История отечественной литературы

Провозгласив эстетическое равноправие всех размеров, Ломоносов все же отдает предпочтение ямбу. По его мнению, он усиливает благородство и возвышенность содержания и потому более всего подходит для сочения од. В то же время хорей более пригоден для изображения чувств, «скорых и тихих действий». Опираясь на античные эстетики, Ломоносов высказывает проницательные соображения о русском стихе: история показала, что  ямб тяготеет к выражению мыслей, хорей-чувств; ямб тяготеет к книжности, хорей к народности, фольклорности. Разумеется, об этих тяготениях можно говорить лишь в самых общих чертах; каждый индивидуальный случай следует рассматривать особо. Но все-таки самым важным среди всех открытий Ломоносова оказалось утверждение четырехстопного ямба. Его настолько полюбили в России, что, в известном смысле, особенно у таких поэтов, как Ломоносов, Державин, Пушкин, Баратынский, он воспринимается как представитель стихотворной речи вообще. Этот стихотворный размер воспел Ходасевич, и лучше о его значении не скажешь, сколько ни старайся:

С высот надзвездной Музикии

К нам ангелами занесен,

Он крепче всех твердынь России,

Славнее всех  её знамен.

Из памяти изгрызли годы,

За что и кто в Хотине пал,-

Но первый звук Хотинской оды

Нам первым криком жизни стал.

Есть основания воспевать четырехстопный ямб, называть его первым криком жизни русской поэзии: этим размером написаны и «Фелица» Державина, и «Евгений Онегин» Пушкина, и «Смерть поэта» Лермонтова, и «Незнакомка» Блока, и «Февраль. Достать чернил и плакать!..» Пастернака, и ода четырехстопному ямбу Ходасевича.

Нельзя забывать связей взглядов Ломоносова с эстетикой классицизма, на пороге которого они формировались.

В соответствии с представлениями классицизма, Ломоносов смотрел на народное творчество как на грубое, примитивное и ни в чем  не ориентировался на фольклорный стих. От Ломоносова пошла старшая линия стихотворства. Почти все лучшее в поэзии было написано ямбом, хореем, дактилем, амфибрахием, анапестом, дольником. От Тредиаковского пошла младшая линия, в большей степени ориентированная на народный стих. «Песни западных славян» и некоторые сказки Пушкина, «Песня про царя Ивана Васильевича...» Лермонтова демонстрируют её большие возможности. В своеобразном споре старшей и младшей линии вырабатывались новые стиховые и жанровые формы, возникали  поэтические открытия. Этот спор давал все новые импульсы движению поэзии.

Ломоносов поместил «Предисловие о пользе  книг церковных в российском языке». Здесь он сформулировал свою знаменитую теорию трёх стилей. Ломоносов исследовал проблему, обобщил и кодифицировал правила словоупотребления, введя и в данную область классическую стройность.

Высокий стиль образуют слова церковнославянского языка и слова, общие церковнославянскому и русскому языкам. Средний - общие церковнославянскому и русскому и русские, которых нет в церковных книгах. Низкий образуют только русские слова, причём в необходимых случаях допускаются просторечные выражения.

Если бы Ломоносов ограничился этими указаниями, вряд ли мы обсуждали бы его «Предисловие» в истории русской поэзии. Но он связал теорию стилей с теорией жанров.

К середине 18 века система жанров русской поэзии уже сформировалась. Ломоносов участвовал в этом процессе наряду с другими поэтами. Но он совершил важный шаг, закрепив в «Предисловии» современную ему норму: он указал, какой стиль приличествует какому жанру. Героической поэме и оде подобает высокий стиль. Трагедии, стихотворные дружеские письма (послания), сатиры, залоги (идилии), элегии надлежит писать стилем средним. Комедии, эпиграммы, песни - область применения низкого стиля.

Создание литературы высокого классицизма:

Тредиаковский завершил литературу барокко. Ломоносов подвёл литературу к классицизму. Литературу высокого классицизма в России создал Александр Сумароков. Он это сознавал и не стеснялся произносить вслух, за что и подвергался нападкам и насмешкам.

Тредиаковский родился в 1703 году, Ломоносов - в 1711, Сумароков - в 1718. Сначала Сумароков взирал на старших поэтов как на учителей; потом присоединился к Ломоносову в его спорах с Тредиаковским; потом восстал против Ломоносова, рассорившись с ним как в человеческом, так и в литературном плане.

Осознав свою литературную позицию как вождя русского классицизма, Сумароков увидел в поэзии Ломоносова следы эстетики барокко и стал их критиковать . Классицизм требовал строго последовательного развития мысли - Ломоносов в одах сознательно культивировал  «лирический беспорядок». Классицизм настаивал на возможно более ясном изложении движения чувств - Ломоносов старался через иррациональные метафоры и сравнения передать кипение страстей в человеке, противоречивость эмоциональной сферы. Рядом с Ломоносовым нарочито усложненным выглядел Тредиаковский. Рядом с Сумароковым - Ломоносов.

Сумароков создал тексты, последовательно ориентированные на напевный тип интонации. Оказывается, мы не только у истоков поэзии женского сердца, но и у начала той мелодической линии в истории поэзии, которая отмечена жанрами русской песни, салонного и цыганского романса, именами И.Дмитриева, Жуковского, Ап. Григорьева, Фета, Блока, Есенина.

От Сумарокова пошла и русская басня. Поэт называл свои басни притчами и писал их в значительном количестве. Они нравились, им подражали. Сатиры его язвили. Эпиграммы были остры, например:

Танцовщик, ты богат, профессор, ты убог,

Конечно, голова в почтеньи меньше ног.

Но песни...

В них Сумароков дерзко совмещал казалось бы несовместимые силлабо-тонические размеры. Чувствуется, как под напором страсти ломаются только недавно установленные, казавшиеся незыблемыми правила.

Пусть разрываются, кто позавидует

Жару любовному наших сердец;

А я влюбясь назло им всем,

Пребуду в век верна,

Коль в сердце буду я твоём

Всегда одна.

Смелость и искусство стихотворца столь велики, что он вообще выходит за пределы пяти канонизированных силлабо-тонических метров и создает замечательные подражания народной песне:

Вижу, венок пошел на дно,

Вижу, венок мой потонул:

Знать, на уме у нас одно,

Знать, о мне миленький вздохнул...

В числе прочего Сумароков дал примеры свободного стиха, велибра, - стихотворной системы, отдельные примеры которой мы встречаем у поэтов XIX века. И которая вполне была освоена только в XX веке.

Развитие жанров:

М. Херасков был одним из самых одаренных участников поэтической школы Сумарокова. Он работал в разных жанрах, но со временем почувствовал себя в силе создать русскую героическую поэму. В иерархии жанров классицизма героическая поэма занимала наивысшее место. Если лирические произведения высокого жанра - оды-создавались в большом количестве, то эпос требовал столь сложного сочетания личностных особенностей и историко-литературных условий (выработанности высокого стиля, разработанности александрийского стиха, наличия читательской аудитории, способной оценить многолетний поэтический подвиг и т.д.), что эпическое произведение высокого жанра - героическая поэма - была создана только в 1770-е года. К ней шли Тредиаковский, Ломоносов, но осуществить сумел лишь Херасков. «Россиада» посвящена покорению Казани Иваном Грозным. По количеству стихов она вдвое превосходит «Евгения Онегина», да ещё написана шестистопным ямбом, тогда как «Евгений Онегин»-более коротким четырехстопным; так что «Россиада» по объему приблизительно в три раза превосходит роман в стихах Пушкина.

Своеобразным поэтом, хотя и меньшего масштаба, был Алексей Ржевский. В его творчестве хорошо видно, как далеко продвинулась русская поэзия по пути технического совершенствования. Всего за три десятилетия она прошла путь от эстетических, жанровых, языковых поисков талантливого одиночки Тредиаковского к гармоничной системе жанров, стилей, стихотворных форм, доступных пусть даровитым, но несомненно второстепенным и третьестепенным авторам, а не только корифеям.

Ржевский известен более всего своими сонетами. Сонет - это твердая строфическая форма, возникшая в XIII веке в Италии. Благодаря совершенству и одновременно гибкости построения, сонет стал самой распространенной, самой содержательной из всех твердых строфических форм. Сонет, в зависимости от наклонностей его создателя, может вместить и философскую мысль, и любовное чувство, и сатиру, и шутку, и рассказ об истории и теории сонета, то есть его самоописание.

Талантливым участником сумароковской школы был Василий Майков. В поэзию классицизма он вошёл прежде всего «ироикомической» поэмой «Елисей, или Раздражённый Вакх».

Богданович разрабатывает древний миф о любви Амура и Психеи, изображает препятствия, которые им пришлось преодолеть.

Более двух десятков лет, до начала 19 века, во главе русской поэзии стоял Державин.

Он совмещает  несовместимые жанры оды и элегии. Жанр элегии предполагает грустные размышления о жизни и смерти, о тщетности тщеславных устремлений ввиду неотвратимого конца, воспоминания о прошлом, вздохи о быстролётном счастье. Только природа может предложить утешение герою и читателю элегии. Жанр этот находился на далёкой периферии классицизма. Весь круг мыслей и чувств не государственного, а простого человека, обращение к природе как к высокой и художественной, этической ценности, - всё это противоречит рационализму и государственной ориентированности классицизма.

Державин стал первым в Росси поэтом, который постоянно уделял внимание звукоподражательной стороне поэзии. В этом отношении знаменателен первый же стих: «Глагол времён! Метелла звон!». Поэт подразумевает бой часов, который постоянно напоминает о движении времени и приближении неумолимой смерти.  Сами звуки должны вызвать у читателя (слушателя) впечатление ударов часов: «глаГОЛ вреМЁН! меТАЛла ЗВОН!» Звуковая тема звона вошла в поэзию навсегда.

В его стихах жизнь звучала, сверкала всеми красками, выступала многими подробностями. Может быть, именно Державин впервые осознал, что искусство слова - это в первую очередь искусство детали. Предметами изображения становились яства и напитки, подробности обстановки комнат и бытового поведения. Современники с изумлением узнавали, что в стихах можно, оказывается, поведать о том, как в деревенском уединении люди играют в карты - «в ерошки, в фараон, По грошу в долг и без отдачи». Можно воспевать не императоров и полководцев, не власть и любовь, а нечто другое:

Багряна ветчина, зелёны щи с желтком,

Румяно - жёлт пирог, сыр белый, раки красны,

Что смоль, янтарь - икра, и с голубым пером

Там щука пестрая: прекрасны!

(«Евгению. Жизнь званская», 1807)

Новые пути поэзии обозначила и самобытная фигура Михаила Муравьёва. В его творчестве берёт начало жанр русской баллады - один из важнейших, определяющих для всего романтического движения. С большой силой, чем поэты кружка Львова, он почувствовал особенность поэтической индивидуальности. Для них заметно возросла ценность личности вообще - Муравьёв ощутил особое значение личности творческой, сделал шаг к тому культу поэта, художника, который сложился в высоком романтизме.

Как было сказано, Богданович положил начало русской «лёгкой поэзии», которой была суждена важная роль во всём предромантизме конца XVIII - начала XIX века. «Лёгкая поэзия» противостояла эстетическому канону классицизма, и одним из её наиболее одарённых создателей стал Муравьёв.

Необыкновенного расцвета достигает в последней трети века песенная поэзия. На смену кантам (от латинского cantus - песня) приходит «российская песня» (термин появился в 1774году). Она имела две основные разновидности - подражание народной песне и городской романс. Часто границу провести было трудно: городской романс восходит к народной песне, хотя эта связь может быть многократно опосредованной.

Чаще всего песня пишется четырёхстопным хореем - размером, близким, как указывалось, к метрике народной песни. В других случаях используются иные метры и размеры, близкие к народно - песенному стиху. Тексту придаётся строгая строфическая форма, иногда с припевом, подбор лексики и синтаксис рассчитаны на повышенную экспрессивность: много слов с уменьшительными суффиксами, междометий, ласковых обращений, предложений с вопросительной и восклицательной интонацией.

Так за несколько десятилетий изменилась шкала оценок. Высокий жанр подвергался гонениям и был оттеснён на периферию литературного процесса, а любовная песня, почитавшаяся безделкой, выдвинулась в центр внимания.

Карамзин издал сборник стихотворений, озаглавив его «Мои безделки». Название было вызывающим: поэт отдавал свои усилия тем жанрам, которые в литературе классицизма ценились крайне низко. Его поддержал Дмитриев, издав «И мои безделки». Жанровая переориентация повлекла за собою переориентацию языковую. Карамзин своей реформой литературного языка окончательно похоронил теорию стилей классицизма. Положив в основу категорию вкуса, он стал ориентироваться на язык образованных дам и кавалеров или, что одно и то же, на язык дворянских гостиных. Пусть такой своеобразный критерий не покажется незначительным: он предполагает  отказ, с одной стороны, от церковнославянизмов, с другой - от слов и выражений грубых, низких. Вместе с тем, в большом количестве допускались варваризмы (заимствования из иностранных языков, прежде всего французского) и кальки (русские слова, созданные по образцу иностранных). Ориентировался Карамзин и на французский синтаксис. Преимущество отдавалось словарю чувств.

Эстетике раннего карамзинизма противостояло творчество Александра Радищева. Так случилось, что революционер в политических и общественных взглядах, Радищев оказался литературным архаистом, ориентированным на классицизм. Изяществу и хорошему вкусу, гладкописи карамзинистов он противопоставил затрудненную, намеренно неблагозвучную речь, перегруженную церковнославянизмами более, чем в высоком стиле у Ломоносова, эстетику оды, сложные метрические формы - гекзаметр, логаэды (подражания строфике и метрике античных поэтов). В начале оды «Вольность» Радищев обращается к вольности с призывом - рабства тьму превратить в свет. Этот стих содержит инверсию, затрудняющую понимание, необычное ударение в слове «рабства’», труднопроизносимое сочетание звуков: «Во свет Рабства тьму претвори».