагаемым в мир симфонической музыки. В этом историческое значение «Рапсодии в голубых тонах».

                              5. Золушка становится принцессой 

Вопреки мнению музыкантов, утверждавших, что «нельзя  служить двум богам», Гершвин и не думал отказываться от театральных увлечений. Еще не утихли разговоры и газетная шумиха в связи с «Экспериментом в современной музыке», а Гершвин уже сочиняет партитуру комедии «Первоцвет» для Лондона, немного позднее – «Леди, будьте добры» для Бродвея. В том же году появились пять новелл для фортепиано. Три из них, переименованные в прелюдии, через несколько лет приобрели популярность у пианистов «серьезного плана».

Начало 1925 года было на редкость насыщенным: 3 декабря  состоялась премьера Концерта для фортепиано с оркестром в Карнеги-холл; 28 декабря – премьера «Тип Тоуз» в Либерти театре; 29 декабря в Карнеги-холл исполняется опера «135-я улица» (старое название «Голубой понедельник»); 30 декабря – премьера мюзикла «Песня пламени» в театре на 44-й улице.

Способность композитора быстро переключаться  на разные формы и жанры вызывала удивление. Некоторые критики писали, что существует два Гершвина: один простой, услаждающий слух, и друго – сложный, глубокий. С этим трудно согласиться. Конечно, песни композитора доступнее его симфонических произведений, теснее связаны с бытовой музыкой, интимнее наконец. Однако подобно тому, как Чайковский остается Чайковским во «Французской песенке» и в Шестой симфонии, так и Гершвин легко узнается в разных жанрах. Душевная молодость, лиризм мелодии, ошеломляющая виртуозность ритма, умение достичь наибольшего эффекта с помощью простых средств, тонкий вкус – в одинаковой степени присущи и песням и симфоническим произведениям.

Вскоре после  премьеры «Рапсодии в голубых  тонах» Нью-йоркское симфоническое общество заказало Гершвину произведение для оркестра. На этот раз не нужно было торопиться и пользоваться услугами аранжировщика, и Джордж выбрал форму концерта. Концерт композитор оркестрировал сам, и дал ему название «Concerto in F»¹⁰. Когда настал день премьеры, Джордж Гершвин нервничал как никогда, но причин для этого не было – публика приняла концерт с не меньшим энтузиазмом, чем «Рапсодию». Гершвина и Уолтера Дамроша (он дирижировал оркестром) вызывали многократно. Однако мнение критиков, как всегда разделилось. Одни считали концерт гениальным, другие упрекали композитора в банальности. Но среди тех, кто действительно понимал значение этого концерта как выдающегося явления не только американской, но и мировой культуры, был Уолтер Дамрош. В аннотации к концерту он писал: «Джордж Гершвин совершил чудо. Он смело одел эту крайне независимую и современную леди Джаз в классические одежды концерта. Однако он нисколько не уменьшил ее очарования. Он – принц, который взял Золушку за руку  и открыто провозгласил ее принцессой, вызывая удивление мира и бешенство ее завистливых сестер».

Итак, джаз и  «классические одежды концерта». Гершвин  мимоходом обронил следующую  фразу: концерт написан в «сонатной  форме, но…». Это «но» весьма многозначительно. Музыка явно не вписывается в схему сонатной формы. Данное обстоятельство как раз и вызывало критические замечания консервативных музыкантов и насмешки недругов. Злые языки смаковали рассказ о том, как Гершвин, подписав контракт, бросился в магазин за книжкой, торопясь узнать, что же такое концерт для фортепиано с оркестром. Об этом сегодня нельзя читать без улыбки. Гершвин достаточно много слышал и анализировал с учителями концерты, написанные в разных стилях, и при желании мог написать сочинение столь же правильное, как «гроссмейстерская ничья» в шахматах (и такое же скучное!). Но он интуитивно понимал, что его музыка должна подчиняться своим собственным законам, которые не могут полностью совпадать с законами, характерными для других произведений.

Только через  год после премьеры концерта – 4 декабря 1926 года – был представлен  на суд публики новый инструментальный опус. В концерте звезды оперетты Маргарит д’Альварез Гершвин выступил как аккомпаниатор. Он исполнил также как солист «Рапсодию в голубых тонах» (в сопровождении фортепиано) и пять прелюдий. Этот цикл был закончен еще в 1924 году, но по просьбе скрипача Самуэля Душкина Гершвин в том же году сделал переложение двух прелюдий (медленной и быстрой) для скрипки и фортепиано, объединив их названием «Short stories»¹¹. Но Душкин играл пьесы в концертах без особого успеха. Композитор относился к ним скептически. Остальные три были изданы и вскоре получили огромную популярность. Яша Хейфец сделал переложение для скрипки и фортепиано. Существуют также оркестровые версии для разных составов. Транскрипции медленной прелюдии играют скрипачи, виолончелисты, трубачи и саксофонисты. 

Сценическая судьба музыкальных комедий Гершвина складывалась превосходно. Шумный успех  имела премьера спектакля «Первоцвет»  в Лондоне. Английское издательство напечатало партитуру, композитор получил хороший гонорар и признание за океаном. О том, как принимались мюзиклы Гершвина на Бродвее, свидетельствуют цифры: «Леди, будьте добры»¹² выдержала 330, «Тип Тоуз» и «Песня пламени» - по 194, «О-Кей!» - 256 представлений. Критики наперебой хвалили музыку Гершвина, словно стремясь перещеголять друг друга красочностью описания его искусства. Лучшие актеры почитают за честь выступать в его спектаклях: Фред и Адель Астер, Клифф Эдвардс, Уолтер Кэтлет, Квини Смит, Ален Кирнс, Виктор Мур и др. Когда знаменитой Гертруде Лоуренс пришлось выбирать между мюзиклом «О Кей!» и Ревю Зигфельда, она вначале выбрала ревю, но, узнав, что музыку к «О Кей!» будет писать Гершвин, не поколебавшись ни минуты, переменила решение в пользу мюзикла.

Финансовый  доход от поставленных спектаклей был  столь велик, что в 1927 году продюсеры  Алекс Алваз и Винтон Фридли смогли построить Алвин-театр на Бродвее (название по первым слогам их фамилий).

Театр открылся мюзиклом «Твой нежный взгляд». На премьере среди тех, кто восторженно аплодировал музыке Гершвина, был Морис Равель.

Художественное  качество либретто новых спектаклей оставалось на прежнем уровне. По-прежнему тривиальны герои. Их мечты не выходят  за границы представлений о «джентльменском благополучии»: скорая и блестящая карьера, деньги и, разумеется, любовь. Вот несколько сюжетных схем.

«Леди, будьте добры». Брат и сестра, танцоры Дик и Сюзи остались без денег и выброшены на улицу. Дик решает жениться «по расчету». Сюзи не хочет этой жертвы и совершает подлог, надеясь получить наследство (которое оказывается фиктивным). Под занавес все улаживается: брат и сестра обзаводятся не только деньгами, но и семьями.

«Тип  Тоуз». Братья Эл и Хен решают поправить свои финансовые дела, выдав сестру замуж за миллионера. Затея удается. К тому же, пока происходят различные забавные перипетии, девушка успевает по-настоящему полюбить своего будущего мужа.

«О  Кей!». Действие происходит в период «сухого закона». Британский герцог и его сестра Кей, потерявшие состояние во время первой мировой войны, привозят в США спиртные напитки для спекуляции и хранят их в погребах дома Винтера (который ничего об этом не знает). Полиция нападает на след контрабандистов, однако Винтер полюбил Кей и все устраивается наилучшим образом.

Если «положительные»  персонажи решают проблему, как достать  деньги, то «отрицательные» преследуют противоположную цель: любой ценой  сберечь карманы от посягательств. Таков, например, старый опекун, не позволяющий  своей молоденькой воспитаннице Фрэнки носить им подаренное ожерелье. Понятное дело, Фрэнки получает и ожерелье, и молодого супруга ( мюзикл «Твой милый взгляд»).

Лишь в  одном спектакле герои не заняты добыванием денег. Это мюзикл «Песня пламени», написанный в стиле «ла русс». Вот его сюжет. Во главе бунтующих крестьян стоит доярка Анюта, тщательно скрывающая свое высокое происхождение. За храбрость она получила имя «Пламя». Анюта встречает князя Володю… Все заканчивается свадьбой в Париже.

Ни бессодержательные  либретто, ни «кунсткамера» благоглупостей не останавливали публику: она валила валом на спектакли. Это свидетельствовало прежде всего о силе воздействия искусства Гершвина. Музыка и либретто находились на совершенно различных художественных уровнях. Песни казались прекрасными оазисами в пустыне мертворожденных образов и ходульных острот, нередко сомнительного свойства.

В песнях Гершвина редко встречаются скорбные или  драматические переживания. Радость  бытия, капризная, вкрадчивая грация, незадиристая шутка, опереточное лукавство –  одна грань песенного творчества. Вторая грань – любовная лирика. Не буйная страсть, не трагедия неразделенного чувства, но лучистая радость, мечтательная грусть, застенчивая нежность. В подавляющем большинстве песен, написанных композитором на протяжении всей жизни, с удивительным постоянством используется одна и та же структура типа «запев» и «припев», или – по терминологии американских музыковедов – «вступительный раздел» и «рефрен». Число тактов во вступительном разделе различно – от 16 до 28. В рефрене всегда ровно 32 такта.

Рефрен, как  правило, звучит дважды с тем же текстом. Такая структура обычна для песен, звучавших в то время на Бродвее. Но как преображаются все схемы и формулы, которых касается рука Гершвина! Каждая песня звучит по-своему, свежо и вдохновенно. Мелодии одних льются широко, волнами, затрагивая крайние регистры. В других песнях – быстрых, подчеркнуто танцевальных – на первом плане ритм. В третьих – доверительно-интимных – Гершвин тонко передает оттенок и качество интонации стиха; такого умения до него в американской песне не было.

Гармония песен Гершвина заметно красочнее, наряднее, изобретательнее, чем его современников. Широкое использование побочных ступеней иногда приводит к появлению хроматических подголосков, которые образуются движением одного из голосов аккорда, что создает внутреннее напряжение («Любимый мой», «В душе волнение», «Твой милый взгляд»). Мелодия обычно настолько зависит от гармонии, что без сопровождения теряет едва ли не половину очарования. Взять хотя бы начало песни «Сказочно!». Здесь трижды повторяется одна и та же попевка (соль-соль-ми), которая сама по себе звучит не очень интересно. Однако красочная, непрерывно обновляющаяся гармония придает мелодии истинно волшебный колорит.

Многие средства выразительности не являются принадлежностью  одного песенного жанра, в равной степени они характерны и для крупных сочинений Гершвина. Например, гибкая вариантная изменчивость узких по диапазону попевок в таких песнях, как «Хлопай в такт» или «Как долго длиться так могло» живо напоминает принципы импровизационного развития в симфонических произведениях. Точно так же тонкие переливы светотеней мажора и минора, связанные с элементами блюзового лада¹³, гармоническая вариационность при повторении мелодических построений¹⁴  типичны как для песен, так и для «Рапсодии в голубых тонах» или концертов. Словом, существует тесная внутренняя связь между «легким» и «серьезным» жанром, что ведет к обогащению каждого из них.