Русское купечество как класс. На примере пьес Островского

     При том что купцы все больше входили  в систему хозяйственного управления страной, становясь депутатами дум, управ, городскими головами и даже губернаторами, они никогда не занимались политикой. Насквозь практический, а не философский  склад ума, подталкивал их к практическим формам управления городами. Был еще один мощный инструмент — благотворительность. Щедрость российского купечества поражала своим размахом и соотечественников, и иностранцев. На деньги купцов открывались гимназии, училища, больницы, дома призрения, театры, выставочные галереи. Купцы учреждали именные стипендии лучшим учащимся, студентам, оплачивали обучение самых одаренных за границей, спонсировали спектакли и гастроли драматических и балетных труп. Купеческие фамилии украшали фронтоны самых красивых зданий в городе.

     Внушительные  суммы пожертвований, которые становились известны всем, придавали купцу огромный вес в обществе и это помогало от комплекса социальной неполценности. Но была ещё одна немаловажная причина. Это повышенная религиозность купцов, которые в желании благодать в жизни вечной следовали евангельской формуле: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил заключенного, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил».

     В 1917 г. купечество прекратило свое существование в связи с отменой сословного деления, а в последующие годы либо растворилось в общей массе строителей коммунизма, либо эмигрировало.

     Таким образом, мы рассмотрели становление  «купеческого сословия» как класс. Подводя итог, мы можем сказать, что  купец – промышленник или торговый представитель, он стремится получить свою выгоду. Они очень религиозны и щедры, занимаются благотворительностью, но и это делается в целях получения выгоды. «Купеческое сословие» необразованно, несмотря на это они стремятся выучить своих детей, внуков. Для русского купца толстая статистая лошадь и толстая статистая жена – первые блага жизни.  Дворяне завидуют им. В России, на купцов смотрели «как – то чудно», ведь он такой же мужик, как и все, только сюртук синий носит. Эволюцию данного образа мы можем наблюдать в произведениях русских писателей.

     Одним из первых произведений, изображавших купеческую среду, была почти забытая комедия П. А. Плавильщикова «Сиделец», где московский купец Харитон Авдулин вместе со своими собратьями – купцами, хочет обмануть и обобрать своего питомца, служащего у него сидельцем. Но вмешивается честный полицейский Добродетелев , и все кончается благополучно.

     У И. А. Крылова есть басня, так и озаглавленная «Купец». В ней речь идет о наставлениях, которые давал купец своему племяннику: «Торгуй по-моему, так будешь не внакладе». Купец учит сбывать гнилое сукно за хорошее английское, но обманутым оказывается сам купец, так как покупатель расплачивается с ним фальшивыми деньгами. Очень показательны слова басни:

     <…>  Обманул купец: в том дива нет;

     Но  если кто на свет

     Повыше  лавок взглянет, —

     Увидит, что и там на ту же стать идет…

     У Н. В. Гоголя о купцах говорится немного. Положительных купеческих типов, как и у других русских писателей нет, зато некоторые их характеристики вошли в поговорку. Городничий в «Ревизоре» именует купцов «самоварниками», «аршинниками», «протобестиями», «надувалами морскими». «Самоварник» и «аршинник» — буквально приклеилось с легкой руки Гоголя к купцу.

     Такую же короткую и меткую характеристику получает купец у А. Н. Некрасова в «Кому на Руси жить хорошо»:

     Купчине толстопузому! —

     Сказали братья Губины,

     Иван  и Митродор…

В стихотворении  «Железная дорога»  найдем и описание внешнего облика купца: 

В синем  кафтане — почтенный лабазник,

Толстый, присадистый, красный, как медь,

Едет  подрядчик по линии в праздник,

Едет  работы свои посмотреть. 

Праздный  народ расступается чинно…

Пот отирает  купчина с лица

И говорит, подбоченясь картинно:

«Ладно…нешто… молодца!.. молодца!

     У Салтыкова-Щедрина люди торгового сословия занимают незначительное место. Однако есть и у него интересные сведения. Приведем отрывок из монолога купца Ижбурдина:

«Прежде как мы торговали? Привезет тебе, бывало, мужичок кулей десяток, ну и свалишь, а за деньгами приходи, мол, через неделю. А придет он через неделю, и знать его не знаю, ведать не ведаю, кто таков. Уйдет бедняга, и управы на тебя никакой нет, потому что и градоначальник, и вся подьячья братья твою руку тянет. Таким-то родом и наживали капиталы, а под старость грехи перед Богом замаливали».

      П. А. Бурышкин в своей книге «Москва  купеческая» о неподражаемом  комическом рассказчике, артисте Александринского театра в Петербурге И. Ф. Горбунове. Он сам писал монологи для своих сценических выступлений, которые по большей части не сохранились. Сцены из купеческого быта занимали в его репертуаре главное место. Была у него и более крупная вещь — комедия «Самодур», где по воспоминаниям читавших и видевших её он превзошёл самого Островского в обличении купеческой бесчестности и преступности.

      Мельников-Печерский  в своей хронике «В лесах» и  «На горах» уделяет достаточно много  места описанию купеческого быта в Нижнем Новгороде, его окрестностях и в отдаленных местностях (на ярмарку в Нижний собиралось полстраны). Это почти всегда раскольники, противники никонианской церкви (Мельников-Печерский был глубоким знатоком русского раскола и религиозные вопросы составляют основное содержание его хроник). Очень заняты этими вопросами герои из купеческой среды, но это не мешает им строить свое дело на обмане и мошенничестве, что говорит о какой-то незыблемости этих качеств в купеческих характерах независимо от веры. Есть в хронике «В лесах» один удивительный эпизод. Удивительный в силу своей исключительности (сложно, может даже невозможно найти подобные отзывы о купцах  на страницах русской литературы). В беседе с главным героем Чапуриным, будущий его зять рассказывает ему о начале текстильного дела в Костромской губернии:

      А как дело-то начиналось. Выискался  смышленый человек с хорошим  достатком, нашего согласия был, по-древнему благочестивый. Коноваловым прозывался. Завел небольшое ткацкое заведение, с легкой его руки дело пошло, да пошло. И разбогател народ, и живет теперь лучше здешнего. Да мало ли таких местов по России. А вежде доброе дело одним зачиналось. Побольше бы Коноваловых у нас было, хорошо бы народу жилось».

      Эта цитата все-таки исключение из обширной галереи самоварников, аршинников, толстопузых купчин, плутов и мошенников.

     Наибольшее  количество образов из купеческой среды  дал русской литературе А. Н. Островский. Именно в его произведениях купец становится главным героем. У Островского мы видим «вполне добропорядочных и уважаемых людей» мошенниками и преступниками. Этот образ не идеализирован. Купцы необразованны, и главная ценность – это материальное благополучие. Они способны пренебрегать другими, считая себя исключением. Лишены всякой нравственности.

     Островский  является «первооткрывателем» такого сословия, как купечество. Именно он первым обозначил этот тип в качестве серьезного литературного объекта, доказал, что данный герой также интересен и заслуживает не меньшего внимания.   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ОБРАЗ КУПЦА В ПЬЕСЕ  А.Н ОСТРОВСКОГО

  «СВОИ ЛЮДИ - СОЧТЕМСЯ». 

     Первая  полноактная пьеса Островского, появившаяся в печати — это  «Свои люди — сочтемся!». Писалась она в 1846-1849 гг. под названием «Банкрот», а вышла под известным  всем названием в журнале «Москвитянин» за 1850 г. Это одна из самых известных пьес Островского. «Купеческая тема» и связанные с нею темы денег, самодурства, невежества здесь представлены в полной мере. Эта пьеса интересна нам как художественное свидетельство очевидца купеческого быта, обычаев, языка второй половины сороковых годов XIX века, то есть в дореформенной России. Трактовка образа купца в комедии не устроило, за что  московское купечество по выходу пьесы потребовали открыть «дело» на Островского.

     По  мнению инициаторов «дела» Островского, драматург исказил положительный образ московского купца, сделав «вполне добропорядочных и уважаемых» людей мошенниками и преступниками. Они утверждали также, что злонамеренное банкротство, изображенное драматургом как явление закономерное и типичное для купеческой среды, таковым вовсе не являлось. Однако не все читатели и критики считали так. Г. В. Грановский, например, отзывался о пьесе, как о «дьявольской удаче» [6. с. 137]; Т. Шевченко записал в своем дневнике: «…будто бы комедия Островского «Свои люди — сочтемся!» запрещена на сцене по просьбе московского купечества. Если это правда, то сатира как нельзя более достигла своей цели». [7. с. 12] Среди благожелательных критиков пьесы были В. Ф. Одоевский, назвавший комедию трагедией и поставивший её в один ряд с «Недорослем», «Горем от ума» и «Ревизором» [7. с. 13]

Итак, в  литературе впервые главным действующим  лицом стал купец. Уже в афише, где дан перечень действующих  лиц с краткой характеристикой: «Большов Самсон Силыч. Купец». Затем все ложится на плечи действующих лиц и автор как бы устраняется из действия, не давая ему никаких истолкований и комментариев.

Основная  тема: разоблачение отношений внутри купеческого класса, возникает еще  в заглавии - «Свои люди — сочтемся!». Расчет между своими? Парадокс. Только не для купеческого круга, где все привыкли измерять рыночными понятиями. Все действующие лица пьесы — «свои люди», родственники или как бы сейчас сказали сотрудники, но не только поэтому они «свои». Островский хочет показать, что все они одинаково безнравственны и рассчитываются друг с другом одной «монетой» — предательством ради денег. Так само название пьесы «Свои люди ― сочтемся!» обращает нас к теме семейственности и к теме денег.

     Затем афиша дает имена действующих  лиц. Островский любил наделять героев «говорящими» именами. Эти имена прямо соотносятся с неизменными внутренними качествами героев (традиция хорошо известная по Фонвизину, Пушкину, Достоевскому и пр.). За такую «прямолинейность» Островский не раз выслушивал упреки критиков, которые считали этот прием старым и наивным (его корни в классицизме), но до конца жизни он не отказался от этого приема. Прием этот у Островского не так прямолинеен, как кажется. Значащая фамилия никогда не определяет у него весь образ, «она служит лишь одним из средств характеристики, указывая на какое-то свойство образа». [8. с. 175] В пьесе «Свои люди ― сочтемся!» изображается катастрофическая перемена, сдвиг в человеческих отношениях, в социальном положении главных героев (кто был «никем» — становится «всем»).    Подхалюзин: «И денег дадим-с,  только бы отвязались!  Я, так и быть, еще пять копеечек прибавлю». [9. с. 9] Этот сдвиг полностью меняет социальное положение героев.  Положение меняется, но имя остается. Например; главный герой Самсон Силыч Большов, имя и фамилия которого говорят сами за себя, так как в них передана оценка героя окружающей средой, соответствующая и его самооценке. Имя прочитывается буквально как Богатырь – Большая Сила. Такое семантическое излишество (каждое из этих слов уже выражает нужный смысл), троекратный повтор гиперболизируют могущество героя и одновременно делают его комическим. Если провести небольшой культурологический анализ, то мы увидим, что Самсон по ветхозаветной легенде — поверженный, ослепленный богатырь, побежденный хитростью. Таким образом, только именованием своего героя на афише драматург уже определяет исход конфликта для него.                                                                                                                                                                                                                                                                              

      В начале пьесы перед нами действительно  всесильный хозяин, в расцвете лет, сил и бизнеса: «денег наличных у нас довольно, векселям всем сроки подошли»; «еще такое дело сделаем, что ты и не ожидаешь».[9. с. 9] В конце — покрытый позором, сопровождаемый конвоем, скрывает свое лицо от горожан, на которых совсем недавно смотрел сверху: «Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в яму! В  острог его, старого  дурака»; «А  не забудьте вы, Алимпияда  Самсоновна, что есть клетки с железными  решетками,  сидят  там   бедные-заключенные.  Не   забудьте  нас, бедных-заключенных»; « А  вы  подумайте,  каково   мне  теперь  в  яму-то  идти.  Что  ж  мне, зажмуриться,  что  ли?  Мне  Ильинка-то  теперь за  сто верст  покажется. Вы подумайте только, каково по Ильинке-то идти». [9. с. 78]