Петр I и его сподвижники

 на суше Б. П. Шереметьев, а на море - Ф. М. Апраксин. Фактически  армией и флотом командовал  Петр. Подобно 

 тому, как в Адмиралтействе, по свидетельству современников,  не вбивался ни один гвоздь  без повеления царя, так в 

 армии и на флоте  без его ведома, не принималось  ни одного более или менее  важного решения. Где бы ни  находился 

 Петр - на самом театре  военных действий, вблизи его  или за многие сотни верст,  именно Петр, а не Шереметьев 

 руководил перемещением  войск, их формированием, определял  своевременность или несвоевременность  сражения.

 В адрес фельдмаршала  сыпались понукания, угрозы, распоряжения, включавшие даже мелочи боевой  жизни. 

 Шереметьев был настолько  приучен к такого рода царским  повелениям, что, оказавшись без  них, пребывал в полной 

 растерянности. Именно  в таком положении оказался  Борис Петрович, когда Петр, сразу  же после Прусского похода,

 отправился заграницу  - в Карлсбад на лечение и  в Торгау на свадьбу своего  сына Алексея. Связь с царем  затруднена,

 и Шереметьев плакался  Ф. М. Апраксину: ранее, писал  фельдмаршал, было "не так мне  прискорбно и несносно, как 

 сие мое дело, за  отлучением его самодержавства  в такую дальность, тако ж,  что вскорости не могу получить  указ, а к 

 тому отягощен положением  на мой рассудок, что трудно  делать". Своим "рассудком"  Борис Петрович отвык 

 пользоваться. Посочувствовал  Шереметьев и Апраксину: "Мню  себе, что и вы в такой тягости  и печали застаешь". Не 

 смотря на этот факт, Петр собрал вокруг себя компанию  очень даровитых соратников, которые  были весьма 

 талантливы в своем  деле. То была столь памятная  компания сотрудников, которых  подобрал себе преобразователь, 

 довольно пестрое общество, в состав которого входили,  как упоминалось выше, люди различного  происхождения. 

 Среди них можно  найти и очень умных и самых  обыкновенных, но все они были  преданные и исполнительные.

 Многие из них, даже  большинство и притом самые  видные и заслуженные дельцы, были многолетние и 

 ближайшие сотрудники  Петра: князь Ф. Ю. Ромадоновский,  Князь М. М. Голицын, Т. Стрешнев, А. В. Макаров, князь 

 Я. Ф. Долгорукий, князь  А. Д. Меньшиков, графы Головины, Шереметьев, П. Толстой, Брюс, Апраксин. С ним они 

 начали свое дело; они  шли за ним до последних  лет шведской войны, иные пережили  Ништадтский мир и самого 

 преобразователя. Другие, как граф Ягужинский, барон Шафиров,  барон Остерман, волынский, Татищев,  Неплюев, 

 постепенно вступали  в редевшие ряды на место  раньше выбывших князя Б. Голицина, графа Ф. А. Головина, Шеина, 

 Лефорта, Гордона. Петр  набирал нужных ему людей всюду,  не разбирая звания и происхождения,  и они сошлись к 

 нему с разных сторон  и из всевозможных состояний:  кто пришел юнгой на португальском  корабле, как генерал-

 полицмейстер новой  столицы Девиер, кто пас свиней  в Литве, как рассказывали про  первого генерал-прокурора 

 Сената Ягужинского,  кто был сидельцем в лавочке,  как вице-канцлер Шафиров, кто  из русских дворовых людей,  как 

 архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов, кто, как Остерман был сын  вестфальского 

 пастора; и все эти  люди вместе с князем Меньшиковым,  когда-то, как гласила молва, торговавшим  пирогами по 

 московским улицам, встречались  в обществе Петра с остатками  русской боярской знати. Не  легко было сладить столь 

 разнохарактерный набор  в дружную компанию для общей  деятельности. Петру досталась трудная  задача не только 

 подыскивать годных  людей для исполнения своих  предприятий, но воспитывать самих  исполнителей. Неплюев 

 впоследствии говорил  Екатерине II: "Мы, Петра Великого  ученики, проведены им сквозь  огонь и воду". Но в этой 

 суровой школе применялись  не одни только суровые воспитательные  приемы. Посредством раннего и  прямого 

 общения Петр приобрел  большое умение распознавать  людей даже по одной наружности, редко ошибался в выборе,

 верно угадывал, кто  на что годен. Но, за исключением  иностранцев, да и то не всех, люди, подобранные им для 

 своего дела, не становились  на указанные им места готовыми  дельцами. Это был добротный, но  сырой материал,

 нуждавшийся в тщательной  обработке. Подобно своему вождю,  они учились на ходу, среди  самого дела. Им нужно 

 было все показать, растолковать наглядным опытом, собственным примером, за всяким  присмотреть, каждого 

 проверить, иного ободрить, другому дать хорошую острастку,  чтобы не дремал, а смотрел  в оба. Притом Петру нужно 

 было приручить их  к себе, стать к ним в простые  и прямые отношения, чтобы личной  к ним близостью вовлечь в  эти 

 отношения их нравственное  чувство, по крайней мере, чувство  некоторой стыдливости, хотя бы  только перед ним 

 одним, и таким образом  получить возможность действовать  не только на ощущение официального  страха 

 должностного холопа, но и на совесть как не  лишнюю подпорку гражданского  долга или по крайней мере 

 общественного приличия. В этом отношении, что касается  долга и приличия, большинство  русских сотрудников 

 Петра вышло из старого  русского быта с большими недочетами, которые ярко проявились в  злоупотреблениях по 

 службе. Петр жестоко  и безуспешно боролся с этой  язвой. Он ожесточался, видя, как  вокруг него играют в закон,  по 

 его выражению, словно  в карты, и со всех сторон  подкапываются "под фортецию  правды". Есть известие, что 

 однажды в Сенате, выведенный  из терпения этой повальной  недобросовестностью, он хотел  издать указ вешать 

 всякого чиновника,  укравшего хоть настолько, сколько  нужно для покупки веревки.  Тогда блюститель закона 'око 

 государево", генерал-прокурор  Ягужинский встал и сказал: "Разве  ваше величество хотите царствовать  один, без слуг,

 без подданных? Мы  все воруем, только один больше  и приметнее другого'. Человек  снисходительный, 

 доброжелательный и  доверчивый, Петр в такой среде  стал проникаться недоверием  к людям и приобрел наклонность 

 думать, что их можно  обуздать только "жесточью". Он  не раз повторял Давидово слово,  что всяк человек ложь,

 приговаривая: "Правды  в людях мало, а коварства много. "Петр всеми возможными мерами  пытался очистить столь 

 испорченную атмосферу.  Были у него и суровые законы, царская дубинка, которой он  не раз бивал своих упрямых 

 сподвижников. Однако  он высоко ценил талант и  заслугу и много грехов прощал  даровитым и заслуженным 

 сотрудникам, но ни  за какие таланты и заслуги  не ослаблял он требований  долга; напротив, чем выше ценил  он 

 дельца, тем взыскательнее  был к нему и тем доверчивее  полагался на него, требуя не  только точного исполнения 

 своих распоряжений, но, где нужно, и действий на  свой страх, по собственному  соображению и почину, строго 

 предписывая, чтобы  в донесениях ему отнюдь не  было привычного "как изволишь". Воспитывая себе дельцов самым 

 обхождением с ними, требованиями служебной дисциплины, собственным примером, наконец, уважением  к таланту 

 и заслуге, Петр хотел,  чтобы его сотрудники ясно  видели, во имя чего он требуетот  них таких усилий, и хорошо 

 понимали как его  самого, так и дело, которой вели  по его указаниям, - хотя бы  только понимали, если уж не  могли в 

 душе сочувствовать  ни ему самому, ни его делу. Вот на таких четырех, сочувствовавших  Петру и его благому делу, мне 

 хотелось заострить  внимание. Это Александр Данилович  Меньшиков, Борис Петрович Шереметьев, Петр Андреевич 

 Толстой, предок Л.  Н. Толстого, и Алексей Васильевич  Макаров. Каждого из них природа  одарила неодинаковыми 

 способностями, разными  были и сферы их приложения. Но при всех различиях меры  таланта и знаний у них были  и 

 общие черты. Все  они тянули лямку в одной  упряжке, подчинялись одной суровой  воле и поэтому должны были 

 сдерживать свой темперамент,  а порой и грубый, необузданный  нрав. В портретных зарисовках  каждого из них 

 можно обнаружить черты  характера, свойственные человеку  переходной эпохи, когда влияние  просвещения еще не 

 сказались в полной  мере. Именно поэтому в одном  человеке спокойно уживались  грубость и изысканная любезность,

 обаяние и надменность,  под внешним лоском скрывались  варварство и жестокость. Другая  общая черта - среди 

 видных сподвижников  царя не было лиц с убогим  интеллектом, лишенных природного  ума. Наконец, бросается в 

 глаза общность их  судеб: карьера почти всех из  них трагически оборвалась.

 Птенцы гнезда Петрова. 

 Александр Данилович  Меньшиков. 

 Меньшиков по происхождению,  как утверждало большинство его  современников, был родом из  незнатной 

 семьи. Путь Александра  Даниловича от пирожника до  святейшего князя совершен на  глазах у современников, он 

 отражён в источниках. Не говорится только о природе,  когда Алексашка сменил порты  и рубаху на мундир солдата 

 потешной роты и  денщика Петра. В 1697 году он  значился среди волонтёров, отправившихся  за границу для обучения 

 кораблестроению. Меньшиков  в те годы не расставался  с Петром ни на минуту и  везде следовал за царём. В  это время 

 влияние Алексашки  на царя сильно возросло. Меньшиков  обладал как раз теми качествами, которые царь в условиях 

 надвигавшейся войны  искал в своём фаворите: усердие,  сочетаемое с талантами, беспредельная  преданность и 

 умение угадывать помыслы  царя, распорядительность, опирающаяся  на уверенность в том, что  царь поступил бы в 

 том или ином случае  точно так же, как поступает  он, Меньшиков. Иными словами критерием  "годности" фаворита 

 стали его деловые  качества. Под Нотебургом впервые  проявились его военные дарования.  Меньшиков, во время, 

 приведя силы на  подмогу, предопределил успех  этого сражения. После этого Александр  Данилович преуспел также и 

 на посту администратора, в качестве губернатора Шлиссенбурга.

 Входя в курс дела, Меньшиков накапливал опыт администратора  и военачальника. Уже в эти  годы его письма 

 к царю или распоряжения  подчиненным отличались деловитостью  и лаконичностью - в них ни  одного лишнего 

 слова. Опять напрашивается  сравнение: фаворит усваивал и  тон, и манеру писем Петра.  Александр Данилович 

 работал, не покладая  рук, с полной самоотдачей.  Не менее успешней он справлялся  и с другими поручениями. Для 

 создаваемого Балтийского  флота требовалось железо и  корабельные пушки. Меньшиков  организует поиск руд и 

 закладывает два завода. Так царский слуга постепенно  становиться соратником царя. На  военном поприще Александр 

 Данилович тоже быстро  завоевал репутацию надёжного  и энергичного исполнителя. В  1703 году он удачно 

 руководил изгнанием  неприятеля из земель по течению  Невы. Укрепление острова Котлин  и возведение 

 Петропавловской крепости  поручил Меньшикову, чем был весьма  доволен. Царю нравилась распорядительность 

 любимца не щадившего  ни себя, ни других. В 1704 году  под руководством Меньшикова  была взята Нарва. В течение 

 десяти лет, начиная  с 1705 года, между Петром и Меньшиковым,  судя по их переписке, поддерживались  самые 

 теплые отношения, не  возникало ни одного повода, чтобы  омрачить их. В 1706 году австрийский  император 

 наградил царского  фаворита дипломом князя Священной  Римской империи. Бывший пирожник  стал светлейшим 

 князем. В этом же  году Меньшиков был поставлен  командовать союзными войсками  в Саксонии. Тогда то он и 

 одержал свою блистательную  победу у Калиша, блеснув и  полководческими дарованиями и  личной отвагой. 

 Излишняя доверчивость  князя оказала ему плохую услугу. По своей наивности, неумению  лгать, принятию лживых 

 заверений собеседника  за чистую монету Меньшиков  отдал Августу II шведских племенных,  которых король 

 предатель передал  Карлу XII из-за своей личной  выгоды. От этой доверчивости  Александр Данилович не раз  ещё 

 пострадал, но до  конца дней своих он не смог  преодолеть её. В следующие годы  последовало изнурительное 

 отступление. Лишь 28 сентября 1708 года было предпринято сражение  у Лесной, в котором под командованием 

 Меньшикова и Петра  был практически полностью уничтожен  корпус Ливенгаупта, спешивший  на соединение с 

 основными силами Карла  XII. Этот разгром и последующее  взятие Меньшиковым крепости  Батурин, резиденции 

 изменника Мазепы, были  одной из составляющих успеха  русских под Полтавой. Лишённый  продовольствия и 

 боеприпасов Карл XII вынужден  был постоянно менять дислокацию. Своими налётами русские войска "докучали"