Методологические проблемы экономической науки

gn="justify">и, мягко  говоря, отсутствие внимания к стройной и общепринятой в науке системе

аргументации. Сложилось так, что практически  все постсоциалистические государства

«пишут» свою историю как бы с чистого  листа, поскольку прежняя теоретическая

конструкция – ортодоксальный марксизм, отвергнута, а приближающаяся где-то к ней

хозяйственная система, выступающая в качестве критерия истины, разрушена. При общей

экономической неподготовленности, являющейся, в  том числе и следствием весьма

«критического»  отношения к мировой «буржуазной  науке», любая звонко брошенная

фраза у нас может быть принята за последние достижения экономической  науки. «К

сожалению, – пишет известный специалист в области анализа экономической  теории М.

Блауг, – ... экономисты часто принимают мякину за зерно и полагают, что владеют

истиной, хотя на самом деле это всего лишь сложная цепь определений и ценностных

суждений, замаскированных под научные  выводы». Стало некой «доброй  традицией» при

обосновании чего-либо уровень техники и технологии использовать японский, образ

жизни – европейский, размер материальной обеспеченности – американский, а  доводы и

аргументы – белорусские: «я так думаю», «мы  в этом убеждены» и в лучшем случае –

«такова мировая практика». Эти и другие «странности» в экономической науке

происходят  из-за отсутствия концептуальной основы или, как еще говорят, парадигмы

науки, ее идеологии.

Отсутствие  этого цементирующего начала порождает  в национальной науке

диаметрально  противоположные позиции, взгляды, генерируемые десятками партий и

движений: от приватизации и хуторизации до национализации и коллективизации. Такая

поляризация свидетельствует о весьма ненормальном явлении, как в самой общественной

жизни, так и в экономической науке. В республике от фундаментальной экономической

науки, определяемой в классическом варианте как «политическая экономия»  со всеми

своими  другими ответвлениями, по сути, осталась лишь так называемая научная упаковка.

Причем  это в полной мере относится как  к ее содержательной, так и организационной

части. Что касается последней, то в республике нет ни одного научного учреждения,

которое бы занималось разработкой фундаментальных стратегических проблем, равно как

и нет  ни одного журнала по теоретической  экономике или по политэкономии.

Под наукой стали пониматься более или менее  удачные комментарии азбучных

положений из того, что определяется как «экономикс». Нет никакого сомнения в том, что

наработанный  аппарат из «экономикс» должен занимать свое достойное место и структуре

экономического  знания. Но, во-первых, важно видеть это место, которое явно не имеет

всеобщего и универсального характера с  точки зрения познания. Ведь общепринятой

методологией  «экономике» выясняются функциональные связи в экономике. Во-вторых,

нашим отечественным экономистам крайне полезно было бы (и для себя и  для общества)

отличать  элементарные абстрактные понятия (для гимнастики ума), не имеющие  ничего

общего  с практикой, от действительно исследовательского аппарата, который может быть

применим  для анализа экономических ситуаций. В-третьих, так называемые

постсоциалистические государства, которые проводят системные реформы, включающие

в первую очередь институциональные изменения, остались по существу вообще без

научного  освещения. Ведь традиционный «экономикс» исключает многочисленные

проблемы  институционального характера из поля своего внимания.

Есть  еще одно очень принципиальное обстоятельство, важное для понимания

особенностей  в целом современного состояния  национальной экономической науки. Это,

то, что  называется стилем мышления, который  складывается в результате тех или  иных

идей, авторитетов. Не все так просто при  ответе на вопрос, почему марксизм получил

именно  в России такое влияние и распространение. Сейчас с идеей рынка практически  та

же ситуация. На специфику славянского мышления указывал в свое время еще Н.А.

Бердяев: «Русские обладают исключительной способностью к усвоению западных идей и

учений  и к их своеобразной переработке. Но усвоение западных идей и учений русской

интеллигенцией  было в большинстве случаев догматическим. То, что на Западе было

научной теорией, подлежащей критике, гипотезой  или, во всяком случае, истиной

относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов

превращалось  в догматику, во что-то религиозного откровения. Русские все склонны

воспринимать  тоталитарно, им чужд скептический критицизм  западных людей. Она

(русская  душа) совершает смешение, принимает  относительное за абсолютное, частное  за

универсальное, и тогда ... впадает в идолопоклонство».

Также, по сути, никакого отношения не имеют  к науке осознанные или нет  самими

авторами  всякого рода манипуляции на политэкономическую тематику в виде

предвыборных  программ, оппозиционных заявлений, даже если они подписаны самыми

громкими  научными титулами. Здесь не следует  смешивать предмет экономической  науки

с исследованиями в области политики, идеологии  и уже практическими действиями лиц

от  политики, для которых оформление в «научную упаковку» своих идей и интересов

довольно  часто бывает козырной картой в борьбе за тот или иной мандат как «слуги

народа». Расчет в данном случае верен, ибо, невзирая на критику со стороны пишущего

эти строки, у нас наука пока еще пользуется доверием и даже уважением у

общественности.

Не  следует думать, как это иногда делается у нас, что экономическая  наука

представляет  собой лишь определенный набор идей, постулатов, готовых рецептов и схем,

которые находятся где-то за национальной или  зарубежной университетско-

академической дверью и только ждут своего применения. Наука, также как и практика,

явление развивающееся, готовое неискушенному  начинающему исследователю

преподнести сюрприз в виде модного, но все же лжеоткрытия, либо искаженного

представления о реальной действительности, полученного  через призму упрощенных,

аксиоматических экономических категорий или  понятий давно забытых дней, а,

следовательно, и опровергнутых самой историей.

Обращаясь к науке, надо учитывать, что это  весьма специфический вид

деятельности, которую нельзя «заставить» неким  приказом или указом сделать открытие,

выработать  безошибочную концепцию развития, создав очередную структуру типа

«экономсовета»  или «академии при ком-то» как, впрочем, нельзя окончательно и

запретить поиск экономической истины. Причем в отличие от традиционной деятельности

в науке  исключена так называемая помощь «всем миром», а использование  уже

имеющихся открытий в рамках той или иной системы государственного устройства

предполагает  их органическое вплетение с учетом всех специфических особенностей,

начиная от образа мышления до потребительского поведения, отличающих одну систему

от  другой. Сие означает еще и весьма непростое взаимодействие экономической  науки в

широком смысле слова с естественнонаучными исследованиями как международного, так

и национального  порядка. И если в целом во все  времена взаимоотношения

экономической теории с другими науками, включая  и естественные, никак нельзя

характеризовать как идеальные, то в национальных экономических исследованиях такая

связь не замечалась ранее и тем более  упорно не замечается сейчас. В целом  же так

называемая  «критическая масса» отечественной  экономической науки с точки  зрения

генерации идей, организации, количества научных  сотрудников, складывающейся

системы подготовки экономистов находится  на уровне, который можно оценить  как

«докритический», преодоление которого потребует большого количества

интеллектуальных, финансовых затрат, а также значительного  количества времени.

Снижение  общетеоретического уровня экономической  науки, проявившееся,

прежде  всего, в размытости критериев оценок и выводов, а также в преобладающем

использовании описательного, поверхностного метода, позволило значительно расширить

ее  социальную базу от рядового обывателя  до профессора физики или математики.

Правда, последние также пока не предложили формулу выхода из сложившейся в РБ

непростой экономической ситуации. Эта группа «начинающих» от экономической теории

пытается  освоить экономическую ситуацию традиционно по элементарным учебным

пособиям  американского образца для провинциальных колледжей. Любая попытка к

знанию  может только приветствоваться, но хотелось бы все-таки обратить внимание на то,

что это  всего лишь некоторые основы экономических  знаний. Поэтому делать какие-то

далеко  идущие выводы из этого элементарного  блока информации вряд ли оправданно.

Особенно  если проблема касается стратегических вопросов экономической политики то

ли  целого государства, то ли отдельной  фирмы. Ведь никому не придет в голову считать

себя  физиком или химиком, прочитав самым  внимательным образом популярный учебник

по  этим дисциплинам. Это первая группа экономистов, которых стало достаточно много в

республике.

Вторая  группа – это так называемые ортодоксальные «экономисты прошлого».