Роман О.Славникова "2017" как антиутопия "нового" типа

Таким образом,  мы рассмотрели  жанр антиутопии, определили его основные черты и можем сделать некоторые выводы. Антиутопия - изображение идеально плохого общества, изображение еще не существующего социального зла, зла чисто житейского, глубоко личностного, направленное на развенчивание утопических тенденций. Антиутопические романы не выдумывают новых идей и концепций, они просто имитируют жизнь в ее наиболее драматических и трагических изломах, поэтому их успех огромен. К тому же, антиутопия не подвергается социальной критике, так как чаще всего автор ничего и не предлагает, а лишь фантазирует на тему будущего. За многие годы существования жанр усовершенствовался, изменился, перераспределил основные центры, на которые направлена сатира. Как и положено манере постмодерна, жанр антиутопии размывается и определить точно, описывает ли художественное произведение общество утопическое или его антипод очень часто невозможно. Но основное, что обрело в нем выражение – уход от научно-технократических концепций и замена их концепциями изменения самой человеческой породы. Исчезли сильные герои, которые разворачивают борьбу с государством и врагами людей. Остались лишь философы, наблюдающие за распадом и затуханием человечества.

В современной  антиутопии мы видим основные темы, волнующие нынешнее поколение людей: негативное отношение к существующему  государственному строю, размышления  на тему научно-технического прогресса  и его последствий для человечества, решения проблемы смерти и поиск бессмертия, размышления о неминуемых катастрофах и пути человечества после них. Антиутопии уводят от мечтаний. Предельной мечтой в созданном ею кошмаре становится просто желание выжить, возродиться, вернуть свой мир, приняв его таким, каков он есть.

ГЛАВА 2.

2.1. Жанровое  определение романа О. Славниковой  «2017»

Роман Ольги Славниковой «2017» написан в 2005году. Это позволяет нам рассматривать его как произведение новейшей эпохи, диктующей новые тенденции в литературе. Хотя сама О. Славникова отказывается называть свой роман антиутопией. «Мой роман не антиутопия. Естественно, по названию книги читатель сразу вспоминает роман Джорджа Оруэлла «1984», написанный в 1948 году. Но там расстояние между датой создания и временем действия довольно большое. У меня намного меньше. Мир не успеет сильно измениться. Он останется живым и теплым, каким мы его видим сегодня. На самом деле «2017» –- роман о любви. Двое встречаются, влюбляются, но не верят в то, что с ними происходит. Они не знают настоящих имен друг друга, не обмениваются телефонами и адресами. Всякий раз назначается только одно свидание. Если оно не состоится, герой и героиня теряют друг друга навсегда. В результате их отношения превращаются в городской экстрим. Внешняя среда агрессивна, она подбрасывает героям неожиданные испытания. Тестируется сама возможность одного человека любить другого.» [27] Это право автора и, пожалуй, действительная потребность литературы. Но конечно же мы не можем не заметить даже в самом названии отсыл к произведению Дж. Оруэлла «1984», что само по себе является намеком на антиутопию. Таким образом мы будем рассматривать «2017» как произведение жанра антиутопии и в данной работе выявим ее основные признаки в этом романе.

События романа происходят на Урале, прозрачно переименованном в Рифейский край. В центре повествования - история героя, талантливого резчика по камню и ювелира Крылова, его отношения с бывшей женой, а ныне успешной бизнес-вумэн, Тамарой и с загадочной, полупризрачной возлюбленной Татьяной. Все это - на фоне картин жизни Рифейской столицы, прозябания обывателей и подковерной борьбы элит, с встроенными эпизодами рискованных экспедиций охотников за драгоценностями - хитников. Здесь не только авантюра и азарт, но и попытка утвердить свою независимость, остаться собой, сохранить достоинство, выйти по нолям в единоборстве с миром, который заведомо не подлинен.

Общаясь с языческими духами земли, герои выстраивают  свою жизнь без Бога: «Он решил  освободить свою территорию от воздействия  силы, пронизывающей мир. Имя этой силе давала только религия…» Такие тайные квартиры появляются по ходу повествования едва ли не у всех основных персонажей, каждый ищет способ оставить Бога проигравшим: «Он видел задачу в том, чтобы после смерти развеять душу, как иные завещают развеять в воздухе прах, и чувствовал в себе железную волю уйти пустым» [40]. Эксперимент, разумеется, заканчивается крахом. Добровольно оставившие Бога, герои чувствуют в конце концов собственную оставленность, пожелавшие «уйти пустым», они испытывают смертельное состояние опустошенности. И как всегда при индивидуалистическом бунте, обнаруживается, что в основе его лежит любовь к Богу, обида на Его молчание, на то, что Он не обратился своевременно ни к одному из них со своим словом лично. Все бунтари втайне сентиментальны и ужасно обидчивы. Накануне решающих событий, а то и гибели каждый из них начинает понимать, что выход из этого рукотворного тупика только в любви, и бросается в этот коридор со всей накопленной за годы одинокого противостояния яростью.

Устами одного из героев романа излагается впечатляющая версия мирового «застоя». Человечество уже немало лет объединено - не догадываясь об этом - в «одну мировую молекулу». Иными словами - в сверхорганизм, управляемый некими анонимными, но вполне конкретными элитами. В потайных лабораториях и исследовательских центрах найдены и отработаны рецепты решения всех проблем, лечения всех язв человечества. Уже можно накормить всех голодных, вылечить всех страждущих, снабдить жильем всех бездомных. Но это означало бы вступление мира в новую, непредсказуемую фазу. Поэтому его невидимые властители, заинтересованные в сохранении статус-кво, скрыли все эти достижения, заморозили всякое развитие и сознательно законсервировали жизнь в некоем произвольном состоянии. Это и сообщает объемлющей нас реальности привкус искусственности, неподлинности.

Ближе к концу романа Славникова проясняет социально-идеологический извод своего замысла. Карнавал бутафорской  исторической реконструкции, организованный властями города в ознаменование 100-летия революции, перерастает в реальные и ожесточенные столкновения между «красными» и «белыми», в неуправляемый, кровопролитный взрыв страстей. Славникова видит в таком развитии событий потенциал позитивности: оказывается, не все еще унифицировано и приведено к послушному безразличию, Россия еще способна на бунт, пусть внешне бессмысленный, на спонтанную активность. Это - возвращение из мира подделок и миражей в историю, опасную, непредсказуемую, но живую...

Нам предстоит сложная  работа, в ходе которой необходимо выявить признаки антиутопии в этом произведении, чтобы доказать его принадлежность к этому жанру несмотря на утверждения многих критиков об обратном.

Например, Александр Чанцев[37] считает, что «произведение наполнено политической сатирой, что свойственно дистопиям. Отсутствует главное – не дается хоть сколько-нибудь явного проекта положительного будущего. Только намек, но он является повторением далекого прошлого – революции 1917 года. Более того описанная «ряженая революция», происходящая в 2017 году и повторяющая революцию вековой давности – не исключение, а наиболее яркое выражение отрицания истории. В этом смысле рассматриваемый роман является лишь естественной фиксацией царящего в обществе ощущения потерянности в нынешней политической ситуации, а его популярность, видимо, связана с удовлетворением потребности читающих кругов российского общества в своего рода фантазматическом катастрофизме. По своей эмоциональной окраске эта потребность является скандальной, она сродни интересу к описанию всяческих кровавых происшествий в «желтой прессе». Это, безусловно, придает анализируемому произведению черты жанра дистопической сатиры».

Воссозданная О. Славниковой модель будущего в романе, ее острая сатирическая направленность уже позволяют нам описывать роман с точки зрения жанра антиутопии. Автор не только открывает нам негативные стороны социального уклада, но и говорит об их разрушительном начале. А катастрофа (социальная, природная, техногенная) является неотъемлемым элементом постутопии. Создаётся совершенно особая атмосфера, в которой видно философское напряжение между страхом обыденной жизни и карнавальными элементами, пронизывающими всю повседневность. Люди – маски, вся страна, город – площадка для карнавала, участники его одновременно и зрители, и актёры. Как мы видим, этот роман - своеобразный метод диагностики нынешнего мира, пародирующий реальность.

Опираясь на исследования, проведенные Л. М. Юрьевой  в диссертации « …», мы рассмотрим «2017» О. Славниковой с точки  зрения жанра антиутопии по основным характеристикам антиутопических произведений: отражение политической системы государства, рассмотрение особенностей хронотопа романа, выявления типа главного героя и изучения любовной линии как неотъемлемой части антиутопического мира.

2. 2. Отражение политической системы.

Первое, что характерно для антиутопии - резкая критика  существующего уклада жизни путем  воссоздания его в гипетрофированных  формах или в выдуманном мире в  произведении. Чтобы выявить то, чем недовольны люди в нынешнем положении  вещей, что пугает их и заставляет с опаской смотреть в будущее, необходимо взглянуть на то, о чем пишут современные писатели. В последние годы из-за ухудшения политического климата и трансформации политического сознания в отечественной литературе возник целый поток, в котором областью авторского вымысла становится близкое будущее российского общества, преимущественно – политические аспекты этого будущего. В той или иной степени к этой тенденции примыкают такие произведения, как «2008» С. Доренко, «2017» О. Славниковой, «ЖД» Д. Быкова, «День опричника» В. Сорокина. Бросается в глаза то, что, сохраняя форму дистопического предупреждения и обращенность к будущему, в действительности эти произведения имеют дело с настоящим временем: «…фантастика – это способ мысленной рационализации самих принципов социального взаимодействия в форме гипотетической войны, вражды, конкуренции. <…> Ведущаяся силами определенных культурных групп, она представляет собой средство интеллектуального контроля над проблематикой социального изменения, темпами и направлениями динамики общества, условно-эстетическую реакцию на возникающие здесь проблемы» (Б. Дубин) [22; стр.27]. При этом элемент сатиры, что свойственно дистопиям, присутствует, даже зашкаливает у определенных авторов (то, как С. Доренко представляет в своей книге руководителей нашего государства, может вызвать брезгливое отвращение даже у тех, кто никогда не числил себя среди их поклонников), но отсутствует главное – ни в одной из этих книг не дается хоть сколько-нибудь явного проекта положительного будущего. Только в «2017» Славниковой есть такой проект, но он является повторением далекого прошлого – революции 1917 года. «…В истории этот процесс (насильственного оживления великих событий прошлого) называется реставрацией: это – процесс отрицания истории и креационистского обновления старых моделей» (Ж. Бодрийяр) [5; стр.132].

В том, как описана  у Славниковой Россия в недалеком  будущем, есть черты, явственно роднящие этот роман с «Днем опричника»: реставрация прошлого (как средневекового, так и советского) и киберпанковская футурология. Славникова не так сильно, как Сорокин, подчеркивает эти мотивы в своем романе, - скорее, они возникают в форме беглых упоминаний или намеков, создавая сложную и многоплановую фантастическую «фактуру». Автомобиль в мире героев Славниковой открывается лазерным ключом, в ходу – мобильные телефоны, оснащенные видеосвязью, и книги с голографическими обложками, у состоятельной героини по имени Тамара работает служанка-африканка, что свидетельствует об усилившейся глобализации и т. д. Небольшое количество таких упоминаемых в романе инноваций имеет свое объяснение – вал технических новинок типа «сотовой видеосвязи, биопластики, сверхтонких мониторов, голографического видео, первых чипов в медицине, в косметике, даже в стиральном порошке» якобы был искусственно заторможен в конце 2000-х годов, потому что в намечавшемся мире сверхвысоких технологий, как говорит Тамара, «из восьми миллиардов людей семь с половиной ни для чего не нужны» (с. 212).

Присутствует в романе и изоляционистское возрождение средневекового «русского духа»: в ресторане бизнес-леди Тамару сажают за почетный столик «под стилизованным портретом Президента РФ, на котором глава Российского государства был изображен в виде богатыря на страшном косматом коне, держащим меч размером с доску из хорошего забора», и потчуют четырьмя видами кваса (с. 197). Не обошлось и без возрождения худших реалий советского прошлого, но в гиньольно-трансформированном виде: мумия Ленина, взятая из Мавзолея, «гастролирует» по стране (с. 310), «в преддверии столетия Октябрьской революции» по телевизору «рассказывают о восстановлении разрушенных памятников и новеньком Дзержинском», школы «возрождают традиции советской педагогики» (с. 170), простые люди закупают тушенку в консервах, «напоминающих противопехотные мины» (с. 380), живут в «хрущевках» и ведут долгие разговоры на кухнях. Картина, нарисованная Славниковой, тем более противоречива и пестра, что российско-советское в бытовой культуре сочетается с европейско-американским: в ходу 600-долларовая купюра, а в кинотеатрах демонстрируют новые голливудские блокбастеры и кормят попкорном. Симулятивному (и бесконечному) повторению в будущем у Славниковой подвергается, как и в романе Сорокина, и непосредственное настоящее, о чем говорит образ «Президента, внешне похожего не столько на своего непосредственного предшественника, сколько на великого Путина, служившего теперь для кандидатов идеальным образцом» (с. 372). На место мэра «пришел в точности такой же, а потом еще один – так что поговаривали, будто достопамятный политик, и его преемник, и нынешний отец рифейцев, украшающий собою в преддверии праздника сотни торцов и фасадов, - один и тот же человек. В этом <…> не было никакой технической проблемы» (с. 239).

Центральным символом романа нам представляется картина бессмысленного дурацкого бунта ряженых, происшедшего ровно спустя столетие после известного всем российского переворота. Революция 1917-го — это высокая трагедия. Бунт 2017 у Славниковой — низкий и жалкий фарс. 1917-й поменял судьбы мира, страны и каждого его современника. 2017-й не поменял ничего — только разлучил на время две песчинки по имени «Таня» и «Ваня», но эта разлука состоялась бы и без него и никакого значения не имела. За сто лет, говорит нам Славникова, мы переместились из мира трагической подлинности в фарсовый мир неподлинности и своим упростительным и позитивистским упрямством и алчностью преобразовали неподлинность и фальшь в новую подлинность, поистине наводящую ужас.

В романе любовная история  камнереза Крылова и загадочной Татьяны, оказывающейся в итоге страшной Хозяйкой Медной Горы, развивается на фоне государственных катаклизмов, начинающихся на Урале во время празднования столетия Октябрьской революции, и сопровождается мифологическими темами, связанными с уральским (или, в романе Славниковой, «рифейским») фольклором. Во время городского праздника по случаю годовщины октябрьского переворота 1917 года, устроенной в советско-авторитарных традициях («растянутый на полфасада портрет» мэра), ряженные в красноармейцев и белогвардейцев горожане начинают стрелять друг в друга, происходит чудовищной силы взрыв какой-то бомбы, прибывает ОМОН, площадь оцепляют. Предсказание Крылова о том, что «сейчас по всей стране пойдут такие глюки. Везде ради круглой даты будут напяливать буденовки и белогвардейские погоны, и везде это будет заканчиваться эксцессом» (с. 335), оказывается верным. Перерастание празднования годовщины революции в настоящую революцию – трансформация, описанная в литературе задолго до романа Славниковой: еще герою А. Платонова «революция снилась парадом». Далее, тема неизжитого конфликта времен Гражданской войны очевидным образом восходит к «Острову Крым» В. Аксенова: в обоих произведениях люди гибнут во время «торжественных» событий – празднования столетия революции у Славниковой и встречи крымчанами войск СССР у Аксенова. Задавленная властями в столице Рифейского края (под которой, видимо, имеется в виду родной город писательницы - Екатеринбург) «ряженая революция» (с. 371) перекидывается на другие регионы России – столкновения «красных» и «белых» происходят в Перми, Астрахани, Красноярске, Иркутске, Ангаре. «В Питере революционные матросы захватили филиал военно-морского музея, а именно крейсер “Аврора”, и попытались жахнуть из бакового орудия по отсыревшему Зимнему», но дать залп им не удается, потому что все орудия на крейсере давно заварены, поэтому «дело кончилось всего лишь большим железным грохотом и приводом хулиганов в ближайший участок» (с. 373-374). Тем не менее «жертвы костюмированных столкновений исчислялись сотнями – и это только по официальным сводкам» (с. 374). «Вирус Истории» и «Эпидемия Истории» распространяются и на Москву – по улицам идут «гражданские шествия», а «в переулке подростки, в советских детсадовских синих буденовках, в кожаных куртках с целыми кольчугами багряных советских значков, с разбегу пинали и валили вякающие иномарки» (с. 538-539). Описание этих подростков - наглядная параллель лимоновцам, упомянутым в произведениях Доренко, Прилепина и Ключаревой – молодым людям в кожаной «униформе», использующим советскую эмблематику (серп и молот на флаге нацболов).