Модели человека в экономической науке

     Из  представленной таблицы можно сделать  несколько выводов:

     Во-первых, модели человека в неоклассической  экономической и в макросоциологической теориях значительно различаются между собой. При сравнении по выбранным мною критериям удалось обнаружить некоторую схожесть только в их функциях: обе эти модели являются лишь инструментом при анализе процессов, происходящих в обществе. В отличие, например, от модели человека в психологии, которая представляет для исследователя самостоятельную ценность, рассмотренные ними модели ценны для него лишь по стольку, поскольку они адекватно объясняют экономические либо социальные процессы и позволяют делать верные прогнозы.

     Во-вторых, из таблицы отчётливо видно, насколько  формализована и абстрактна модель экономического человека. Это одновременно её и недостаток, и её достоинство. Недостаток - потому, что из поля зрения неоклассической теории выпадает огромный пласт реальности: в сконструированном  её теоретиками мире обитают бездушные  эгоисты, руководствующиеся только стремлением к максимизации собственного наслаждения и похожие на ходячие  калькуляторы; в этом мире властвуют  деньги, так как доход – единственное ограничение, и никто не прислушивается к советам других. Достоинство  – потому, что исключив из этого  мира множество разнообразных факторов, «урезав» его полноту и многогранность, неоклассики добились того, что все  процессы в нём, в том числе  и поведение людей, стало возможным описать сравнительно небольшим количеством уравнений (что, по мнению многих, делает экономику более «научной», по сравнению с другими общественными дисциплинами).

     Социологи же, не пытаются настолько упростить  изучаемый ими объект. Поставив перед  собой сложнейшую задачу изучения общества во всей его целостности, они не способны составить изящные уравнения, но зато от их взгляда и не скрывается множество явлений и процессов, которые неоклассики пропускают из-за того, что они не вписываются  в однажды построенную систему  уравнений.

     Мне кажется, что такой более широкий  взгляд на общественные отношения предопределён  самой сутью социологической  науки, её направленностью на усмотрения социального в обществе, т. е. на поиск  и установление связей и взаимосвязей между всеми многообразными процессами и явлениями общественной жизни: экономическими, политическими, религиозными и другими. Следовательно, как говорит известный американский социолог Альбион Смолл, «на звание «социолога» имеют право все, кто изучает общество, кто думает о человеческой жизни, прошлом, настоящем и будущем как о так или иначе связанных процессах; и кто старается понять любой частный фрагмент человеческой жизни, который случится изучать, разбирая его отношения и взаимовлияния со всеми остальными проявлениями человеческой жизни» [25, с. 5]. Можно сказать, что социолог – это человек, который изучает общество и общественные отношения как философ, т. е. «Он хочет узнать, как каждое явление соотносится и уживается с другими явлениями» [25, с. 4]. Социолог пытается подняться над обществом как можно выше, чтобы обозреть все происходящие в нем явления и составить наиболее полное представление о социальной действительности. Где экономист видит только экономические процессы, где политолог сводит всё многообразие человеческой деятельности лишь к отношениям по поводу захвата, удержания и распределения политической власти, там социолог должен охватить все факты человеческой жизни в их совокупности, познать человеческую жизнь в целом. В связи с этим становится понятно, что такой взгляд на общество невозможен, если внимание будет сконцентрировано лишь на процессе достижения целей. Понимание человеческого поведения будет крайне односторонним, ведь в подобном подходе теряется направленность социолога на нахождение взаимосвязей, которые привели к решению человека поступать так, а не иначе, и ни о каком широком взгляде на общество не может, в таком случае, идти и речи. Именно по этой причине многие социологи, такие как А. Щюц, утверждают, что экономическая наука, а особенно неоклассика, уделяют слишком много внимания «поведению цен», а не «поведению людей на рынке» [по 35, с. 72]. 
 
 
 
 

     Глава 2. Модель человека в  старом институционализме Т. Веблена 

     Занимаясь экономической деятельностью, мы не знаем ни потребностей других людей, ни источников получаемых нами благ. Практически  все мы помогаем людям, с которыми не только не знакомы, но о существовании которых и не подозреваем. И сами мы живем, постоянно пользуясь услугами людей, о которых нам ничего не известно. Все это становится возможным благодаря тому, что, подчиняясь определенным правилам поведения, мы вписываемся в гигантскую систему институтов и традиций: экономических, правовых и нравственных.

     Август  Фридрих фон Хайек.

     2.1 Несколько слов о старой институциональной экономической теории в общем

     Я дал характеристику неоклассической  модели человека. Именно её ядро с соответствующей  поведенческой моделью господствует в современной экономической  науке. Но помимо неклассической существовали и существуют другие поведенческие модели, применяемые в альтернативных течениях. Одним из ранних таких течений является американский или, как его ещё называют, старый институционализм. Такое название выбрано для того, чтобы подчеркнуть его отличие от новой институциональной теории и неоинституционализма. Каковы же отличия этого теоретического направления от экономического мейнстрима? На это будет непросто ответить, т. к. старый институционализм никогда не имел единого организационного центра, у теорий его представителей, таких как Т. Веблен, У. К. Митчелл и Дж. Р. Коммонс, было мало общего – всё это дало основания для того, чтобы некоторые исследователи отрицали само существование институционализма как отдельного течения [7, с. 616-617]. Однако всё же можно выделить некоторые общие черты, присущие всем институционалистам старого направления:

     1)  неудовлетворенность высоким уровнем абстракции, присущим неоклассике;

     2)  стремление к интеграции экономической теории с другими общественными подходами, или «вера в преимущества междисциплинарного подхода»;

     3)  отрицание экономической рациональности. Хозяйствующие субъекты трактуются не как максимизаторы (или минимизаторы) целевой функции, а как следующие различным «привычкам» - унаследованным правилам поведения;

     4)  отрицание методологического индивидуализма. Действия отдельно взятых субъектов в значительной мере предопределяются ситуацией в экономике в целом, а не наоборот. В частности, их цели и предпочтения формируются обществом;

     5)  рассмотрение эволюции человека;

     6)  сведение основной задачи экономической науки к «пониманию» функционирования хозяйства, а не к прогнозу и предсказанию;

     7)  недовольство недостаточной эмпиричностью классической и неоклассической теорий, призыв к детальным количественным исследованиям.

     Естественно, что такие отличия между неоклассической  и институциональной теориями подразумевают  их опору на принципиально разные поведенческие модели, тем более  что первые пять из вышеназванных  отличий напрямую затрагивают модель человека, которая и является объектом моего интереса. Собственно экономическая теория, по мнению У. Митчелла, [13, с. 85] разделилась на четыре ветви, одной из которых был институционализм, по причине разного представления о человеческой природе.

     Представители первого направление решили, что  вопрос о том, верны ли гедонистические  предпосылки, «не относится к  делу», ведь выводы из этой гедонистической  гипотезы всё равно будут верны  «в рамках соответствующей гипотезы». Вторая группа экономистов, особенно чувствительная к требованиям логической упорядоченности, принялась во имя этой упорядоченности  упрощать психологические факты, сотворив из модели человека рациональный и  эгоистичный механизм, и здесь  концепция Бентама пригодилась  как нельзя кстати. Третьи, их более  реалистичные коллеги, родоначальники неоклассики, пошли на компромисс, заключающийся  в применении гедонистических расчётов при разработке своих ключевых теорем и одновременном сохранении атмосферы  реальности с помощью прозорливых  выводов – с их эклектичной  моделью мы имеем дело сегодня. Четвёртая, самая радикальная группа экономистов, сделала своей точкой зрения эволюционную концепцию, в рамках которой человеческая природе понимается не как раз  и навсегда установленная данность, не нуждающаяся по этой причине в  изучении, а как постоянно развивающаяся, проходящая в своей эволюции ряд  этапов. Для них человек стал главным  объектом исследования сам по себе. Они же открыли, что когда экономическая  деятельность изучается в таком  ракурсе, то огромную роль принимаю институты, т. е. преобладающий в обществе образ  мышления и действия, со своей способностью стандартизировать поведение людей. Эта группа назвалась институционалистами.

     Американский  экономист Б. Селигмен говорил, что старый институционализм – бунт против формализма [27]. Этим он хотел показать желание институционалистов представить жизнь во всём её многообразии и развитии, а не только в формализованных схемах и формулах, к которым тяготеет неоклассическая наука. Автономов также считал, что «Институционалисты вносят новые краски в портрет экономического человека» [8, ст. 176]. Какие же это были краски? О, самые разнообразные, позволяющие приблизить модель человека в экономике к его реальному прототипу. И, даже при беглом просмотре указанных выше отличий, можно увидеть, что многие из этих красок были заимствованы из палитры социологов. Подробнее эта гипотеза будет рассмотрена во 2-й главе и в заключении.

     Основателем институционализма считает американский экономист, социолог, публицист и футуролог Торстейн Бунде Веблен. Сын небогатого норвежского фермера-иммигранта, он вошёл в историю как «первый систематический критик американского капитализма» [цит. по 28, с. 313]. В анализе институционального экономического человека я буду в основном опираться на его работы. 

     2.2 Причины недовольства  неоклассической  моделью человека

     Т. Веблен превосходно знал неоклассическую экономическую теорию собственно именно он и дал ей такое наименование – и, следовательно, был хорошо осведомлён о недостатках поведенческой модели в этой науке. Чем же конкретно был недоволен американский исследователь в модели неоклассического экономического человека и как он хотел изменить её? Частично ответ на этот вопрос можно найти в его статье «Почему экономика не является эволюционной наукой?» [14]. Данная статья вышла за год до обширной монографии «Теория праздного класса» и, как я предполагаю, именно в ней Т. Веблен намечает главные направления критики неоклассической парадигмы, очерчивает круг проблем, ответы на которые будут даны им через год, поэтому необходимо остановиться на этой статье несколько подробнее. Также при ответе на этот вопрос будут использоваться ещё одна статья Т. Веблена под названием «Ограниченность теории предельной полезности» [15].

     В статье «Почему экономика не является эволюционной наукой?» Веблен, как видно из названия, пытается найти причины, препятствующие на пути превращения экономики в эволюционную науку, т. е. науку, изучающую процесс в его длительности, эволюции. Он сетовал на то, что «Учёные … единодушно считают, что экономика безнадёжно отстала в своём развитии и не способна направить своё содержание таким образом, чтобы заявить о себе как об эволюционной науке» [14, с. 99], и это заставляет экономистов «с чувством проигранного соревнования» смотреть на своих коллег-обществоведов [14, с. 99]. Пытаясь найти ответ на то, что же не хватает экономике, чтобы стать эволюционной наукой, он выделяет ряд проблем, мешающих это сделать. 

     2.2.1 Отсутствие логичной  теоретической основы

     Отсутствие  логичной теоретической основы –  самая важная и очевидная проблема, по мнению экономиста. Причём это должна быть «теория прогресса, разворачивающей  последовательности» [14, 100]. Почему Веблен убеждён в её необходимости? Ответ на это можно найти, например, в другой его статье: «Ограниченность теории предельной полезности» [15]. В ней исследователь утверждает, что «Для современного ученого рост и изменения являются наиболее очевидными и значимыми феноменами из тех, что наблюдаются в экономической жизни» [15], но замечает, что такое важное явление экономической жизни, как, например, технологическое развитие, не смогло быть объяснено в рамках неоклассической теории. «Для этой школы – сетует он – характерно, что если какой-либо элемент культуры, институт или институциональное явление не соотносится с самой теорией, то такие институциональные феномены принимаются как заданные или отвергаются, либо объясняются поверхностно» [15]. Причины такой слабости теоретической схемы неоклассической теории Веблен видит в постулатах, заложенных в ней, и вытекающих из этих постулатов логических методов. Центральным же постулатом он считает постулат гедонистического расчёта (т. е. гедонизм экономического человека и его формальную рациональность). Принятие этих догматов, по его мнению придаёт особый характер неоклассической теории, который кратко можно описать так: «теория ограничена принципом достаточного основания, вместо того, чтобы развиваться, исходя из принципа действующей причины»; «экономистам не повезло, потому что они позволили первому вытеснить второе» – сожалеет Веблен.