Петр I и его сподвижники

Петр I и его сподвижники

 

 

 

 

 

 

 Пётр Великий и компания "друзей".

 В истории России  вряд ли сыщется время, равное  по своему значению преобразованиям  петровой четверти 

XVIII века. За многовековую  историю существования Российского  государства было проведено не  мало реформ. О 

 том, что дали России  петровские преобразования, со всей  определенностью сказало время.  Известный историк и 

 публицист М. М. Щербатов  считал, что путь, пройденный страной  при Петре, без него пришлось  бы преодолевать 

 два столетия. Карамзин  в начале XIX века полагал, что  на это потребовалось бы шесть  столетий. Ни Щербатов, ни 

 Крамзин отнюдь не  питали симпатий к царю-преобразователю,  но даже они должны были  признать гигантский 

 скачок России в  годы петровских реформ. Преобразования  Петра обеспечили нашей стране  новое качественное 

 состояние: во-первых, значительно сократилось отставание  экономической и культурной жизни  России от 

 экономической и культурной  жизни передовых стран Европы; во-вторых, Россия в могущественную  державу с 

 современной сухопутной  армией и могучим Балтийским  флотом; возросшая военная мощь  позволила России в ходе 

 Северной войны сокрушить  шведскую армию и флот и  утвердиться на берегах Балтики;  в-третьих, Россия вошла в 

 число великих держав, и отныне ни один вопрос  межгосударственных отношений в  Европе не решался без ее 

 участия. Особенность  преобразований состоит в том,  что они носили всеобъемлющий  характер. Степень 

 проникновения новшеств  в толщу старомосковского уклада  жизни была различной. В одних  случаях, как, например, в 

 быту, преобразования  коснулись узкого слоя общества, оказав влияние, прежде всего  на его "верхи". Множество 

 поколений крестьян  и после реформы не расставались  ни с бородой, ни с сермяжным  зипуном, а башмаки 

 окончательно вытеснили  лапти только в советское время.  Но в области строительства  вооруженных сил, структуры 

 государственного аппарата, внешней политики, промышленного  развития, архитектуры, живописи, распространения 

 научных знаний, градостроительства  новшества были столь глубокими  и устойчивыми, что позволили  иным 

 историкам и публицистам  середины прошлого века возвести  петровские преобразования в  ранг "революции", а 

 самого Петра считать  первым в России "революционером", причем не ординарным, а "революционером" на троне. 

 Петр был очень не  ординарным человеком. Прежде  всего, поражает разносторонность  его дарований: он был 

 незаурядным полководцем  и дипломатом, флотоводцем и законодателем,  его можно было встретить и  с топором и 

 пером в руках, вырезывающим  новый шрифт и сидящим за  чертежом нового корабля, озабоченным  постигшей 

 неудачей и ликующим  по поводу одержанной победы, за изучением какой-либо диковинной  машины и 

 размышляющим над устройством  правительственного механизма обширного  государства. Однако Петр великий  был 

 не только дельцом,  но и мыслителем. Его жизнь  так сложилась, что давала ему  мало досуга заранее и неторопливо 

 обдумывать план действий, а темперамент мало внушал  и охоты к тому. Спешность дел,  неуменье, а иногда и 

 невозможность выжидать, подвижность ума, необычайно быстрая  наблюдательность - все это приучило  Петра 

 задумывать без раздумья, без колебания решаться, обдумывать  дело среди самого дела и,  чутко угадывая требования 

 минуты, на ходу соображать  средства исполнения. В деятельности  Петра все эти моменты, так  отчетливо 

 различаемые досужим  размышлением и как бы рассыпающиеся  при раздумье, шли дружно вместе, точно вырастая 

 один из другого,  с органически-жизненной неразделимостью  и последовательностью. Петр является  перед 

 наблюдателем в вечном  потоке разнообразных дел, в  деловом постоянном общении с  множеством людей, среди 

 непрерывной смены  впечатлений и предприятий; всего  труднее вообразить его наедине  с самим собою, в 

 уединенном кабинете, а не в людной и шумной  мастерской.

 Это не значит, что  у Петра не было тех общих  руководящих понятий, из которых  составляется образ мыслей 

 человека; только у  Петра этот образ мыслей выражался  несколько по-своему, не как подробно  обдуманный план 

 действий или запас  готовых ответов на всевозможные  запросы жизни, а являлся случайной  импровизацией, 

 мгновенной вспышкой  постоянно возбужденной мысли,  ежеминутно готовой отвечать  на всякий запрос жизни при 

 первой с ним встрече.  Мысль его вырабатывалась на  мелких подробностях, текущих вопросах  практической 

 деятельности, мастеровой, военной, правительственной. Он  не имел ни досуга, ни привычки  к систематическому 

 размышлению об отвлеченных  предметах, а воспитание не  развило в нем и наклонности  к этому. Но когда среди 

 текущих дел ему  встречался такой предмет, он  своей прямой и здоровой мыслью  составлял о нем суждение так  же 

 легко и просто, как  его зоркий глаз схватывал  структуру и назначение впервые  встреченной машины. Но у него  всегда 

 были наготове две  основы его образа мыслей и  действий, прочно заложенные еще  в ранние годы под неуловимыми 

 для нас влияниями:  это - неослабное чувство долга  и вечно напряженная мысль  об общем благе отечества, в 

 служении которому  и состоит этот долг. На этих  основах держался и его взгляд  на свою царскую власть, совсем 

 непривычный древнерусскому  обществу, но бывший начальным,  исходным моментом его деятельности  и вместе 

 основным ее регулятором.  В этом отношении древнерусское  политическое сознание испытывало  в лице Петра 

 Великого крутой перелом,  решительный кризис.

 В его деятельности  впервые ярко проявились народно-воспитательные  свойства власти, едва заметно 

 мерцавшие и часто  совсем погасавшие в его предшественниках. Петру удалось перевернуть в  себе политическое 

 сознание московского  государя изнанкой на лицо; только  он в составе верховной власти  всего яснее понял и 

 особенно живо почувствовал "долженства", обязанности царя, которые сводятся, по его словам, к "двум необходимым 

 делам правления": к  распорядку, внутреннему благоустройству,  и обороне, внешней безопасности  государства. В 

 этом и состоит благо  отечества, общее благо родной  земли, русского народа или  государства - понятия, которые  Петр 

 едва ли не первый  у нас усвоил и выражал со  всей ясностью первичных, простейших  основ общественного порядка. 

 Самодержавие - средство  для достижения этих целей.  Нигде и никогда не покидала  Петра мысль об отечестве; в 

 радостные и скорбные  минуты она ободряла его и  направляла его действия, и о  своей обязанности служить 

 отечеству, чем только  можно, он говорил просто, без  пафоса, как о деле серьезном,  но единственным и необходимом. 

 Жить для пользы  и славы государства и отечества,  не жалеть здоровья и самой  жизни для общего блага - такое 

 сочетание понятий  было не вполне ясно для  обычного сознания древнерусского  человека и мало привычно для  его 

 обиходной житейской  практики. В минуты всенародного  бедствия, когда опасность грозила  всем и каждому, он 

 понимал обязанность  и мог чувствовать в себе  готовность умереть за отечество,  потому что, защищая всех, он 

 защищал самого себя, как каждый из всех, защищая  себя, защищал и его. Он понимал  общее благо как частный интерес 

 каждого, а не как  общий интерес, которому должно  жертвовать частным интересом  каждого. А Петр именно и  не 

 понимал частного интереса, не совпадающего с общим, не  понимал возможности замкнуться  в кругу частных, 

 домашних дел. Вот  это трудное для древнерусского  ума понятие об общем благе  и усиливался выяснить ему  своим 

 примером, своим взглядом  на власть и ее отношение  к народу и государству Петр  Великий. 

 Этот взгляд служил  общей основой законодательства  Петра и выражался всенародно  в указах и уставах как 

 руководящее правило  его деятельности. Но особенно  любил Петр высказывать свои  взгляды и руководящие идеи  в 

 откровенной беседе  с приближенными, в компании  своих "друзей", как он называл  их. Ближайшие исполнители 

 должны были знать  прежде и лучше других, с каким  распорядителем имеют дело, и  чего он от них ждет и  требует. 

 Стоит заметить, что  многие, высказываясь об эпохе  Петра Великого, говорят только  о самом Петре, вроде, как  только 

 он проводил эти  реформы, что он в одиночестве  тянул воз преобразований в  гору, в то время как "миллионы" тянули 

 его под гору. В действительности  у Петра было множество помощников, подвизавшихся на военном, 

 дипломатическом, административном  и культурном поприщах. Как и  всякая знаменательная эпоха,  время 

 преобразований выдвинуло  немало выдающихся деятелей, каждый  из которых внес свой вклад  в укрепление 

 могущества России. Называя  их имена, следует помнить о  двух обстоятельствах: об исключительном  даре Петра 

 угадывать таланты  и умело их использовать и  о привлечении им помощников  из самой разнородной среды.  Среди 

 сподвижников Петра  Великого помимо русских можно  встретить голландцев, литовцев, сербов, греков, шотландцев.

 В "команде" царя  находились представители древнейших  аристократических фамилий и  рядовые дворяне, а также 

 выходцы из "низов"  общества: посадские и бывшие  крепостные. Царь долгое время  при отборе помощников 

 руководствовался рационалистическими  критериями, нередко игнорируя социальную  или национальную 

 принадлежность лица, которого он приближал к себе  и которому давал ответственные  поручения. Основаниями для 

 продвижения по службе  и успехов в карьере являлись  не "порода", не происхождение,  а знания, навыки способности 

 чиновника или офицера. 

 Нет надобности доказывать, что в рамках самодержавной  политической системы огромное  значение имела 

 личность самого монарха,  его взгляды, определявшие, в конечном  счете, выбор лиц, приближаемых  к трону. Монарх 

 ограниченных способностей  выбирал и соратников серых  и бесцветных. Чтобы быть замеченным  и обласканным 

 Петром, надлежало соответствовать  взыскательным требованиям царя-рационалиста. Одна из граней дарования 

 Петра великого состояла  в умении угадывать таланты,  выбирать соратников. Можно назвать  десятки ярких 

 индивидуальностей, раскрывших  свои способности в самых разнообразных  сферах деятельности. Но Петр  умел не 

 только угадывать таланты,  но и использовать их на  поприще, где они могли оказаться  наиболее полезными. 

 Несколько тому примеров. Под Полтавой под рукой царя  находился весь цвет командного  состава русской армии: 

 фельдмаршал Б. П.  Шереметьев, генералы А. И. Репнин, Я. В. Брюс, А. Д. Меньшиков.  Петр послал преследовать 

 бежавшего с поля  боя противника А. Д. Меньшикова  и, как дальше мы убедимся, не  ошибся в своих расчетах - только 

 Меньшиков, и никто  иной, обладал такими свойствами  характера и дарования, которые  могли обеспечить успех 

 операции у Переволочны. 

 При крайне опасном  положении русской армии на  реке Прут Петр отправил вести  переговоры с османами не 

 кого-либо из окружения,  например того же канцлера  Г. И. Головкина, а вице-канцлера  П. П. Шафирова, человека 

 столь же настырного, как и гибкого, умевшего быть  грозным и неумолимым и источать  столько любезностей и 

 комплиментов, что совершенно  обескураживал собеседника. Искусство  Шафирова-дипломата оказалось весьма 

 полезным, ибо перемирие,  заключенное им на Пруте, предусматривало  условия, самые легкие из мыслимых. Не 

 менее удачным было  назначение Б. П. Шереметьева  командиром карательного отряда, направленного на подавление 

 мятежных астраханцев,  или назначение в состав делегации  для переговоров со шведами  А. И. Остермана. Этот 

 коварный и вкрадчивый  человек, умевший быстро завоевывать  доверие и переходить на конфиденциальный  тон, 

 хотя официально и  не занимал руководящей должности  в делегации, но играл решающую  роль в переговорах со 

 шведами и на Аланском  и Ништадтском конгрессах. В выборе  соратников Петр ошибался редко,  но ошибки все же 

 случались, как, например, в его недооценке хитрости  Мазепы. Но мы знаем и другого  Петра человека жестокого и 

 деспотичного, низводившего  соратника до роли послушного  исполнителя своей воли. Едва  ли не самым 

 выразительным примером  могут служить взаимоотношения  Петра и его фельдмаршала Б.  П. Шереметьева. Царь 

 никогда не возлагал  на себя роль главнокомандующего  армией или флотом. Такую должность  номинально выражали