Основные типы лексических значений слова

Широта фразовых связей слова также зависит от его  грамматической структуры. Нередко  различие лексических значений слова  связано с разными его грамматическими  формами. Например, глагол холодать употребляется  или безлично со значением "становиться  холоднее" (форма совершенно вида - похолодать): Уже совсем стемнело и  начинало холодать - или лично - применительно  к живым существам (причем по отношению  к людям всегда в сочетании  с глаголом голодать) в значении "зябнуть, страдать от холода" (холодал  и голодал). Ср. у Гаршина в рассказе "Четыре дня": Неужели я бросил все милое, дорогое, шел сюда тысячеверстным походом, голодал, холодал, мучился  от зноя..."

Границы между словом и грамматической формой слова бывают подвижными, скользкими. Например, сложен и спорен вопрос, можно ли считать  формами одного и того же слова  такие глагольные разновидности, как, например, заслуживать с винительным  падежом (несовершенный вид к  заслужить: В это время он заслуживает  доверие своих товарищей) и заслуживать  с родительным падежом (в значении "быть достойным чего-нибудь": Проект заслуживает внимания; Книга  заслуживает всяческой похвалы  и т.д.).

Русский язык, как  и другие языки, имеет ряд слов, которые употребляются только в  какой-нибудь одной форме. Так, мы имеем  одну форму родительного множественного - щец. Считать ли ее формой слова  щи, параллельной форме щей, или видеть в ней особое слово? (ср. дрова - дров, дровец). Также мы пользуемся одной  формой дательного множественного: (по) мордасам. Связывать ли ее экспрессивно со словом морда? Слово мордас, по-видимому, имело некогда увеличительно-презрительное  значение "надутая щека" (ср. дубасить от областного дубас).

Иногда вопросы  этого рода разрешаются проще. Например, у некоторых советских писателей  употребляется областное слово  угрево в среднем роде, у других - слово угрева в женском роде. Например, у С. Голубова в повести "Атаман и фельдмаршал" читаем: "Солнечное угрево приласкало землю. вода побежала светлыми ручейками в  овраги..." ("Доблесть". Повести и рассказы). У Л. Леонова во "Взятии Великошумска": "Маленькое сероватое существо, ежась от холода и дремотно щурясь на свет, лежало в огромной правой ладони танкиста; левою он прикрывал его от простуды, так что хвост и ноги оставались под угревой мокрого обрядинского рукава". Очевидно, это - формы одного и того же слова. Но, вероятно, разными словами должны быть признаны заправлять - форма несовершенного вида к заправить (Заправлять машину бензином) и заправлять в значении "быть заправилой" (Всеми делами в доме заправляла свояченица).

Для того, чтобы уловить  потенциальные тенденции смыслового развития слов, целесообразно исследовать  и способы их индивидуально-творческого  применения и преобразования, хотя индивидуальное переосмысление слова, не получившее общественной санкции, обычно не меняет присущих этому слову значений. Ср. у Марлинского индивидуальное применение слова междометие: "Все  лица вытянулись восклицательными знаками; на всех ртах бродили междуметия" ("Мулла-Нур").

Вместе с тем  индивидуальное употребление слова  может быть связано с выполнением  им характерологических функций  в языке художественной литературы. Так, в пьесе Чехова "Юбилей" бухгалтер Хирин подвергает слово  междометие комической этимологизации (между-метия - "мелькания"): "А  тут еще воспаление во всем теле. Зноб, жар, кашель, ноги ломит и в  глазах этакие... междометия".

Изучение способов и своеобразий индивидуального  употребления слова должно производиться  не только на фоне системы уже установившихся общественных его значений, но и  на фоне его типических образных применений. Л.В. Щерба в своем "Опыте общей  теории лексикографии", перечислив разные значения слова игла, указывал на необходимость - в восполнение  их - очертить весь фразеологический круг образного употребления этого слова: "Как бы мы ни решали вопроса о  значении этого слова, остается все  же вопрос о том, в каких случаях  игла может быть употреблено образно. Можно ли, например, сказать о  гвоздях, натыканных для затруднения  воров поверх забора, что они торчат как иглы? Мне кажется, что нельзя; это, хотя и неважно само по себе, однако показывает, что в словаре  должны быть исчислены все традиционные случаи образного применения данного  слова" [9].

Изучение образного  применения слова особенно важно  для полного и широкого воспроизведения  истории так называемых фразеологически  связанных значений, для понимания  их генезиса. Например, слово когти  в русской литературе начала XIX в. употреблялось как образ хищнического насилия, цепкого и мучительного властвования. Оно повлекло за собой  в круг переносного употребления многочисленную группу слов и фраз. Когтями образно наделяются в  русской художественной литературе болезнь, смерть, нищета, тоска, горе и  горестные чувства (например, горькое  воспоминание), изуверство, фанатизм, ложь, разврат и другие отрицательные, но стихийные страсти, эмоции и явления.

В связи с этим развивается  такая фразеология: "... Смерти в  когти попадешь, и не думая о  ней!" (Д. Давыдов, Песня); или у  Марлинского: "Бедный, добрый друг, - для того ли выпустила она (смерть - В.В.) тебя из когтей своих, чтобы похитить после удачи" ("Наезды"); или: "Смерть впустила в него когти  свои" ("Латник"). У Гоголя в "Невском  проспекте": "Разврат распустил  над нею страшные свои когти"; у Лермонтова в стихотворении "Ночь": "Воспоминание в меня впилось  когтями"; у А. К. Толстого в романе "Князь Серебряный": "Отчаяние схватывало его как железными  когтями"; у Тургенева в "Крыжовнике": "Как бы он ни был счастлив, жизнь  рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери".

На почве этой фразеологии, даже если бы она получила широкое  распространение за пределами художественной литературы и риторической публицистики, едва ли могло сложиться у слова  когти переносное, фразеологически  связанное значение (когти чего-нибудь - "губительная власть чего-нибудь", "терзающая сила чего-нибудь"). Образ, возникающий на базе предметно-конкретного  слова, при наличии опорного прямого  номинативного значения, обычно не стирается и не погасает. Сохранение яркой образности в этом случае - симптом того, что новое значение еще не выкристаллизовалось, не получило концентрации в самой смысловой  структуре слова.

В других случаях на основе расширения фразеологических связей у слова может сложиться новое  значение. Такова, например, картина  развития значений слова кодекс в  русском литературном языке XIX в. В 20-40-е  годы, когда перед русской передовой  интеллигенцией встает с особенной  остротой вопрос об общественно-политических убеждениях, слово кодекс из юридической  терминологии переносится в сферу  вопросов мировоззрения, жизненной  морали и общественного поведения. Круг фразеологических связей у этого  слова расширяется. Например, у Баратынского в "Цыганке": "Развратных, своевольных  правил Несчастный кодекс свой составил"; у Гончарова: кодекс сердечных дел ("Обыкновенная история"), кодекс дружбы ("Фрегат Паллада"); у Добролюбова: кодекс убеждений ("Мишура"); у  Салтыкова-Щедрина: кодекс житейской  мудрости ("Невинные рассказы"); у  Достоевского: кодекс нравственности ("Зимние заметки о летних впечатлениях"), кодекс приличий и т.п.

В связи с расширением  контекстов употребления слова кодекс постепенно складывается то его фразеологически  связанное значение, которое определяется в современных толковых словарях как "система, совокупность норм чего-нибудь - правил, привычек, убеждений" и т.д.

Таким образом, семантическая  сторона языка составляет часть  его структуры и определяет его  качество так же, как звуковая сторона  языка, его грамматический строй  или словарный состав.

III

Термин "лексическое" или, как в последнее время  стали говорить, "смысловое значение слова" не может считаться вполне определенным. Под лексическим значением  слова обычно разумеют его предметно-вещественное содержание, оформленное по законам  грамматики данного языка и являющееся элементом общей семантической  системы словаря этого языка. Общественно закрепленное содержание слова может быть однородным, единым, но может представлять собою внутренне  связанную систему разнонаправленных  отражений разных "кусочков действительности", между которыми в системе данного  языка устанавливается смысловая  связь. Разграничение и объединение  этих разнородных предметно-смысловых  отношений в структуре слова  сопряжено с очень большими трудностями. Эти трудности дают себя знать  в типичных для толковых словарей непрестанных смешений значений и употреблений слова, в расплывчатости границ между  значениями и оттенками значений слова, в постоянных разногласиях или  разноречиях по вопросу о количестве значений слова и о правильности их определения.

Отсутствие ясности  в определении понятия "лексическое  значение слова" очень тяжело сказывается  в практике словарного дела. В каждом толковом словаре пропускаются сотни, если не тысячи живых значений слов и изобретается множество несуществующих значений. Вот несколько иллюстраций  из "Толкового словаря русского языка" под ред. проф. Д. Н. Ушакова. В слове аллегория выделено особое, самостоятельное значение: "Туманная, непонятная речь, нелепость (простореч.)". В качестве наиболее показательной  иллюстрации его приводится фраза: Ты мне аллегорий не разводи, а  говори прямо [10]. Но слово аллегория  в общенародном языке не означает нелепости, хотя и может применяться  для характеристике неясной, непонятной речи, например в речи гоголевского городничего из "Ревизора": "А  ведь долго крепился давеча в трактире, заламывая такие аллегории и  экивоки, что, кажись, век бы не добился  толку". У слова багаж найдено  значение - "Эрудиция, запас знаний" [11]. И тут значение смешивается  с употреблением. Только в соответствующем  контексте и притом чаще всего  в сочетаниях с определениями  умственный, научный, ученый и т.п. у  слова багаж возникает этот смысловой  оттенок. Слову баня приписано отдельное  значение: "Жара, парный, разгоряченный  воздух" (Какая у вас баня!) [12]. Но и это - лишь метафорическое применение основного значения слова баня. В  прилагательном безголовый отыскивается переносное значение: "крайне рассеянный или забывчивый". Иллюстрация: Ах, я безголовая: печку затопила, а  трубу не открыла. Уж очень я безголова [13].

Академический "Словарь  современного русского литературного  языка" открывает в слове безразличный значение "ничем не отличающийся; одинаковый со всеми" и иллюстрирует его примером из "Обломова" Гончарова: "Цвет лица у Ильи Ильича не был  ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный" [14]. Такие  случаи немотивированного выделения и неправильного определения значений слов в большом количестве содержатся во всех толковых словарях современного русского языка.

Интересно наблюдать  колебания наших лексикографов  в решении вопроса, можно ли считать  особым значением возникающие и  развивающиеся формы переносного, образного употребления слова. Так, слово беззубый в своем прямом номинативном значении может сочетаться с названиями живых существ, а  также со словами рот, пасть и  синонимичными. Но это слово употребляется  переносно. Переносное употребление его  типизировано и фразеологически  замкнуто в узкий круг выражений: беззубая критика, беззубая острота, беззубая насмешка и т.п. Естественно, может  возникнуть вопрос, имеем ли мы здесь  дело с несвободным, фразеологически  связанным значением или только с употреблением, еще не приведшим  к общественно-установившемуся, обобщенному  значению.

В академическом словаре  русского языка под ред. Я. К. Грота, в словаре русского языка под  ред. Д. Н. Ушакова, в однотомнике  С. И. Ожегова утверждается наличие  в этом слове особого переносного  значения. Но определения, истолкования этого значения у разных лексикографов  крайне противоречивы. В словаре  под ред. Д. Н. Ушакова переносное значение слова беззубый толкуется  очень субъективно: "Бессильный, тупой, не способный повредить или  обидеть" (беззубая злоба) [15]. В словаре  С. И. Ожегова толкованию этого значения придается гражданский характер: "лишенный остроты, слабый, непринципиальный" (беззубая критика) [16]. Кроме слова  непринципиальный, явно сюда не идущего, это толкование воспроизводит характеристику соответствующей фразеологии в  академическом "Словаре современного русского литературного языка", но там переносное употребление слова  беззубый с полным основанием не признается за особое самостоятельное значение.

В смысловой структуре  слова, как и в других сторонах языка, есть элементы нового, элементы живые, развивающиеся, и элементы старого, элементы отмирающие, отходящие в  прошлое. Например, слово ярый у нас  вытесняется синонимом яростный, образованным от ярость (само же слово  ярость возникло как производное  отвлеченное существительное к  ярый).

В современном русском  языке ярый - за пределами народно-поэтических  формул (свеча воску ярого) - обычно употребляется в ограниченном кругу  фразеологических сочетаний: ярый поклонник  чего-либо, ярый сторонник, ярый любитель чего-нибудь в значении: "страстный, усердно преданный чему-нибудь, неистовый". Таким образом, ярый выражает лишь общую  экспрессивную характеристику степени  увлеченности кого-нибудь чем-нибудь. Прежние основные значения этого  слова, хотя и не в полном объеме, как бы перешли к слову яростный - "неукротимый, ничем не сдерживаемый" (яростные атаки), "полный ярости" (яростный гнев). Однако любопытно, что  в других параллельных образованиях такого же типа складываются совсем иные отношения между соотносительными словами, например: дерзкий и дерзостный, сладкий и сладостный, жалкий и  жалостный, злой и злостный, тяжкий и тягостный, рад и радостен и  т.п.

Наблюдения над  способами объединения разных значений в слове, а также над закономерностями словоупотребления приводят к выводу, что не все значения слов однородны  или однотипны, что есть качественные различия в структуре разных видов  лексических значений. Общеизвестно, что слово относится к действительности, отражает ее и выражает свои значения не изолированно, не в отрыве от лексико-семантической  системы данного конкретного  языка, а в неразрывной связи  с ней, как ее составной элемент.