Мотив тайны в творчестве Тургенева

Автор: Пользователь скрыл имя, 23 Марта 2012 в 00:40, дипломная работа

Описание работы

Отметим еще один важный момент в осмыслении методологического подхода Пумпянского, утверждаемого В. Вахрушевым в отзыве на сборник трудов Л.В. Пумпянского (составленного Е.М. Иссерлиным и Н.И. Николаевым –

Содержание

Введение………………………………………………………….………..3
Глава 1. «Таинственные повести» И. С. Тургенева, их место и значение в творчестве писателя………………………………………………….…….……11
1.1. Проблема состава «таинственных повестей» и их жанровое своеобразие, творческий метод писателя………………………………………11
1.2. История создания «таинственных повестей», литературные параллели, литературные и культурно-философские корни……………….…16
Глава 2. Феномен «таинственных повестей» И. С. Тургенева в критике и литературоведении……………………………………………………………….26
2.1. «Таинственные повести» в критике и литературоведении конца XIX – начала XX веков: начало литературоведческого осмысления………………....26
2. 2. Советское и постсоветское литературоведение…………………….41
2.2.1. Концепция Л.В. Пумпянского: первая типологизация «таинственных повестей»…………………………………………………….….41
2.2.2. Изучение «таинственных повестей» в 60 – 70-е гг. ХХ в………..44
2.2.3. Современные подходы к изучению «таинственных повестей»…50
Глава 3. Категория таинственного в повестях И. С. Тургенева 1860-х – 1880-х гг…………………………………………………………………………..54
3.1. Определение категории таинственного в повестях Тургенева, ее сущности и содержания………………………………………………..………..54
3.2. «Таинственные повести» в мифопоэтическом аспекте…………....61
3.3. Образы таинственного в поэтике «таинственных повестей» И.С. Тургенева (на примере образов сна и тумана)………………….…………….73
Заключение………………………………………………….……………80
Библиографический список……………………………….……………..83

Работа содержит 1 файл

МОТИВТАЙ.doc

— 419.50 Кб (Скачать)

В исследованиях последних лет ученые все чаще обращаются к изучению архетипических основ таинственного и символического у Тургенева, как, впрочем, и всего творчества писателя (Арустамова, Швалева 1999; Полтавец 1999; Топоров 1998). Так, Е.К. Созиной на материале анализа произведений 1830-1860-х гг. приходит к выводу, что поэтическая мифология Тургенева складывалась не только под влиянием фольклора. По мнению ученого, не менее сильную архетипическую нагрузку несла для писателя, как и других его коллег 19 в., литературная традиция (Гете, Шекспир), тем более что среди классиков, прославившихся своей культурной памятью, Тургенев занимает особое место. В статье «Гамлет и Дон-Кихот» он открыл для русской литературы и жизни значение сверхтипов. Выявление Тургеневым общечеловеческого смысла образов Гете, Сервантеса, Шекспира свидетельствует о том, что русский писатель разбирает их «с точки зрения  глубинного – психологического, национального и культурно-исторического - значения; по существу его разбор приближается к анализу архетипических основ творения Гете, в чем мы убеждаемся благодаря сопоставлению с Юнгом»[69]. Характерно также и то, что в своем анализе этих образов и понимании человеческой природы Тургенев по сути дела использует метод бинарных оппозиций, «открытый» К. Леви-Строссом как закон мифологического или первобытного мышления, то есть Тургенев раскрывает содержательную сторону архетипических образов при помощи элементов структурно-символического метода. Принцип бинарной оппозиции образов реализуется и в сюжетах тургеневских повестей. Исследователь делает вывод, что «архетип выступает для писателя своеобразным инструментом - способом художественного исследования основ человеческого характера в его взаимоотношении с жизнью. Этот способ в творчестве Тургенева универсален и влияет как на систему образов, так и на сюжет, он даже подчас задает тон природно-космическому плану, эксплицированному через сознание героя ибо, как и положено архетипу в концепции Юнга, содержит этот план в себе»[70].

Обстоятельный анализ истоков архетипических мотивов Сна, Моря, Смерти-рождения, Эроса, Ужаса, составляющих в произведениях Тургенева, в том числе и его «таинственных повестях», «особый «экзистенциальный» слой», пока еще слабо выявленный учеными и, тем более, не замечаемый читателями, осуществлен в книге В. Н. Топорова[71]. По мнению исследователя, выявление универсальных мотивов в тургеневских произведениях становится возможным благодаря их прочтению сквозь призму психофизиологического типа и его генетического родового контекста. Обращение Тургенева к образам с мифопоэтической природой объясняется исследователем архетипичностью мышления самого творца.

В. В. Ильина выявляет в «таинственных повестях» фольклорно-мифологические модели, которые «имеют известную вариативность при попытке их толкования и не присутствуют в текстах Тургенева открыто».

По мнению Ю.И. Юдина, в «Кларе Милич» «отчетливо прослеживается вторая сюжетная линия, составляющая ее подтекст. Она выписана плотно, без обрывов и пропусков и в этой своей непрерывности подтекстовых мотивов явно тяготеет к единому фольклорно-этнографическому источнику», а именно: мировому обряду похорон незамужней девушки (соответственно юноши) как посмертной свадьбы. В повести Тургенева названный обряд освещает «множество немотивированных иным образом эпизодов», которым «придается «языческий» колорит»[72].

В «таинственных повестях» Тургенев обращался к изображению загадочных явлений в человеческой психике: к гипнотическим внушениям, тайнам наследственности, загадкам и странностям в поведении толпы, магической, необъяснимой власти умерших над душами живых, телепатии, галлюцинациям, спиритизму. К концу XIX века и в России, и на Западе к таким явлениям возник живой интерес в связи с кризисом философии позитивизма. Л. Н. Толстой высмеял спиритические увлечения русской интеллигенции в драме «Плоды просвещения». Тургенев отнесся к ним несколько иначе.

В письме к М. А. Милютиной от 22 февраля 1875 года Тургенев так определил основы своего миросозерцания: «Я преимущественно реалист - и более всего интересуюсь живою правдою людской физиономии; ко всему сверхъестественному отношусь равнодушно, ни в какие абсолюты и системы не верю, люблю больше всего свободу - и, сколько могу судить, доступен поэзии».

В «таинственных повестях» Тургенев верен этим принципам своего творчества. Касаясь загадочных явлений в жизни человека и общества, ни о каком вмешательстве потусторонних сил он предпочитает не говорить. Пограничные области человеческой психики, где сознательное соприкасается с подсознательным, он изображает с объективностью реалиста, оставляя для всех «сверхъестественных» феноменов возможность «земного», посюстороннего объяснения. Привидения и галлюцинации мотивируются отчасти расстроенным воображением героев, болезненным состоянием их психики, нервным перевозбуждением. Тургенев не скрывает от читателя, что некоторым явлениям он не может подыскать реалистической мотивировки, хотя и не исключает её возможности в будущем, когда знания человека о мире и самом себе углубятся и расширятся.

Таким образом, таинственное в повестях Тургенева 1860-х – 1880-х гг. - сложная и многофункциональная категория, так как тургеневская «таинственная» повесть, будучи явлением оригинальным, вместе с тем типологически приближается к романтической фантастической повести 1820-1840-х гг., а также активно развивает пушкинскую традицию введения таинственного как особого способа психологического раскрытия личности («Гробовщик», «Пиковая дама»).

Таинственное представляет себя в особом типе образности, для которого характерна, с одной стороны, высочайшая степень условности, с другой – конкретность проявления. Это могут быть фантастические образы-персонажи, образы-ощущения, образы-ситуации.

Таинственное реализуется в двух типах мотивов: 1) мотивы, которые являются собственно фантастическими; 2) мотивы, которые приобретают фантастическую окрашенность вследствие того, что являются конструктивным элементом таинственного образа. К первому типу относятся мотивы сна и тайны, ко второму – природные (в том числе и зооморфные), звуковые, восточные, религиозные и др.

Носителями таинственного становятся личности особого психологического склада, которые отличаются неустойчивой психикой, эмоциональной сверхчувствительностью, склонностью к таинственному или мистико-религиозному, а также к мечтаниям. Такой герой определяется в исследовании как «особая» личность. Вводя в повествование «особый» тип личности, И. С. Тургенев добивается углубления психологизма, что свидетельствует о качественном изменении способов психологического анализа, который условно принято называть «тайным психологизмом».

Таинственное – один из основных элементов сюжетно-композиционной организации «таинственных повестей». Таинственное помогает развертыванию сюжета, поскольку после его внезапного вторжения или в момент контакта с ним, поступки персонажей становятся быстрыми, стремительными, практически мгновенными, а сюжеты повестей приобретают особую динамичность.

 

3.2. «Таинственные повести» в мифопоэтическом аспекте

В современном  литературоведении  неуклонно растет интерес к мифопоэтическому аспекту русской классической литературы, в том числе к мифопоэтике творчества Тургенева в целом и «таинственных повестей» в частности. Несмотря на то, что этот вопрос давно затрагивали виднейшие тургеневеды (Г.Б. Курляндская, Г.А. Бялый, В.М. Головко и др.), пока не существует специальных исследований, в которых данная проблема рассматривалась бы целостно и всесторонне как в контексте существующего направления литературоведческих исследований мифопоэтики, так и в контексте данной жанровой разновидности повести в творчестве И.С. Тургенева.

Особое внимание тургеневеды уделяют такому аспекту поэтики «таинственных повестей», как фантастика (в современной науке о литературе фантастическое определяется как эстетическая категория, которая «устанавливает «пределы» и «правила» нарушения в искусстве законов объективного мира. Чаще всего понимается как нарушение пространства и времени, появление чудесных персонажей, магических предметов»[73]).

Сложность вопроса о фантастическом в «таинственных повестях» Тургенева, по мнению тургеневедов, определяется тем, что эти произведения «далеко не однородны ни по основным концепциям»[74],  ни по характеру использования в них таинственных элементов.

Не существует единого мнения о том, насколько фантастичен сам предмет изображения. Так, Л.В. Пумпянский писал, что таинственное здесь «перестает быть фантастикой, становится оккультной эмпирией»[75] (близкую позицию занимает Г.А. Бялый: «Тургенев всегда говорил, что он совершенно равнодушен к мистицизму теоретическому, но в своих «таинственных повестях» он отдал дань мистицизму эмпирическому»[76]).

Противоположенной точки зрения придерживается Г.Б. Курляндская: «Таинственное» в его повестях выступает фантастикой, а не оккультной эмпирией»[77]. Так же считает и В.А. Дмитриев: «Для Тургенева предметом заботы является изображение таинственного возможно правдоподобнее, разгадка загадочных явлений. В большинстве «таинственных повестей» фантастическое не то чтобы правдоподобно, а просто реально, функции условности и других поэтических средств направлены к тому, чтобы реальность фантастического была несомненной. Сложность в том, что эта условность вела к мистицизму»[78].

Таким образом, вопрос о фантастичности содержания «таинственных повестей» оказывается тесно связанным с проблемой мировоззрения писателя, для которого была характерна чуткость к сфере чудесного, что и побуждало его к рациональному осмыслению проявления этой сферы. «Тургенев чаще всего исходит из того, что в жизни существуют некоторые загадочные, трудно объяснимые, но несомненно имеющие место явления, что с людьми происходит подчас до того неправдоподобное – не всякий поверит. А он, Тургенев, верит и именно это берется изобразить и по возможности объяснить как художник. Он, Тургенев, пишет только о том, что есть, что бывает»[79]. Поэтому следует говорить не о «фантастическом», а именно о «таинственном», так как оно иррационально, но реально[80].

По мнению В. Фишера, «в своих произведениях Тургенев приоткрыл завесу над такими загадками бытия, которые только теперь начинают привлекать внимание науки, но которые чувствовались древнею мудростью. Тургенев не разрешает, а только ставит загадки. Он касается, при этом, следующих явлений: ясновидения, вещих снов, телепатии, гипнотизма и спиритизма <…> Факты, описанные им, не могут быть научными данными, но наука примет их в соображение подобно тому, как психология и психиатрия принимают во внимание откровения Шекспира и Достоевского»[81].

Таким образом, таинственные, загадочные явления, изображаемые Тургеневым, как правило, связаны с психологией и являются, хотя и не всегда, проявлением еще не известных, недоказанных наукой естественных законов, а фантастика, как пишут исследователи, имеет «качество психического феномена», то есть явления неусловной, психологически мотивированной. Л.Н. Осьмакова выделяет целый комплекс поэтических приемов, которые позволяют писателю создать многомерный образ тайны и реалистически мотивировать фантастическое. Во-первых, изображение происходящего как таинственного обусловлено, как правило, особым типом личности героя (в результате возникает своеобразная двуплановость: то, что происходит на самом деле и то, что героям видится). Нередко система освещения событий в «таинственных повестях» включает не только восприятие самого действующего лица, но и восприятие автора-рассказчика, восприятие другого персонажа[82].

Основными способами введения фантастического в обыденное в «таинственных повестях» выступают сон, сновидения, сумеречное состояние затянувшейся бессонницы, переход от сна к бодрствованию. Это и позволило современной исследовательнице Р.Н. Поддубной назвать фантастику «таинственных повестей» разновидностью «сновидческой фантастики, которая в русском реализме второй половины XIX века стала «поэтической правдой» о том, чего сознание еще не одолело»[83].

Но нередко Тургенев воссоздает не просто «таинственные», а в полной мере фантастические образы и ситуации, сводит до минимума какие бы то ни было мотивировки. Фантастическое в этом случае имеет условный, обобщающий характер. Такой тип фантастики характерен прежде всего для «Призраков», занимающих среди «таинственных повестей» «особенное место, не в последнюю очередь «откровенностью», бесспорностью фантастического». Очевидно, что целью Тургенева было здесь не создание впечатления достоверности «этой невозможной истории», а передача мироощущения героя»[84]. Фантастическое выступает в данном случае как «поэтическая вольность», становится «формой выражения «поэтической правды» времени» и служит, таким образом, художественному постижению общих закономерностей исторической, социальной, отдельно взятой человеческой жизни. «Призраки» – «единственное произведение из числа фантастических, абсолютно нереальных по ситуации, в рамках которой Тургенев по задаче ближе к методу Пушкина или Гоголя»[85].

Однако именно эта повесть, как впрочем, и другие, часто исследуется в контексте романтической литературы. При этом ученые по-разному объясняют возможность множественных сопоставлений образа Эллис: интересом И.С. Тургенева к творчеству писателей-романтиков, особой природой тургеневского образа, «который благодаря своей неопределенности оказывается соотнесенным с широкой литературной традицией», с «многочисленными произведениями, в которых присутствует фантастический элемент, хоть отдаленно напоминающий полеты Эллис и видения, с ним связанные». Прототип для него находят в самых разных фольклорно-мифологических источниках. Так, Г. Швирц видит истоки образа летающей женщины-призрака в легендах и сказаниях баденской земли. А.Б. Муратов сближает Эллис с одной из гарпий греческой мифологии[86]. Р.Ю. Данилевский пишет о том, что в образе Эллис сливаются черты западноевропейских (эльфы), южнославянских (виллы) и русских «стихийных духов»[87].

Другой важной особенностью художественного мира «таинственных повестей», подобно фантастике выделяющей их среди других произведений писателя, является символизм, который также дает повод исследователям по-разному трактовать творческий метод позднего Тургенева, видеть в нем предтечу символистов и модернистов. Сама фантастика называется современными исследователями суггестивной (суггестивность – одно из существенных свойств символа), так как она «посвящена несказанному, а несказанное лишь внушается, не изъясняясь»[88]. Важно подчеркнуть, что символический смысл стремятся выявить не только в тех «таинственных повестях», в которых имеются, открыто фантастические образы (как, например, в «Призраках»), но и там, где есть психологические мотивировки «таинственного» и все изображенное выдержано в рамках правдоподобия. Ученые пришли к выводу, что усилению символического начала способствует соположение в тексте произведений как литературных, так и мифологических, фольклорных мотивов, реминисценций, аллюзий. Особая роль в формировании глубинной семантики принадлежат также образам-символам дома, окна, круга, тайны, бездны, гнезда, водной стихии и некоторых др.

Информация о работе Мотив тайны в творчестве Тургенева