Роль и последствия экономической реформы 1965-1967 г

    Вывод: чтобы полностью контролировать и управлять предприятием, чтобы  не докучать ему мелочной опёкой, которая  одинаково изнуряет как плановый орган, так и предприятие, достаточно ввести как главный и обобщающий показатель прибыль. Его и планировать. Остальные показатели должны идти как дополнительные. А выполнение плана по прибыли должно стать главным показателем эффективности работы предприятия. Все финансовые (внимание: здесь информационная агрессия переходит в финансовую) и механизмы поощрения должны быть связаны с выполнением этого показателя. А если с планом по прибыли произошёл «завал», должно следовать наказание.

    В таком случае предприятие получит необходимую свободу для проявления хозяйственной инициативы. В то же время ведь мы же не капиталистическое общество и не можем допустить, чтобы предприятия грабили население высокими ценами. Для исключения необоснованного повышения цен мы ограничим величину прибыли нормативом, допустим, 20 процентов (в каждой отрасли он будет свой) по отношению к себестоимости.

    И окончательное заключение: такой  механизм будет работать на благо  всего населения, создавая оптимальные  хозяйственные и экономические условия для производства».

    Ведь  в хрущёвско - косыгинской (либермановской) модели, по сравнению со сталинской, всё было наоборот. В ней главное было – получить прибыль (в рублях). Но сама прибыль образовывалась как жёсткая процентная доля от себестоимости. И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости.

    Замечу, что из всех сторон реформы Косыгина именно эта осталась до сих пор. Об этом, в частности, свидетельствует письмо читателя М. Мишарина («Известия», 10.10.3), которого возмущает то, что «прибыль исчисляется как процент от затрат».

    В рассматриваемом нами примере картина  выглядела так. Снизил коллектив  себестоимость автомобиля в два  раза – с 5000 до 2500 рублей – уменьшилась и его прибыль с 1000 до 500 рублей. Увеличить прибыль за счёт произвольного повышения цены автомобиля тоже нельзя: цена должна быть равна себестоимости плюс 20 процентов от неё, то есть 3000 рублей.

    Итак, при снижении себестоимости автомобиля вдвое цена его будет одинаковой как при прежней, так и при новой модели – 3000 рублей. Но при прежней модели прибыль предприятия составляла 3500 рублей, а при новой – всего 500 рублей. А за счёт прибыли содержались детские сады, спортивные сооружения, базы и дома отдыха, строилось жильё и пр. Значит, при новой модели подрывались возможности социального развития предприятия. В результате все, кто раньше за снижение себестоимости и цены поощрялся, теперь стали за это материально наказываться. Ясно, что коллектив при новой модели бороться за снижение себестоимости не будет, а значит, исчезла и возможность снижения цен. Потеряли и коллектив завода, и потребитель продукции, и государство, и население.

    Но  почему же многие хозяйственные руководители встретили косыгинскую реформу «на ура!»? Потому что для них открылись возможности обогащения за счёт «по-умному» организованного роста себестоимости продукции.

    Предположим, предприятие производит какое-то изделие, себестоимость которого 5 миллионов  рублей, тогда при норме прибыли в 20 процентов от себестоимости прибыль составит 1 миллион рублей. Эту прибыль предприятию и установят как плановую. За перевыполнение плана по прибыли будут поощрять, за невыполнение наказывать. Хозяйственник рассуждает: вам, государству, нужна максимальная прибыль? Увеличим себестоимость в два раза – до 10 миллионов рублей, тогда и прибыль вырастет вдвое – до 2 миллионов рублей. Вот и есть миллион рублей прибыли сверх плана! Извольте меня премировать!

    Но, конечно, такие «ударные» темпы повышения себестоимости были бы слишком заметными. Поэтому и был введён механизм «отлавливания» увеличения прибыли. Если прибыль росла слишком заметно (более 1 – 2 процентов в год), это её увеличение вставляли в план, и за него в таком случае уже премий не полагалось. Предприятия и руководители эту систему быстро усвоили и большой скорости роста прибыли не допускали.

    Итак, при новой модели снижать себестоимость  было нельзя, потому что вместе с  ней падала и прибыль. Значит, невыгодно  стало совершенствовать производство. Но и резко повышать себестоимость также нельзя было, потому что существенное увеличение прибыли приводили к росту планового значения этого показателя, а значит, премий и других поощрений не давали.

    Благодаря этому хитрющему механизму развал получился медленный, ползучий, но неотвратимый. Так медленно и неотвратимо удав заглатывает жертву, а в дальнейшем это «заглатывание» было легко представить как некий «непонятный» процесс, «органически присущий тоталитарной системе». Например, можно было просто назвать его «застоем».  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    2.4 Обывательская психология или вредительство?  

    Необходимо  отметить ещё один важный аспект косыгинской  реформы, на который до сих пор  никто не обращал внимания.

    Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Премии могли быть большими, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать по сути за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранения коллектив от организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было ещё немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды.

    Примечательно, что драматург Александр Гельман написал пьесу «Премия», герои которой, рабочие, отказывались от незаслуженной, по их мнению, которая была им начислена за работу, не идущую на пользу стране. Это всполошило партком и руководство предприятия, там завязалась дискуссия о том, правилен ли действующий в стране экономический механизм. Так что и литература подметила, что у нас ещё были рабочие, для которых работа не стала лишь средством заработка, каким она была для обывателя, а оставалась служением делу социализма.

    Театры  отказывались ставить пьесу, опасаясь привычных тогда обвинений в  «очернении действительности». Но сторонники постановки пьесы нашли возможность  показать её именно Косыгину, и он работу драматурга и театра одобрил.

    Теперь  представим, какой оборот приняли бы дела, если бы таких рабочих вовлекли в аферу с «совершенствованием производства» путём повышения себестоимости. Они немедленно подняли бы ненужный руководству шум. К сожалению, именно среди хозяйственных руководителей обывателей нашлось немало. Реформа стала не общенародным делом, а почти подпольной, хотя и официально допустимой деятельностью узкого круга руководящих работников разных уровней. Вот они-то от премий не отказывались. И теперь уже весь фонд материального поощрения стал распределяться между узкой группой руководящих обывателей. А этой группе вполне хватало и той премии, какая полагалась за увеличение прибыли на 1 - 2 процента. 

    Так новая модель расколола коллектив  предприятия, погасила творческий порыв  большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому оставалось лишь ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачёву и Ельцину.

    Мало того, руководящие обыватели не просто сделали шаг к приватизации, в результате которой к владению средствами производства могли бы придти «эффективные собственники», а сделали ставку на получение прибыли за счёт разрушения производственного потенциала. Косыгинская реформа, таким образом, создавала условия  как бы для узаконенного вредительства.

    Какие последствия имело это для  экономики в целом? 

    Если  сталинская модель создавала условия  для постоянного снижения цен, то хрущёвско-косыгинская модель делал  неизбежным их рост. И последствия не замедлили сказаться: в результате косыгинской реформы советская экономики пошла вразнос.

    Выше  говорилось, что признание прибыли  критерием эффективности работы предприятия означало перевод советской  экономики на функционирование по тому же закону максимальной прибыли, что и капиталистическая экономика. В действительности дело обстояло гораздо хуже. При капитализме действует конкуренция между товаропроизводителями, что ограничивает потребителя от их произвола. Клиент, потерпевший от произвола товаропроизводителя, может подать на него в суд и получить солидную компенсацию. А у нас  не было создано никаких условий для цивилизованной конкуренции, и те, кто наглее, оказывались в наибольшем выигрыше. Если нынешний строй у нас называют бандитским капитализмом, то условия для его бандитского окраса были созданы ещё реформой Косыгина.

    Расширение  самостоятельности предприятий  на основе погони за прибылью по сути покончило  с плановой системой в СССР.

    Единое  народное хозяйство страны распалось на в значительно мере изолированные ячейки, имеющие собственную корыстную цель. «Верхи» практически утратили способность направлять деятельность предприятий в соответствии с интересами государства, потому что предприятию важнее было получить максимальную прибыль. Парадокс здесь заключался в том, что разрушил плановую систему Косыгин, долгие годы возглавлявший Госплан СССР.

    Но, пожалуй, ещё более сильный удар нанесла реформа Косыгина по идеологическим и нравственным основам социалистического  общества. Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданного в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идёт история и какое место в мировом процессе занимает наша страна, в какой шеренге стоит каждый наш гражданин. И вот вместо этого планетарного взгляда ему (уже второй раз за нашу послеоктябрьскую историю – впервые это случилось при переходе к ленинскому нэпу) предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива. Гражданина-революционера решили сделать обывателем. Не будь тогда такой метаморфозы, вряд ли впоследствии либералам удалось бы так легко разрушить СССР.

    Разумеется, партийный аппарат не мог равнодушно смотреть на то, как разваливается  экономика, а он не в состоянии  остановить этот процесс, потому что  получившие самостоятельность руководители предприятий перестали ему подчиняться. Сопротивление партаппарата реформе было проявлением и его стремления сохранить власть в своих руках, и опасения краха экономики.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    2.5. Анализ временных рядов статистических данных при изучении социальных последствий экономической реформы 1960-х гг.  

    В связи с тяжелыми социальными  последствиями реформ 90-х гг. и  утверждениями «молодых реформаторов»  о неизбежности временного ухудшения  жизненного уровня народа при переходе от административно-командной системы (АКС) к рыночной экономике автор попытался проверить универсальность данного утверждения на примере анализа социальных последствий ближайших к нам реформ рыночного типа, т.е. на примере экономической реформы середины 60-70-х гг., более известной в народе как косыгинская реформа. Суть косыгинской экономической реформы сводилась к внедрению могучих рыночных регуляторов (прежде всего, таких, как прибыль, рентабельность) в нерыночную планово-распорядительную среду. Важнейшим элементом реформы было повышение экономической самостоятельности предприятий, которым разрешалось из части заработанной прибыли создавать фонды: развития, материального поощрения и соцкультфонд. Рациональное расходование средств двух последних фондов должно было (по замыслам реформаторов) способствовать повышению уровня и качества жизни советского народа. В развитие косыгинской реформы можно выделить следующие периоды: 1) нач.б0-х - 1965 г. - подготовка и разработка реформы; 2) сентябрь 65 г.-август 68 г. - максимальный интерес к реформам, поддержка политического руководства, перевод большей части отраслей на новые условия работы (был установлен хрупкий компромисс, который со временем должен был привести либо к трансформации АКС, либо к отмиранию рыночных регуляторов); 3) август 68 - конец 73 г. - развитие реформы «со скрипом», обострение внутренних противоречий, падение поддержки политического руководства; 4) конец 73 г. - начало 80-х гг. - постепенное сворачивание и выхолащивание реформы, появление мощной подпитки нефтедолларов.

Общая идея проведенного нами анализа социальных последствий  косыгинской реформы заключалась  в следующем. На основе статистических данных, характеризующих уровень  и качество жизни советского народа, взятых нами из сборников ЦСУ «Народное хозяйство СССР», с помощью компьютерной программы STATISTICA были построены временные ряды - зависимости того или иного показателя от года. По возможности отбирались показатели, не связанные со сложной методикой исчисления или относительным измерением, не вызывающие у современных статистиков серьезных возражений. На графиках временных рядов отмечались особые точки, т.е. точки резкого изменения производной данного показателя по времени. Затем для различных отрезков временного ряда был выполнен линейный тренд-анализ данных, позволяющий оценить тенденции и средние темпы изменения параметра на том или ином отрезке времени. Если темпы изменения параметра во временной области действия косыгинской реформы оказывались выше, чем на предшествовавших или последующих отрезках, делался вывод, что реформа дала существенный социальный эффект по данному показателю.