Стилистика английского

Лишены эмоциональности и зависят от контактоустанавли­вающей функции такие усилители, как after all, actually, really, not really, certainly, surely и т.п. Сравните: I certainly admire your courage и I admire your courage. Включая слово certainly, гово­рящий заверяет собеседника в своей искренности и понимании его точки зрения.

В фамильярно-разговорном стиле с его эмоциональностью и эмфатичностью сочетаются и многие бранные слова или их эв­фемизмы: damn, dash, beastly, confounded, lousy. Они возможны в предложениях любого типа, факультативны по своим синтак­сическим связям, синтаксически многофункциональны и могут выражать как отрицательные, так и положительные эмоции и оценки: damned pretty, damned nice, beastly mean, damn decent.

Вариантом фамильярного разговорного стиля является так называемый детский язык (baby-talk) с его специфической лек­сикой, наиболее заметными особенностями которой является обилие звукоподражательных слов: bow-wow (a dog) и слов с уменьшительными суффиксами: Mummy, Daddy, Granny, pussy, dearie, lovey, doggy, naughty, pinny, panties и др.

Характерной особенностью является замена личных местои­мений полнозначными словами. Обращаясь к ребенку, вместо you говорят baby, Johnny и т.д., вместо I говорящий называет себя Mummy, nurse и т.д. Местоимение первого лица множе­ственного числа we относится к слушателю: Now we must be good and drink our milk.

В художественной литературе элементы baby-talk, употребляе­мые взрослыми, обычно дают представление об аффектирован-ности или сентиментальности, неискренности говорящего. В романе Г. Грина «Суть дела» Фредди Бегстер подходит к хижи­не миссис Рольт Ниссен — «Let Freddie in,» the voice wheedled.

В детской литературе для младшего возраста из педагогичес­ких соображений используется главным образом нейтральный или литературно-разговорный стиль.

В приведенном ниже отрывке из Winnie-the-Pooh только слово Bother! относится к фамильярно-разговорному стилю.

«Is anybody at home?»

There was a sudden scuffling noise from inside the hole and then silence.

«What I said was "Is anybody at home?"» called out Pooh very loudly.

«No,» said a voice; and then added, «You needn't shout so loud. I heard you quite well the first time.»

«Bother!» said Pooh. «Isn't there anybody here at all?»

«Nobody.»

Winnie-the-Pooh ... thought for a little and he thought to himself.

«There must be somebody there, because somebody must have said "Nobody!"»

So he .... said

«Hallo. Rabbit, isn't that you?»

«No,» said Rabbit, in a different sort of voice this time.

«But isn't that Rabbit's voice?»

«I don't think so,» said Rabbit. «It isn't meant to be.»

«Oh!» said Pooh (A.A. Milne).

Ярко выраженный эмоциональный, оценочный и экспрес­сивный характер имеет особый, генетически весьма неоднород­ный слой лексики и фразеологии, называемый сленгом, быту­ющий в разговорной речи и находящийся вне пределов лите­ратурной нормы. Важнейшими свойствами сленгизмов являют­ся их грубовато-циничная или грубая экспрессивность, пренеб­режительная и шутливая образность. Сленг не выделяется как особый стиль или подстиль, поскольку его особенности огра­ничиваются одним только уровнем — лексическим. О сленге су­ществует обширная литература. Трудным вопросом остается воп­рос о критериях отнесения слов к сленгу, поскольку границы сленга, как общего, так и специального, т.е. ограниченного профессиональной или социальной сферой употребления, весь­ма расплывчаты. Слова и выражения сленга имеют, как прави­ло, синонимы в нейтральной литературной или специальной

лексике, и специфичность их можно выявлять по сопоставле­нию с этой нейтральной лексикой.

В многочисленных современных романах из жизни подрост­ков сленг тинейджеров играет важную стилистическую роль. Уже давно замечено, что сленгу особенно свойственно явление си­нонимической аттракции, т.е. большие пучки синонимов для понятий, почему-либо вызывающих сильную эмоциональную реакцию (девушка, деньги, опьянение, алкоголь, наркотики, воровство имеют особенно большие группы сленговых синони­мов). В романе К. Мак Иннеса, где рассказчиком является под­росток и где проблемы поколений и нонконформизма стоят особенно остро, очень много синонимов для обозначения пред­ставителей старшего и молодого поколений: the oldies, the oldsters, the oldos, old hens, old numbers, old geezers и, с дру­гой стороны: kid, kiddo, sperm, chick, chicklet (девочка), minors, beginners, debs.

Люди, покорно принимающие существующий порядок ве­щей, называются рассказчиком mugs, squares, tax-payers.

То have a job like mine means that I don't belong to the great community of the mugs: the vast majority of squares who are exploited. It seems to me this being a mug or a non-mug is a thing that splits humanity up into two sections absolutely. It's nothing to do with age or sex or class or colour — either you're born a mug or a non-mug...

(Mac limes)

Стилистическая структура разговорной речи, таким образом, неоднородна. Сюда входят разные социально обусловленные подстили, которые в ней взаимодействуют. Членение разговор­ной речи на диалекты зависит от географического фактора. Наи­более известным диалектом городского просторечия является лондонский кокни.

§ 7.  Взаимодействие стилистической окраски слова с контекстом

В предшествующих параграфах функциональные стили рас­сматривались в плане лингвостилистики. Цель описания состо­яла в том, чтобы получить представление о норме языка, т.е. некоторую абстракцию. Практически на уровне наблюдения чи­татель имеет дело с текстом или, другими словами, с речевым произведением, индивидуальной речью. Речевое художественное

произведение есть единство взаимосвязанных элементов, каж­дый из которых находится в сложных взаимоотношениях с ос­тальными. А все вместе эти остальные элементы составляют его контекст (см. с. 41).

Следует различать семантическое и стилистическое функцио­нирование контекста. В семантико-лингвистическом плане при декодировании целесообразно пользоваться определением кон­текста, предложенным Н.Н. Амосовой, и рассматривать контекст как «соединение указательного минимума с семантически реа­лизуемым словом»1. Такое понимание контекста базируется на понимании слова в языке как системы «социально закреплен­ных семантических потенций»2, которые актуализируются в речи благодаря контекстуальным или ситуационным указаниям. Кон­текст, следовательно, показывает, который или которые из тра­диционно существующих лексико-семантических вариантов сло­ва имеются в виду в данном конкретном случае.

Широкое распространение в русской лингвистике получило также определение контекста, данное Г.В. Колшанским. Этот ав­тор определяет контекст как совокупность «формально фиксиро­ванных условий, при которых однозначно выявляется содержа­ние какой-либо языковой единицы»3. В практике лингвистичес­кого анализа удобнее исходить из работ Н.Н. Амосовой, поскольку в них теория контекста разработана более глубоко и полно.

Для стилистики, однако, оба эти определения оказываются недостаточными, потому что коннотационная часть лексичес­ких значений, которая играет для стилиста такую большую роль, может быть не только узуальной, т.е. обычной, но и окказио­нальной и зависит от гораздо большего числа факторов, чем предметно-логическая. В частности, она сильно зависит от мак­роконтекста, т.е. указателей, находящихся за пределами просле­живаемых синтаксических связей. Например, в романе С. Бар-стоу из жизни рабочих-подростков «Такая любовь» рассказчик называет всех девушек bint, bird, chick, baby, tart и другими словами сленга, а нейтральное слово girl употребляет только говоря о своей сестре. По контрасту это слово оказывается и эмоциональным и оценочным и выражает его любовь и уваже­ние к ней. В романе К. Мак Иннеса «Начинающие» архаичное

brethren применительно к представителям старшего поколения на фоне общего фамильярно-разговорного стиля и обилия слен-гизмов звучит издевкой даже в предложении со стилистически нейтральной лексикой: I've had to explain this so often to elder brethren that it's now almost a routine (K. Mac Innes. Absolute Beginners). Более часто, однако, экспрессивный эффект получа­ется в результате неожиданности появления иностилевого сло­ва в нейтральном по окраске тексте: ...said my bro in his whining complaining platform voice (K. Mac Innes. Absolute Beginners).

Таким образом, слова из разных стилистических пластов в зависимости от контекста могут давать аналогичный эффект, и, наоборот, слова одного и того же функционального стиля мо­гут иметь разную стилистическую функцию. Слова или лекси-ко-семантические варианты многозначных слов получают фун­кционально-стилистическую окраску и другие коннотации в тех условиях общения, для которых они характерны, в которых они обычно употребляются, и в соответствии с особыми функция­ми языка в этой сфере. Однако наиболее сильно эта стилисти­ческая окраска осознается и может выполнять специальные сти­листические функции только вне этой привычной речевой сфе­ры и только вне этой сферы может быть использована для вы­движения того или иного момента содержания на фоне другой лексики.

Стилистический контекст, следовательно, есть понятие специфичное, нетождественное речевому контексту. Он не только указывает, который из уже существующих в языке вариантов сло­ва имеется в виду, но и сообщает ему новые окказиональные коннотации. Стилистический контекст — это фон, на котором, преимущественно по контрасту, но иногда и по сходству, воз­никает экспрессивность стилистического приема. Особенно харак­терны в этом отношении разные контексты выдвижения. Подоб­но тому как в семантическом контекстуальном анализе семанти­чески реализуемое слово составляет контекст в единстве с ин­дикатором, так и в стилистическом анализе стилистический при­ем составляет стилистический контекст в единстве с тем окру­жением или текстовым фоном, которые придают ему релевант­ность и которые, благодаря своей упорядоченности в каком-либо отношении, создают «усиленное ожидание», делая появление именно данного приема неожиданным или, напротив, делая его заметным путем конвергенции приемов.

Вероятность появления каждого последующего элемента в речевой цепи зависит от предыдущих. Появление на этом фоне

неожиданного элемента привлекает внимание читателя и уси­ливает воздействие текста1. Зависимость последующих элемен­тов от предыдущих не следует, однако, понимать слишком бук­вально: за речевую цепь иногда приходится принимать не только данный текст, но и ранее воспринятые тексты, все содержание тезауруса читателя. Прежний речевой опыт позволяет осмыслить контекст и заставляет читателя угадывать, что последует даль­ше. Вопрос о границах контекста в стилистике чрезвычайно сло­жен. Вводятся понятия микроконтекста и макроконтекста; ог­раничивать микроконтекст пределами прямых синтаксических связей, как это делается в лингвистическом контекстологичес­ком анализе, не представляется возможным, поскольку сам сти­листический прием может выходить за рамки предложения, поэтому целесообразно ограничивать стилистический микрокон­текст границами единой стилистической функции. Макрокон­текстом мы будем называть индикацию, получаемую за этими пределами, т.е. максимум индикации2.

Семасиологи различают также экстралингвистический кон­текст, или контекст ситуации. Под контекстом ситуации пони­мают условия, в которых осуществляется данный акт речи и которые влияют на содержание и построение речи, выбор слов и грамматических конструкций. В художественном тексте кон­текст ситуации воспроизводится лингвистическими средствами, но его все же не следует смешивать с непосредственным рече­вым микро- и макроконтекстом. Его, вероятно, целесообразно рассматривать как подвид макроконтекста. Указания ситуатив­ного контекста могут находиться на значительном удалении от рассматриваемого отрезка, например, в заглавии главы или ро­мана или в другом произведении, на которое делается аллюзия.

Для стилистики декодирования проблема контекста имеет свое особое и весьма важное значение. Оно зависит от особен­ностей стилистической функции и структурности текста. По­скольку специфическими средствами стилистической функции являются иррадиация, избыточность и неэксплицитность (см. с. 69—75), никакие стилистические средства вне контекста не работают. Текст не есть простая линейная соположенность слов.

Это структура с внутренней организацией, элементы которой значимы не только сами по себе, но, прежде всего, в своих от­ношениях с другими элементами и со всем текстом. Мы уже не раз отмечали, что информативность элемента художественного текста зависит от его предсказуемости на фоне контекста, по­скольку вероятность каждого последующего элемента существен­но зависит от предшествующих.

Главными типами отношений между элементами в контек­сте являются отношения контраста и эквивалентности или тож­дества. Элементы могут быть соположенными и синтаксичес­ки связанными, но не сходными или повторяющимися и в чем-то эквивалентными, причем сходные элементы могут быть рас­положены как контактно, так и дистантно. Оба типа отноше­ний ведут к появлению новых дополнительных смыслов и кон­нотаций.

Большое значение для рассмотрения стилистического кон­текста имеют уже рассмотренные выше явления конвергенции и сцепления, практически реализующие эти отношения тожде­ства и контраста.

§ 8.  Использование функционально окрашенной лексики в художественной литературе

После общих замечаний о контексте лингвистическом и стилистическом обратимся к рассмотрению взаимодействия кон­текста с лексикой, имеющей функционально-стилистическую окраску. В основе возникающих при этом дополнительных зна­чений лежит, прежде всего, свойство иррадиации стилистичес­кой функции. Так, например, одно поэтическое слово, вклю­ченное в нейтральный контекст, может сделать возвышенным целый абзац. Роль даже небольших стилистически окрашенных вкраплений может быть очень значительна. Эффект их зависит от того, соответствуют ли они предмету повествования или кон­трастируют с темой. При нарушении ожидаемого соответствия между означаемым и означающим нередко возникает комичес­кий или иронический эффект, как в следующем примере из романа О. Хаксли, где книжная лексика сочетается с тривиаль­ной ситуацией: The village Maecenas, in petticoats, patronising art to the extent of two cups of tea and a slice of plum-cake. Явление

можно рассматривать как разновидность обманутого ожидания. Особенно часто такие эффекты получаются при использовании разговорной и торжественно-возвышенной лексики; подобные примеры встречались нам на протяжении всей книги при тол­ковании текстов. В целом, однако, иностилевые вкрапления от­личаются большим разнообразием материала и функций. Они могут происходить из любых функционально-стилистических пластов. Они встречаются в описаниях, увеличивая их точность и конкретность или создавая метафоричность и образность, в речевых характеристиках и портретах персонажей, в авторских комментариях и т.д. В данном параграфе мы не будем пытаться охватить все это многообразие, а ограничимся примерами, ил­люстрирующими только взаимодействие с контекстом термино­логической, просторечной и диалектной лексики.

Специальная лексика может включаться в речевую характе­ристику героя, раскрывая его жизненный опыт, профессию и интересы. Таково, например, использование морской лексики Мартином Иденом. Писатели-реалисты пользуются специальной лексикой для более точного описания окружающей героев дей­ствительности. Функция такой лексики может быть и весьма специфична: в первой главе «Холодного дома» Ч. Диккенса на­громождение юридических терминов показывает невозможность для нормального человеческого рассудка разобраться в запутан­ном лабиринте судопроизводства в Верховном канцлерском суде.

В качестве иллюстрации использования научного стиля в речевой характеристике героев литературного произведения приведем отрывок из романа Ч. Сноу «Новые люди», где науч­ные термины и книжные слова в прямой речи персонажей не только показывают их принадлежность к технической интелли­генции, но и помогают читателю обратить внимание на их сдер­жанность и мужество, когда они говорят о той опасности, ко­торой подвергают свою жизнь в экспериментальной работе по ядерной физике в их лаборатории.