Ведовские процессы

      Тридентский собор католической церкви, заседавший с 1545 по 1563 г., подтвердил все догматы католицизма и снова подчеркнул принцип верховенства папы римского. Инквизиция с удвоенной энергией стала преследовать еретиков. Начал издаваться «Индекс запрещенных книг», куда заносились сочинения еретиков.

      На  столь неспокойные времена и пришелся апогей «охоты на ведьм» не только в Германии, но и в Европе в целом. Однако в Германии ведовские процессы отличались особой жестокостью.

      Средневековые представления о миропорядке, систематизированные  великими схоластами, разрушались, а  новоевропейская «картина мира» только начинала складываться. Из «трещин», возникших в результате кризиса средневекового мировосприятия, хлынули всевозможные духи, демоны и призраки. Причем, не просто хлынули, но стали реальностью реальностей для человека XVI – XVII веков. Мир видится последнему тотально «заселенным» бесами, коих Ж. Боден насчитывал 7,5 миллионов, а другие и того больше. Человек мог заигрывать с «нечистой силой», пытаться войти с ней в контакт, в том числе и юридического характера, заключив «договор с дьяволом» (своеобразная заря «правовой эпохи»). Тогда он становился поклонником ведовства и «черной магии». В противном случае, мы имеем гонителя ведьм и колдунов. Но смысловое поле, объединяющее их – вера в сверхъестественные, причем не от Бога, способности некоторых представителей рода человеческого. Эта вера становится своеобразным «общим местом» рассматривающегося в данной работе времени.

      Эта ситуация усугублялась состоянием перманентной войны, повсеместными эпидемиями, падежом  скота, природными катаклизмами. Естественно, что у многих возникла мысль о некоем оккультном заговоре, проводимом земными сообщниками сатаны. Причем проводниками этого заговора виделись не только и даже не столько отдельные лица, но целые «преступные сообщества», что, естественно, усугубляло вину их участников. Эти сообщества состоят из людей, способных творить зловредные деяния, – это были «ведуны» и «ведьмы». Показательно, что «чародеи», действующие в одиночку, наделялись и позитивными способностями. Они могли не только насылать, но и лечить болезни. Вот какую классификацию дает «Наставление к допросу ведьм» (1588 г.): «Ведуны и ведьмы, в отличие от обыкновенных колдунов и колдуний, действуют не порознь, а скопом: они образуют преступное сообщество… Тогда как другие чародеи по собственной воле могут направлять свою таинственную силу во вред или на благо людям – могут, например, напускать, но могут и излечивать болезни, ведьмы и ведуны творят лишь исключительно зловредные деяния. Они обязаны к нему своим договором с нечистым» (Сперанский Н., 1906, с. 15).

      Смерть  подстерегает человека на каждом шагу. Эта «великая уравнительница» не делает различия ни для простолюдина, ни для представителей привилегированных сословий, ни даже для императора и папы. Один из популярнейших сюжетов литературы и искусства этого времени – так называемая «пляска смерти». Понятно, что данное мироощущение обесценивает жизнь человека до крайности. Действительно, насилие и убийства совершались с потрясающей легкостью, делая индивида своеобразной разменной монетой социальных и биологических инстинктов. Правовая система, естественно, не могла не реагировать на всплеск преступности, ужесточая наказания. Непременным элементом ландшафта, причем как реального, так и художественного (от Босха до Калло), становится виселица и пыточное колесо. Первое, что видел путешественник, въезжая в европейский город того времени, – виселицы с дотлевающими телами повешенных или эшафот с водруженными на нем отрубленными головами, руками, ногами. Специальные таблички указывали имена преступников и их деяния. Публичные пытки и казни становятся излюбленным зрелищем европейцев. Эта «ритуальная жестокость» была тем способом, которым власть приучала подданных уважать «право», создавала своеобразную юридическую «память».

      Но  еще страшнее была мысль о загробной гибели. Именно страх перед ней двигал многочисленными приверженцами апокалиптических сект, призывавших к немедленному покаянию, равно как и толпами флагеллантов, бродивших по городам и деревням Европы. Сталкиваются представления о Страшном суде, который состоится в «конце времен», и идея осуждения души в момент смерти индивида. Человека XVI – XVII веков более беспокоит именно последняя. Показательно, что ад в этой системе координат оказывается намного «реальнее» рая, рисуется воображению эпохи нагляднее и живописнее.

      Вот на таком фоне тотального насилия  и страха разыгрывалась драма  «ведовских процессов». Хотя среди обвиняемых на них фигурировали и мужчины, но подавляющее большинство, несомненно, составляли женщины. Вот как обосновывали этот «перекос» авторы знаменитого демонологического трактата:

      «1) Они легковерны. Демон жаждет главным образом испортить веру человека. Этого легче всего достигнуть у женщин.

      2) Они скорее подвержены воздействию  со стороны духов вследствие  естественной влажности своего сложения.

      3) Их язык болтлив. Все, что  они узнают с помощью чар,  они передают подругам. Так как  их силы невелики, то они жаждут  отмщения с помощью колдовства».

      Сама  этимология слова «Femina» (женщина), происходящего от «Fe» (Fides – вера) и «minus» (менее), свидетельствует, на взгляд Шпренгера и Инститориса, о гораздо большей склонности женщин к богопротивным поступкам (Шпренгер Я., Инститорис Г., 1990, с. 123-124). Кроме того, женщины ненасытны в плотских наслаждениях. Ведь именно Ева отдала человечество во власть «греха». Через женщину сатана вошел в силу, и это повторяется в случае каждого нового «договора», заключаемого с ним представителями человеческого рода. Многие аскетические религии видят в женщине главную виновницу «греховного» состояния человечества, но именно в Европе XVI – XVII веков из этой установки сделали наиболее радикальные выводы, повлекшие за собой настоящую «охоту на ведьм». Конечно, спорадические преследования имели место и в рамках других культур, но нигде они не проводились с таким методизмом и не получали такого мощного теоретического обоснования.

1.2. Церковь в Германии начала XV – XVI вв. Мартин Лютер и начало Реформации.

      Для римско-католической церкви XVI век ознаменовался  крупнейшим кризисом, который в начале столетия, казалось бы, никак не предвещали ни политические успехи Рима, ни блестящий расцвет в этом городе художественной ренессансной культуры, многим обязанной крупным заказам пап и их окружения. Папам удалось не только преодолеть последствия соборного движения XV в., пытавшегося ограничить их власть, но и укрепить ее, расширить территорию своего государства, повысить его политическую роль в Италии. Они модернизировали свой финансовый аппарат и канцелярскую систему и с их помощью довели до небывалого уровня церковные поборы со всех стран, наращивали свои доходы, активно взаимодействуя с крупными итальянскими банками и фирмой Фуггеров. Папы вели образ жизни великосветских правителей с обширным и роскошным двором, наделяли родню, в том числе внебрачных детей, почетными и доходными должностями, дарили племянникам места кардиналов, устраивали массовые продажи выгодных церковных бенефициев.

      Впечатление устойчивости, великолепия могла  создать в начале века внешняя  сторона церковной жизни и  в Германии. Современники засвидетельствовали грандиозный размах церковного строительства, широчайшее распространение культа святых, Девы Марии и ее матери Анны, почитания икон и мощей, увлечение паломничествами по германским святыням в Рим, Палестину, в Испанию к гробнице апостола Иакова (Феллер В., 2007, с. 104).

      Толчком к массовому движению за Реформацию послужило выступление ученого  монаха Мартина Лютера (1483–1546), направленное в основном против практики продажи  индульгенций. Лютер вывесил на дверях церкви университета в городе Виттенберге, где он преподавал богословие, обращение к ученым и духовенству – 95 тезисов. Лютер объявил отпущение грехов за деньги кощунством и отверг внешние атрибуты религиозного культа католической церкви, провозгласив единственным путем к спасению искреннюю веру в искупительную жертву Христа. Тезис о том, что спасение даруется человеку непосредственно Богом, подрывал претензии католического духовенства на особую посредническую роль. Летом 1520 г. папа римский отлучил Лютера от церкви. В ответ тот публично сжег папскую буллу. Власти попытались арестовать Лютера, но один из немецких князей укрыл его в своем замке. Скрываясь от преследований, Лютер перевел Библию на немецкий язык, заложив основы современной германской литературы (Жак Ле Гофф, 2000, с. 247).

      Рядом с множеством храмов, часовен, монастырей разных орденов действовали многочисленные религиозные братства. В Кёльне находилось 20 церквей и свыше 30 монастырей, в  городе среднего размера Брауншвейге  – 15 церквей и 5 монастырей. Большинство  епископских мест занимали выходцы из знати, треть из них принадлежала к княжеским родам. Почетные и выгодные должности членов соборных капитулов, выбиравших епископат, как правило, заполняли духовные лица из дворянских фамилий. Низшее духовенство, по уровню обеспеченности мало отличавшееся от своей паствы, составляли преимущественно выходцы из бюргерской и крестьянской среды. На всех ступенях церковной иерархии было распространено стремление сосредоточить в одних руках несколько бенефициев, а необходимое выполнение служб доверить заместителям – викариям. Фонд церковных бенефициев разного рода в Германии был огромен, поскольку церкви принадлежала треть всех земель. При этом духовенство как привилегированное сословие было свободно от налогов, не подлежало светской юрисдикции.

      Позиции римско-католической церкви в Германии были иными, чем в ряде других стран  Европы. Во Франции на основе Болонского конкордата 1516 г. назначение на высшие церковные должности контролировалось королем, и церковь фактически стала  выразительницей воли главы государства. В Англии и Испании влияние и финансовые притязания церкви также были ограничены сильной королевской властью. В Германии же предпринятые в конце XV в. попытки усилить центральные органы власти, создать общеимперское управление, суд, единый налог в виде так называемого «общего пфеннига» потерпели провал. Страна оставалась раздробленной, и церковь не встречала здесь реального противодействия. Именно финансовая практика Рима вызывала наибольшие нарекания в немецком обществе.

      Денежные  сборы из Германии поступали в папскую курию через посредство Фуггеров. Это были громадные средства, которые включали регулярные отчисления от уплаты десятин и других церковных сборов, платы за назначение на различные духовные должности (особенно велики были суммы за знаки епископского достоинства), деньги за освобождение от церковных предписаний (например, за нарушение поста), штрафы, заменившие наказания прегрешившим, перечисления в пользу Рима полугодовых доходов от тех, кто получил новый бенефиций, выплаты всех поступлений с церковных мест, которые оказались вакантными (что не раз становилось предметом злоупотреблений), и т. д. Крупные суммы давала торговля «отпущением грехов». Немецкий клир в свою очередь не только перенимал методы финансовой политики Рима, но и сам демонстрировал образцы алчности, цинизма, беззастенчивой жажды наживы и власти.

      Примечательным  образцом вседозволенности в церковной  практике стало быстрое возвышение молодого маркграфа Альбрехта Бранденбургского. Получив финансовую поддержку Фуггеров, с которыми он рассчитывал расплатиться частью будущих доходов, Альбрехт затратил в Риме и в Германии колоссальные суммы на получение церковных должностей: сначала он стал архиепископом Магдебурга и управителем епископства Хальберштадт, а годом позже – архиепископом Майнца. Объединив в своих руках власть над тремя епископствами, в том числе крупнейшим немецким диоцезом, он, по сути, за деньги сделался первым по значению немецким князем, ранг которого шел следующим после императора. Вскоре он добился и сана кардинала.

      Недовольство  в Германии «римским грабежом» попытался использовать император Максимилиан I. По его поручению гуманист Якоб Вимпфелинг в 1510 г. собрал воедино главные претензии в меморандуме «Жалобы германской нации». «Жалобы» направили в Рим. Император надеялся добиться ограничения платежей и заключения договора с папством по типу соглашения Рима с Францией, что могло приблизить образование в Германии национальной католической церкви. Эту попытку, однако, ждал полный провал (Гуревич А. Я., 1970, с. 122).

      Широкое распространение представлений  о «порче церкви во главе и в членах» подготовило почву для реальных попыток церковных преобразований. Начало Реформации неразрывно связано с именем вышеупомянутого профессора Виттенбергского университета, теолога Мартина Лютера (1483–1546). Он не только развил давние традиции критики схоластики, клира и церковного устройства во главе с папой, но и нанес удар своими новыми идеями по главным устоям учения католической церкви.

      Мартин  Лютер был сыном зажиточного бюргера, выходца из крестьян. В юности он прошел суровую жизненную школу. Лютер окончил Эрфуртский университет, но затем вступил в монашеский орден августинцев. Человек страстной веры и мощного ума, он стал доктором богословия, глубоким знатоком Священного писания. Подобно многим современникам, Лютер стремился к устранению «порчи» церкви; способ очистить жизнь христианского общества он видел в обращении к идеалам Евангелия. Добродушный с друзьями, Лютер в полемике мог быть крайне резок, а то и попросту груб, но от убеждений, к которым он нередко приходил через мучительные духовные сомнения, никогда не отрекался. В своих религиозных исканиях он придавал особо важную роль покаянию, а потому был глубоко возмущен торговлей «отпущением грехов», которую поставил на широкую ногу монах Тецель, агент папы и майнцского архиепископа Альбрехта. В конце октября 1517 г. Лютер выступил с 95 тезисами против индульгенций. Это стало началом первого этапа Реформации (1517– 1521). Слово и действия Лютера получили широкую поддержку во всех слоях немецкого общества, дали мощный стимул развитию антиримского оппозиционного движения.