Влияние национальной культуры на управление бизнесом

 

Г. Дилигенский указывает  на такие социальные установки современного российского архетипа (11), как:

• способность к терпению
• духовность, приоритет духовного над материальным
• склонность к ценностной, морально-этической рефлексии
• государственность и патернализм
• внутренний эскапизм, дополненный эскапизмом внешним (экстенсивность)
• широта русской натуры
• антиномичность; вопрошающее, сомневающееся в самом себе самосознание
• предрасположенность к социальной утопии, к ожиданию чудесного и внезапного преображения жизни
• экстраверность, открытость в коммуникации
• адаптационный индивидуализм незападного типа и низкая способность к разумному самоограничению во имя групповых интересов
• постоянная потребность в некоем внешнем “образце”, подсказывающем, как надо идти
• способность впитывать инородные культурные образования или отвергать их, защищая свою постоянно находящуюся под угрозой самобытность (“устойчивая неустойчивость”)

 

Все это представляло и представляет по сей день несомненный  интерес и может служить прямым или косвенным подтверждением данных, полученных автором. Однако по-прежнему оставалось неясной та степень, с которой проявляются приведенные выше образцы поведения и связь между ними в разных ситуациях (разные страны или разные условия внутри одной страны).

 

В последующем, с появлением возможности использования формальных методов в социальных науках, удалось сократить тот разрыв, который существовал в отношении “научности” последних по сравнению с естественными (классическими) науками. При этом под сомнение не ставилось определение теории как систематически связанного набора постулатов (принципов), являющихся обобщением на уровне закономерности и имеющих возможность быть проверенными (равно как и доказанными) эмпирическим путем (34).

 

Как уже отмечалось, сегодня существует много разных формальных подходов (6; с. 356 - 363) к изучению и измерению такого сложного и требующего многодисциплинарного подхода явления, как национальная культура, и ее влияния на другие уровни культуры (институциональная, организационная, управленческая - стиль управления), непосредственно отражающими состояние дел в конкретном бизнесе. Если простое собирание фактов проявления национальных культур представляет собой интереснейшее занятие, то систематизация и дальнейшая формализация этих фактов являются еще и полезными для перехода от “реактивного” к превентивному управлению деловыми организациями, имеющими многонациональный кадровый состав. Поскольку национальная культура отражает устойчивые во времени образцы поведения или специфические реакции на изменение внешней среды, то умение измерять такую важную составляющую человеческого поведения, несомненно, способствует повышению эффективности управления деловыми организациями.

 

В целях проведения исследования современного состояния культуры в России автором  была выбрана модель голландского ученого  Г. Хофстида. Данная модель была выбрана в большей степени по причине ее разработанности и наличия в ней данных по другим странам (свыше 50 развитых и развивающихся стран). Важным преимуществом данной модели является также то, что данные по ней собирались вокруг базовых ценностей, на которые ориентируются люди в процессе своей практической деятельности. Таким образом, с помощью данной модели имеется возможность интерпретировать полученные в ее рамках статистические данные в терминах деловой активности и управления бизнесом.

 

В модели Хофстида статистический анализ ответов на вопросы о ценностных ориентациях людей в разных странах  ведется вокруг одних и тех  же проблем, но с разными “национальными”  решениями в следующих областях:

 

• социальное неравенство, включая отношения с властью
• отношения между индивидом и группой
• концепция мужественности и женственности в поведении
• то, как люди справляются с неопределенностью или относящееся к контролю агрессии и выражению эмоций
• восточное и западное представление о развитии семьи и общества

 

Согласно указанным пяти областям изучения национальной культуры, Хофстидом  для проведения эмпирических исследований были определены пять измерений культуры. Под категорию измерения попадает определенный аспект культуры или образцы поведения, концентрирующиеся вокруг решения определенной проблемы и которые могут быть измерены по отношению к другим культурам. Пять измерений соответствуют приведенным выше областям проблем, предлагаемых опрашиваемыми для решения, и получили у Хофстида следующие названия:

 

• дистанция власти (от малой - до большой)
• коллективизм против индивидуализма
• женственность против мужественности
• избежание неопределенности (от слабого - к сильному)
• долгосрочность против краткосрочности, или патернализм (от высокого - к низкому)

 

Каждый из указанных терминов уже отдельно изучался разными социальными науками. Однако все вместе они представляют собой “пятимерную” модель измерения различий между национальными культурами. Хофстид ввел балльную шкалу в каждое из этих измерений, что позволило ему с помощью данной модели дать каждой из стран характеристику, выраженную количественно.

 

Основу базы данных исследования Г.Хофстида составил материал, полученный им в  результате анкетного опроса работников компании ИБМ в различных странах. База первоначальных данных включала ответы на вопросник от работников, занятых на 72 зарубежных предприятиях, занимающих 38 разных должностей, говорящих на 20 языках. Всего за период с 1968 по 1972 гг. было получено 116 тыс. вопросников, включающих свыше 100 стандартных вопросов каждый. Данные также собирались на протяжении 80-х гг.

 

Статистический анализ был проведен Г.Хофстидом по данным из 50 стран. Полученные в ходе опроса ответы были расположены на пятибалльной шкале (1, 2, 3, 4, 5) и по ним делался  расчет средней (mean), например, - 3,43. Кроме всего прочего, данные были подвергнуты факторному и корреляционному анализу. На основе средней величины по каждому измерению вычислялся свой индекс или показатель: из средней величины вычиталась цифра 3, полученный результат умножался на 25 (или 20 - в случае с измерением “мужественность/ женственность”) и к нему добавлялась цифра 50. Таким образом, индексу придавалось измерение по шкале от 0 до 100 баллов. Так, если измерялась дистанция власти, то малая дистанция власти соответствовала одному количеству баллов, большая - другому. Одной из целей перехода к стобалльной шкале с помощью указанной формулы заключается, по мнению Г.Хофстида, в том, что каждая отвеченная позиция вопросника получает равный вес в вычислении индексов/показателей культуры.

 

Данные по России, опубликованные в 1993 г., не были получены Г.Хофстидом  из стандартных вопросников, а были рассчитаны по косвенным источникам: данные национальной статистики, описание российских архетипов в литературе и истории, результаты локальных исследований, близких по тематике к данной проблеме. Небольшое исследование по методике Г.Хофстида было проведено в Москве в Высшей коммерческой школе французским консультантом Даниэлем Боллингером (26) в октябре 1989 года. Тогда было опрошено только 55 слушателей этой школы. В этой связи возникла необходимость проведения более масштабного исследования в данном направлении. Ниже приводятся его первые результаты.

 

 

Хороша вера у дела

Пословица

Выдвигаемые автором  гипотезы

 

Выше было отмечено, что сила культуры проявляется в степени перехода относительно устойчивых образцов поведения у ее представителей в новые ценности и верования. Было также установлено, что эти образцы вырабатываются как реакция членов общества на взаимодействие с внешним окружением в целях адаптации к нему. Отсюда делается вывод о существовании связи между уровнем “устойчивости образца поведения” (от уровня формального поведения до уровня культуры) и степенью динамизма и сложности факторов воздействия (Рис. 2).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. 2. Ситуационное изменение  культуры и поведения

 

Под динамизмом факторов воздействия понимается то, как быстро меняются одни и те же внесенные факторы, влияющие на культуру (ценности, верования и т.д.) и поведение (действия и поступки). Сложность внешнего окружения характеризуется тем, как много разных факторов начинает влиять на культуру и поведение.

 

Следует отметить, что  изменения в поведении могут  привести к изменениям в культуре, и наоборот. В первом случае количество (рост числа образцов определенного поведения) как бы переходит в качество (формируется новый архетип), а во втором - качество (привнесенная новая ценность или верование) получает количественное подкрепление (реализуется все большим количеством людей в своем формальном поведении). Однако происходит это не неизбежно и не автоматически. Здесь имеется связь с той ролью, которую играет в этом процессе формирование культуры “изнутри” или заимствование культуры “извне” и обоснование при этом своего поведения.

 

Факторы динамизма и сложности внешнего окружения могут, с одной стороны, ускорять или замедлять эти процессы (верхний правый и нижний левый квадранты соответственно) или придавать им разную направленность (верхний правый и нижний левый квадранты). Поэтому в зависимости от величины степени влияния каждого из факторов следует определять уровень изменения культуры и поведения.

 

Случаем изменения культуры без изменения поведения является, например, то, что многие сегодня верят во вред курения, но при этом не бросают курить. Или другой случай, когда в российских коммерческих организациях многие люди верят в конкуренцию как “движущую силу”, но при отсутствии необходимого поведения (навыков и умений) еще не реализуют эту веру на практике. В таких случаях проблемой является то, что люди не обладают на данный момент требуемыми для изменения поведения способностями и подготовкой. Это связано с тем, что в результате высокой степени сложности факторов воздействия (ценности и верования) выработка по отношению к ним соответствующей реакции (поведение) идет с низкой степенью динамизма. Так, анализируя петровские реформы, П.Н. Милюков писал: “Думал ли Петр о том, что это было далеко не все, чему можно было вообще научиться у Запада? Понимал ли, что самому ценному, что было в содержании европейской культуры, вообще нельзя “научиться” так просто, а надо это нажить самим, воспитать в себе - совсем в ином смысле, чем он воспитывал своих современников?” (16; с. 157). Сегодняшним аналогом почти семидесятилетней давности выводу является расхожее у депутатов и чиновников выражение о так называемой “разработке механизмов” к тем или иным законам (или “экстрактам культуры” по Победоносцеву (19; с. 325)). Видимо современные думные дьяки все еще свободны от понимания того, что эти “механизмы” разработать нельзя, их можно только выработать в процессе кропотливой, усердной и систематической практической деятельности. Сравнить это можно, наверное, только с выращиванием редкого заморского дерева - сложным и длительным процессом.

 

Изменение поведения  без соответствующего изменения культуры можно проиллюстрировать на фактах, когда в российских “коммерческих структурах” работают люди со “старой закалкой” (не путать со “старыми людьми”), добросовестно и квалифицированно выполняющие порученную им работу. Работая в новых условиях, они, однако, еще не отказались от своих прежних взглядов на жизнь. В этом случае проблема состоит в отсутствии приверженности и последовательности в переводе своего формального поведения в термины новых ценностей и верований (или новую культуру).

 

Люди меняют свое формальное поведение либо из-за боязни потерять работу, либо получают удовлетворение от умения подстроиться к новому положению  дел, а не потому, что они на самом  деле глубоко ценят и верят  в то, что их просят сделать. То есть “дело пошло так, как обыкновенно бывает в подобных случаях в России: начали с исполнения (подчеркнуто - А. Н.)” (16; с. 166). Западные исследователи называют это “целесообразным поведением”, очень типичным для россиян (31; с. 135). В противоположность первому случаю здесь имеет место ситуация, когда в результате высокой степени динамизма факторов воздействия (идет по сути дела “обвальное” внесение все новых и новых образцов поведения в российскую действительность) процесс их “кристаллизации” или “одушевления” в новые ценности и верования идет медленно, а чаще всего остается на уровне формального поведения. Возвращаясь к опыту проведения петровских реформ, уместно вспомнить слова П.Н. Милюкова: “Ввести таким образом можно было только внешность культуры” (16; с. 157). Малиновый пиджак “нового русского”или костюм от Версаче, подобно “надетому Петром мундиру европейской культуры - на первый раз только развязал (читай - поведение; А. Н.), не обязывая (читай - культура; А.Н.) ни к чему… Все было можно, и ничто не было обязательно, кроме очередного приказания реформатора” (16; с. 145).

 

Важной посылкой является признание факта прерывности  русской истории (2; с. 45) и чередования  в ней “полосы белой, полосы - черной”. Известно, что периоды преобразований и перестроек сменялись эпохами консерватизма и застойной серости. “В результате каждая очередная фаза социально-культурной динамики оставалась незавершенной, новые представления и ориентации не успевали вытеснять старые, выработать устойчивые эталоны поведения” (11). Однако при детальном анализе хода нынешних реформ в России нельзя не согласится с тем, что низкая социо-культурная динамика, подтверждаемая и другими социологическими опросами и исследованиями (11), мало связана с мистифицированной устойчивостью имперских и “коллективистских” социо-культурных установок, которые лишь не надолго уступили новым веяниям.