Система колониального господства
подтачивала саму европейскую цивилизацию,
расистские теории отравляли сознание
европейцев, подпитывали национализм
и шовинизм, способствовали внедрению
в идеологию и массовое сознание культа
силы и национальной исключительности.
Борьба за раздел, и передел колоний резко
обостряла отношения между европейскими
державами.
Колониальная экспансия распространяла
многие атрибуты европейской
цивилизации на другие регионы
земного шара. Объективно складывались
новые контактные зоны взаимодействия
цивилизации. Вместе с тем преобладание
европейских держав, насильственное навязывание
европейской системы ценностей, часто
вступавших в противоречия с ценностями
других цивилизаций, вело к стиранию границ
и самой европейской цивилизации,
размыванию
ее особенностей и характерных черт.
Европеизируя мир, Европа как бы растворялась
в нем, утрачивая свою идентичность. Европейская
гегемония оборачивалась прологом к тому,
что получило название «закат Европы».
Поиски европейской идентичности
в наше время означают не
только поиск нового облика Европы,
политической архитектуры будущего европейского
дома, но и новое определение места и роли
Европы в современном мире. И то и другое
предполагает выход на иной уровень общеевропейского
диалога и взаимного сотрудничества, основанного
на признании за каждым народом права
полной свободы выбора своего исторического
пути. Необходим поиск единой для всей
Европы оси социальных, духовных и материальных
координат.
Европейская цивилизация действительно
стоит на крутом повороте. Но
и она может и должна обогащаться,
нести свои обновляющиеся ценности в будущее.
В современном мире чрезвычайно важно
раскрыть и использовать гуманистический
потенциал европейской цивилизации,
ее ориентированность на человека, ибо
нет задачи более значительной, чем сохранение
среды обитания, создание благоприятных
условий для преодоления отчуждения и
развития личности, достижение достойного
качества жизни.
5.
Русская культура
Вся история России и русской
культуры претерпевала многочисленные
поворотные пункты, точнее - ломки социально
- и культурно- исторического процесса.
Происходившая при этом смена ценностно-смысловых
систем и стилевых принципов культуры
(культурно- исторических парадигм), изменение
самого типа цивилизации, происходившее
«толчками» и готовившееся внешне незаметно,
«подспудно», была по сравнению с иными
типами цивилизаций особенно резкой и
глубокой.
В истории русской культуры
таких «ломок» культурно- исторической
парадигмы было боле четырех
(между «пятью Россиями»):
1. Крещение Руси;
2. Начало монголо-татарского ига;
3. Создание Московского царства
и утверждение русского самодержавия;
4. Религиозный Раскол и начало
Петровских реформ;
5. Осуществление крестьянской реформы
(отмена крепостного права);
6. Октябрьская революция 1917 года;
7. «Великий перелом»- сталинский
термидор (начало советского тоталитаризма);
8. Август 1991 года - крушение тоталитарной
режима и начало либеральных
реформ.
Нетрудно заметить не только
разрушительный, даже катастрофический
характер каждой из перечисленных социокультурных
«ломок», имевших далеко идущие культурно-
исторические последствия (помимо последствий
социальных и политических), но и их взаимно
противоположную направленность: Крещение
Руси и религиозный Раскол; порабощение
Золотой Ордой и самоутверждение Московского
царства; антикрепостническая реформа
и сталинская коллективизация; социалистическая
революция 1917 года и «вторая русская революция»
1991 года. Все это придает социокультурной
динамике России особенно противоречивый,
напряженный и радикальный характер, требующий
своего научного осмысления и корректного
объяснения.
Для понимания причин и характера,
происходивших в истории отечественной
культуры резких смен социокультурных
парадигм необходимо в каждом отдельном
случае внимательно проанализировать
возникающие в переломные моменты истории
состояния социокультурной неполноты,
общественно- исторической нестабильности,
неустойчивости, взаимного несоответствия
социальных предметов и культурных значений,
порождающие глубокие и нередко неразрешимые
противоречия.
Во
многих случаях культурно- исторические
парадигмы в русской истории
наслаивались друг на друга:
один этап еще не завершился,
в то время как другой уже
начался. Будущее стремилось осуществиться
тогда, когда для этого еще не сложились
условия, и, напротив, прошлое не торопилось
уходить с исторической сцены, цепляясь
за традиции и укорененные в обществе
нормы и ценности. Подобное историческое
наслоение этапов, конечно, встречается
и в других мировых культурах - восточных
и западных,- но в российской цивилизации
оно становится постоянной, типологической
чертой: язычество в Киевской Руси сосуществует
с христианством; традиции Византии в
Московском царстве переплетаются с монгольскими
новациями; в петровской России резкая
модернизация сочетается с глубоким традиционализмом
допетровской Руси; в советское время
глубоко укорененный в традициях западноевропейской
культуры марксизм соединился с российским
почвенничеством и религиозным фундаментализмом,
породив в результате чудовище сталинского
тоталитаризма. Периоды параллельного
сосуществования сменяющих друг друга
этапов и соответствующих культурно- исторических
парадигм длились в российской истории
подчас не десятилетия, а века.
Как бы ни отличались друг
от друга относительно «законченные»,
замкнутые в себе парадигмы
российского культурно- исторического
опыта между всеми ими есть
нечто общее, узнаваемое. Сколько
бы ни насчитывалось «Россий»
в истории русской культуры,- это
именно история русской, а не какой- либо
иной культуры, несмотря на всю несомненную
ее «прерывность», дискретность, несмотря
на все свои резкие, подчас весьма драматические
«разрывы». Общее, повторяющееся в истории
национальной культуры - это именно то,
что составляет основу традиций, культурно-
исторической преемственности и национального
менталитета культуры, что определяет
единство национальной культуры на всех
этапах и фазах ее становления и развития
как ценностно-смыслового единства.
Так, несомненно, деспотическое правление
Ивана Грозного имеет явные черты социокультурного
сходства с эрой петровских реформ и сталинским
«термидором» 1930- х годов. Не требуется
особых интеллектуальных усилий для того,
чтобы обнаружить определенное сходство
между эпохами Смутного времени, постпетровских
событий 18 века (бесконечной череды дворцовых
переворотов, ожесточенной борьбы за власть,
множества служебных и хозяйственных
злоупотреблений, экономического спада
и т.п.); всего происходившего в революции
1917 года и последующей гражданской войны
и, наконец, современного «обвала» тоталитарного
режима и советской империи, начавшегося
в августе 1991 года. Еще одну череду культурно-
исторических аналогий демонстрирует
сопоставимость эпохи екатерининского
«либерализма», Александровских реформ
начала 19 века, нэпа в 1920- е годы и середины
20 века («оттепель»)- периодов, характеризующихся
небывалым - по российским представлениям
- расширением духовных свобод и культурного
плюрализма и сопровождающихся время
от времени гневным «огрызанием» властей
на уж слишком распустившихся «инакомыслящих».
Все эти аналогии наглядно
характеризуют «пульсирующий» характер
российской истории: периоды невыносимого
социального давления, «сжатия», централизации
(в формах государственного деспотизма
и терроризма, безудержного насилия, выступающего
как средство тотального порядка и организации
во всех сферах материальной и духовной
жизни государства) сменяются периодами
«разрежения». Расслабления, превалирования
центробежных тенденций, распада государственной
целостности и социокультурного единства.
Исторически сложившийся на протяжении
тысячелетней истории России,
с ее постоянными «взрывами»,
«ломками», «скачками», менталитет
русской культуры отличается
особой, принципиальной противоречивостью,
двойственностью. Это противоречивое
единство культуры, не имеющей «середины»
и тяготеющей во всем к взаимоисключающим
крайностям, с одной стороны, отразило
каждый раз воспроизводящуюся, глубоко
укорененную социокультурную нестабильность,
непредсказуемость развития событий,
выражающуюся в «колебании» от одной крайности
к другой. С другой стороны, именно такая
«двусоставность» каждого значимого явления
русской культуры и российской цивилизации
и самого культурного «ядра» России открывала
перед русской культурой неисчерпаемые
возможности гибкого, почти мгновенного
приспособления к самым резким изменениям
в развитии социально- исторической действительности,
к всевозможным общественным катастрофам
и взрывам- революциям и гражданским войнам,
террору и деспотической форме государственного
правления, межнациональным конфликтам,
религиозному и атеистическому фанатизму
и нравственно- политической индифферентности.
Тысячелетняя история русской
культуры убедительно свидетельствует:
сущность национального менталитета
русской культуры заключается именно
в двусоставности ее ядра, являющего собой
буквальное «единство противоположностей»,
или, может быть, точнее - «раздвоение единого».
Отсюда и происходят такие
характерные свойства русской
культуры, как ее самокритичность,
способность к самоотрицанию, радикализм
в осуществлении переоценки ценностей,
острота и резкость дискуссий и полемики
по коренным мировоззренческим и более
частным культурным вопросам, особая системообразующая
роль критики в развитии общества и его
культуры. Отсюда же не только потенциальная
готовность русской культуры и общественной
жизни ко всяким конфронтациям и расколам,
начиная с религиозного и политического
и кончая эстетическим, чисто литературным,
но и настоятельная потребность в его
преодолении, в достижении и утверждении
некоего обобщающего и снимающего в себе
все противоречия «всеединства», как правило,
утопического, несбыточного, но от этого
не менее привлекательного и желанного
идеала.
6.КУЛЬТУРА
И ПРИРОДА
Природа и культура с позиций
современного понимания феномена
культуры- антонимы, противоположные,
но и взаимодополнительные составляющие
мира человеческого бытия. Биосоциальный
дуализм сущности самого человека
не мог не привести и к
такого же рода дуальности организации
среды обитания людей (пространственной,
временной, интеллектуальной и пр.), совмещения
в ней естественной природной компоненты,
обеспечивающей витальный аспект человеческого
существования (солнечное излучение, атмосфера,
вода, продукты питания, минеральные ресурсы),
и мира искусственных порядков, созданных
самими людьми и обеспечивающих коллективный
характер их жизнедеятельности. Этот мир
искусственных порядков как результат
целенаправленной человеческой деятельности
и принято определять в качестве культуры,
противопоставляя его природе. С подобных
позиций культура нередко определяется
как совокупность элементов природы, переработанных
людьми в своих интересах. Иначе говоря,
природа-это все, что еще не культура, а
культура- это все, что уже не природа.
Вместе с тем у ряда специалистов
такого рода категорическое противопоставление
природы и культуры не встречает
поддержки. При этом они апеллируют
к данным социобиологии, дающей
достаточно оснований для определения
социального поведения животных как
функционального (а порой и непосредственно
технологического) аналога человеческой
культуры, по крайней мере, в ее сегментах
жизнеобеспечения, социальной организации,
регуляции и коммуникации и некоторых
других. С этой точки зрения нет жестких
границ между социальным поведением животных
(как явлением природы) и социальным поведением
людей (как явлением культуры), а основное
различие природы и культуры заключается
преимущественно в уровне сложности используемых
способов и средств адаптации, консолидации,
саморегуляции, трансляции опыта следующим
поколениям (обучения) и пр. При этом отмечается,
что разрыв в уровнях сложности технологий
жизнедеятельности между приматами и
верхнепалеолитическими людьми во много
раз меньше, чем между теми же верхнепалеолитическими
и позднепалеолитическими культурами
(не говоря уже о более поздних городских
цивилизациях). При таком подходе противопоставление
природы и культуры в значительной мере
утрачивает смысл. Культура начинает рассматриваться
как особый этап общей эволюции природы,
на котором адаптация к среде посредством
изменения видовой морфологии (у растений)
и сочетания процессов видовой изменчивости
со сменой стереотипов поведения (у животных)
полностью вытесняется адаптивными реакциями
посредством изменения и усложнения технологий
и форм жизнедеятельности (у людей), включая
и формирование искусственной среды обитания
(что частично имеет место и у животных-
жилища, тропы, плотины).
Так или иначе, но все специалисты
согласны с тем, что культура
обладает таким специфическим свойством,
как ненаследуемость социального опыта
генетически, а освоение его последующими
поколениями только методом обучения
и подражания (что, впрочем, свойственно
и многим видам высших животных). По всей
видимости, именно здесь, в вопросе о механизме
накопления, обобщения и трансляции опыта
жизнедеятельности пролегает основная
грань между природой и культурой.
Следует отметить и еще один
важный аспект соотношения природы
и культуры- культуру природопользования
(экологическая культура) людей (включая
культуру физического воспроизводства
и реабилитации самого человека как биологического
существа). По мере развития технических
средств и роста эффективности технологий
переработки материалов природы в человеческих
нуждах все острее становится вопрос о
нарушении баланса воспроизводства природных
экосистем, разрушении жизнеобеспечивающих
возможностей ландшафтов, вмешательстве
в естественный отбор, поддерживающий
«биологическое качество» человеческих
популяций. Хотя эта проблема встала «в
полный рост» только во второй половине
20 века, на самом деле разрушительное вмешательство
человека в природную среду имело место
и в далеком прошлом (верхнепалеолитический
продовольственный кризис в связи с массовым
истреблением мамонтов и других крупных
животных; деградация ландшафтов, вызванная
масштабным скотоводством,- гибель лесов
в Греции, молодая поросль которых поедалась
многочисленными козами, опесчанивание
Сахары и ряда районов Евразийской степи
как результат скотоводства; изменение
ландшафтов Европы и Китая в связи с массовой
распашкой, вырубкой и выжиганием лесов
под земледельческие нужды и т.п.). Таким
образом, проблема культуры природопользования,
обобщения исторического опыта в этой
сфере и выработки принципов неразрушающей
эксплуатации ландшафтов по существу
один из «вечных» вопросов бытия человека
на Земле и норм его социокультурного
функционирования, пока еще не нашедших
сколь- либо комплексного позитивного
решения. Ода из сторон этой проблемы -
мера допустимости искусственного (культурного)
вмешательства в биологическую природу
самого человека, лишения его жизни или
каких- либо частных природных свойств,
да и вообще «оборотная сторона» медицины,
препятствующей природной «выбраковке»
нежизнеспособных особей (аборты, эвтаназия,
смертная казнь, стерилизация, трансплантация
органов или замена их искусственными,
генная инженерия, зачатие в состоянии
интоксикации и пр.). Все эти вопросы не
только социальные, но и прямо связанные
с соотношением природы и культуры в самом
человеке.