Сопоставительный анализ переводов сказки А. Милна "Вини-Пух и все, все, все "

 

 

 

 

1.3 Проблемы национально-культурной  адаптации художественного текста  при переводе

 

Проблему национально-культурной адаптации художественного текста при переводе можно рассматривать  в разных аспектах.

 

Как мы уже упоминали, каждый язык отражает особенности национальной культуры, истории, менталитета того народа, который на нем говорит, а  каждый литературный текст создается  в рамках определенный культуры. Элементы этой культуры могут быть совершенно незнакомы и непонятны носителям  других языков. Однако никакой теоретической  проблемы, специфичной именно для  художественного перевода, при этом не возникает. Речь в этом случае идет об общей для всех видов перевода проблеме передачи реалий.

 

Значительно важнее для теории художественного перевода найти  ответ на вопрос: должен ли читатель перевода получать от текста такое  же впечатление, как и читатель оригинала, или же он должен все время чувствовать, что он читает текст, написанный на чужом языке и отражающий чужую  для него культуру?

 

В первом случае мы сохраняем  авторскую интенцию и не привносим  в художественный замысел ничего дополнительного. Поскольку читатель оригинала имеет одинаковые фоновые  знания с автором, ему понятно  все то, что читатель перевода мог  бы воспринять как чужую для него национальную специфику. Более того, если автор намеренно не использует исторических или литературных аллюзий, читатель оригинала просто не замечает всех «своих» реалий. В переводе же, если они сохранены, эти реалии привлекают внимание читателя, выходят  для него на первый план – даже с  том случае, если переводчик сделал их достаточно понятными. В этом случае в произведении как бы появляется новый компонент, новый центр  внимания, о котором даже не подозревал автор. Поэтому переводчик стремится  оставить в тексте только то, что, по замыслу автора, должен был воспринимать читатель.

 

Однако такое бережное отношение к авторской интенции достигается ценой стирания или  затушевывания национально-культурной специфики оригинала, требует своего рода пересадки происходящего в  иную культуру – культуру переводящего языка. Такой подход к национально-культурной адаптации нашел отражение в  целом ряде достаточно вольных переводов  и так называемых пересказов (жанр, которым обычно пользуются для переложения  трудно переводимых текстов, содержащих языковую игру, обусловленную особенностями  национальной культуры).

 

Правомерность или неправомерность  снятия национальной специфики в  переводе тесно связана с целью  создания перевода. Если речь идет всего  лишь о воссоздании занимательного сюжета, такой подход серьезных возражений не вызывает. Если же переводится подлинно художественное произведение, то поступки героев, их мысли и чувства могут  быть психологически достоверными только в том случае, если они основаны на определенной системе общепринятых ценностей или же отталкиваются  от этой системы.

 

В практическом плане проблемы связаны с тем, что в художественном тексте нельзя полностью заменить все  «чужие» реалии «своими». Национальная специфика пронизывает текст  на всех его уровнях, так что, задача полностью русифицировать английский текст, приводит к написанию нового текста на русском языке.

 

При противоположном подходе, когда переводчик стремится сохранить  всю национально-культурную специфику  оригинала, также складывается неоднозначная  ситуация. С одной стороны, в этом случае не только полностью сохраняется  вся информация, заложенная в текст  автором, но у текста еще появляется и дополнительная, не предусмотренная  автором функция, которую можно  условно назвать страноведческой. С другой стороны, сохраненная информация может в действительности оказаться  очень малоинформативной для  читателя, если он не знаком с культурой  страны исходного языка. В таком  случае текст загромождается непонятными  для этого читателя словами, значение которых нуждается в дополнительных объяснениях, и объем комментария  начинает приближаться к объему самого текста. При всей своей «общеобразовательной»  ценности такой перевод нередко  разрушает художественную образность текста, поскольку у читателя нет  возможности воспринять целостный  художественный образ: он занят попытками разобраться в обрушившихся на него чужих реалиях и непонятных словах, постоянно отрывается от текста, обращаясь к комментарию. Кроме того, как уже говорилось, сообщение читателю большого количества лингвострановедческой информации не могло входить в намерения автора, создававшего свое произведение для соотечественников, имеющих общие с ним фоновые знания.

 

Иногда переводчики видят  путь к созданию «инокультурности»  в сохранении синтаксиса оригинала, в калькировании фразеологизмов, оживляют для читателя перевода внутреннюю форму, давно утраченную ими в  языке оригинала.

 

Калькирование образных фразеологизмов, которое якобы призвано познакомить  читателя перевода с особенностями  образного мышления носителей языка  оригинала, также зачастую приводит лишь к усложнению текста, затрудняет его понимание и никак не способствует воссозданию художественного образа.

 

Для создания национальной атмосферы, как полагает О.В Петрова, бывает достаточно личных имен, географических названий и прочих имен собственных, названий растений и животных, ассоциирующихся  у читателя с описываемой страной, – т.е. единиц, не нуждающихся в  разъяснении и не отвлекающих  тем самым читателя. Если при этом верно передана психология, героев, мотивы их поступков и т.д., то читатель будет ассоциировать читаемый текст  с тексом иноязычного инокультурнго  происхождения (Петрова, 2002: 35).

 

Чаще всего переводчику  приходится искать компромисс между  двумя крайностями. Пользуясь закрепившимися в теории перевода терминами, можно  сказать, что текст перевода не должен восприниматься читателем ни как  «свой», ни как «чужой». «Читатель  должен воспринимать его как «иной», т.е. понятный, но не ассоциирующийся  со своей родной национально-культурной средой. Перевод должен содержать  количество страноведческой информации, достаточное для создания национально-культурного  колорита и для объяснения мотивов  действий и переживаний персонажей. Необязательно перевод должен читаться так, чтобы не чувствовалось, что  это перевод, но он обязательно должен читаться так же легко и естественно (или – в некоторых случаях  – так же сложно), как оригинал» (Сдобников, Петрова, 2006: 397).

 

Исходя из вышесказанного, мы приходим к выводу, что в процессе работы над переводом текста, переводчик, пытаясь передать некоторые моменты, становится автором, в результате чего возникает конфликт двух творческих личностей – непосредственно  автора произведения и переводчика. Остановимся на этой проблеме в следующем  параграфе.

 

 

 

1.4 Проблема взаимодействия  автора художественного текста  и переводчика

 

Переводчик текста всегда выступает в двух ролях: получателя текста – оригинала и отправителя  текста-перевода. Однако обсуждавшаяся  уже специфика художественного  текста приводит к тому, что в  обеих ролях переводчику приходится выполнять много функций и  к нему предъявляется ряд специфических  требований.

 

Несмотря на то, что переводчик читает текст на том языке, на котором  он создавался, он должен читать его  не так, как обычный читатель. В  отличие от последнего, он должен воспринимать понятный ему текст глазами представителя  другой культуры, оценивая степень  понятности или непонятности, привычности  или непривычности как содержания, так и формы. Переводчик должен находиться между двумя культурами.

 

Перевод зависит а) от того, насколько полно и верно переводчик поймет текст, т.е. от уровня его компетенции  как читателя на исходном языке и  б) от его способности оценить  степень межкультурных расхождений. От обычного читателя он отличается и  тем, что его прочтение текста не может считаться его личным делом. Если переводчик не увидел в  тексте всех заложенных в нем вариантов  прочтения, если он неверно понял  авторскую концепцию, то ни один читатель, каким бы подготовленным он ни был, не сможет понять авторскую концепцию, т. к. переводчик просто не заложит их в текст перевода (Сдобников, Петрова, 2006: 409).

 

Для того, чтобы избежать этого, переводчик художественной литературы «должен не просто знать исходный язык, а также литературу, историю, культуру народа, говорящего на этом языке, но и быть знакомым с творчеством, системой взглядов и эстетических ценностей  автора. Он так же должен знать, существует ли в стране переводимого языка аналогичное  художественное направление, и если да, то как его принципы реализуются  на переводящем языке. Если же такого направлении нет, то необходимо выяснить, в каких отношениях оно находится  с направлениями, известными носителям  переводящего языка» (Сдобников, Петрова, 2006: 410).

 

Функции переводчика как  отправителя текста на переводящем  языке также чрезвычайно сложны. В применении к художественному  переводу правильнее было бы говорить не об отправителе, а о создателе  этого текста, поскольку при переводе как поэтических, так и прозаических произведений переводчик должен владеть  всей системой выразительных средств, хотя бы в рамках того литературного  направления, к которому принадлежит  переводимый текст, а также уметь  находить соответствия между этими  средствами в двух разных языках.

 

 

Поскольку практически любой  текст допускает возможность  нескольких вариантов перевода (что  обусловлено лексической и синтаксической синонимией, представленной практически  во всех языках), перед переводчиком как создателем художественного  текста на переводящем языке стоят  особые задачи. Помимо того, что выбранный  им вариант должен быть именно художественным, он еще и обязательно должен включать в себя возможность всех тех толкований, которые допускает текст оригинала. Кроме того, что переводчик должен увидеть эти толкования в оригинале, он должен выбрать именно тот вариант  перевода, который позволит ему создать  текст, допускающий такое же множество  прочтений, причем именно таких же прочтений.

 

Только в том случае, если переводчик на обоих этапах –  чтения текста и его воссоздания  – справляется со всеми стоящими перед ним задачами, можно говорить не просто о переводе художественного  текста, но о художественном переводе.

 

При всей важности сохранения в переводе национально-культурной специфики произведения главным  все-таки остается требование передать индивидуальный стиль автора, авторскую  эстетику, проявляющуюся как в  самом идейно-художественном замысле, так и в выборе средств для  его воплощения. Это, казалось бы, очевидное  требование оказывается достаточно трудновыполнимым. Прежде всего, оно  вступает в конфликт с требованием  адаптации текста к инокультурному читателю, поскольку такая адаптация  неизбежно ведет к замене тех  или иных выразительных средств  другими, принятыми в литературной традиции переводящего языка. Но главная  трудность состоит в том, что  перевод часто предполагает выбор  из нескольких вариантов передачи одной  и той же мысли, одного и того же стилистического приема, использованного  автором в оригинале. И делая  этот выбор, переводчик вольно или невольно ориентируется на себя, на свое понимание  того, как в данном случае было бы лучше сказать.

 

Гарбовский Н.К. отмечает, что при этом возникает противоречие: с одной стороны, чтобы осуществлять художественный перевод, переводчик сам  должен обладать литературным талантом, должен владеть всем набором выразительных  средств, т.е., по сути, быть писателем. С другой стороны, чтобы быть писателем, нужно иметь свое эстетическое видение  мира, свой стиль, свою манеру письма, которые  могут не совпадать с авторскими. В этом случае процесс перевода рискует  превратиться в своеобразное литературное редактирование, при котором индивидуальность автора стирается, перевод становится автопортретом переводчика, а все  переводимые им писатели начинают «говорить» его голосом (Гарбовский, 2004: 79).

 

Существует мнение, что  переводчик должен отказаться от своей  творческой индивидуальности или вовсе  ее не иметь, полностью «раствориться» в оригинале. Однако полное самоустранение переводчика не позволит ощутить, не понять, а именно ощутить произведение в полной мере. Чтобы читатель перевода увидел лицо автора, переводчик должен найти не формальные, а функциональные соответствия каждому авторскому приему, а это уже требует от него не самоустранения, а активной творческой позиции. Если же переводчик – не писатель, если он не владеет художественной речью во всей полноте составляющих ее приемов, то написанный им текст  не будет художественным, а значит, читатель и в этом случае не увидит лица автора, текст станет просто безликим. Полноценный перевод невозможен без личного (и литературного, и жизненного) опыта переводчика. Корней Иванович Чуковский пишет по этому поводу: «Писателям-переводчикам, как и писателям оригинальным, необходим жизненный опыт, необходим неустанно пополняемый запас впечатлений. Писатель оригинальный и писатель-переводчик, не обладающие многосторонним жизненным опытом, в равной мере страдают худосочием. Век живи – век учись. Учись у жизни. Вглядывайся цепким и любовным взором в окружающий мир… Если ты не видишь красок родной земли, не ощущаешь ее запахов, не слышишь и не различаешь ее звуков, ты не воссоздашь пейзажа иноземного. …. Если ты не наблюдаешь за переживаниями живых людей, тебе трудно дастся психологический анализ. Ты напустишь туману там, где его нет в подлиннике. Ты поставишь между автором и читателем мутное стекло» (Чуковский 1988: 55–56).

 

Столкновение двух творческих личностей – автора и переводчика  – это либо сотрудничество, либо конфликт. Для того, чтобы оно  стало сотрудничеством, переводчик должен не просто глубоко вникнуть в авторскую эстетику, в его  образ мыслей и способ их выражения, он должен вжиться в них, сделать  их на время своими. Для этого  мало внимательно проанализировать переводимое произведение. Необходимо прочитать как можно больше из написанного этим писателем, познакомиться  с его биографией, с литературной критикой, с тем, что сам автор  говорил или писал по поводу своих  произведений. Для полноценного перевода требуется глубокое знание всего  творчества автора и всех обстоятельств  создания переводимого произведения. Только при таком подходе переводчик сможет на время перевоплотиться  и этого писателя и «заговорить» его голосом. При этом он использует свой творческий потенциал, свое умение создавать художественный текст  на переводящем языке, но, полностью  переключившись в эстетическую систему  автора, настроившись на его стиль, становится «полпредом» создателя  оригинала.