Символический язык сакральных текстов

    Символы играют важную роль во взаимодействии человека с трансцендентной реальностью, которая не дана ему непосредственно и с которой он не может входить в прямой контакт по собственному желанию. Отягощенный материальностью, человек всегда находится как бы рядом с нею, сознавая наличие границ, отделяющих его от метафизического мира. Создаваемые им символы позволяют перебрасывать «мост» через кажущуюся пропасть и соединять то, что представляется разъединенным.

    Символы способны уводить воображение и мысль в таинственные семантические лабиринты, в беспредельные глубины того, что непостижимо. В любом случае они никогда не доводят человеческое сознание до конечного пункта, не раскрывают перед ним зашифрованную в них тайну.

    Художники–символисты, связанные с традициями пантеизма и  философскими учениями Я. Беме, Б. Спинозы, Э. Сведенборга, Ф. Шеллинга, И. В. Гете, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гартмана, видели в символах не только инструмент преодоления стереотипов индивидуалистического мировосприятия, но и средство формирования нового типа отношения к миру.

    Во  второй половине XIX в. и в начале XX в. в европейской литературе в рамках символизма наиболее плодотворно проявили себя А. Рембо, П. Валери, П. Верлен, П. Клодель, Э. Верхарн, М. Метерлинк, Г. Гауптман, Р. М. Рильке, О. Уайльд, Г. Ибсен, К. Гамсун и др., а в живописи — П. Гоген, П. Клее, А. Матисс, Э. Мунк, М. Чюрленис и др. В русском изобразительном искусстве в русле парадигмы символизма работали художники Л. Бакст, В. Э. Борисов-Мусатов, М. А. Врубель, К. С. Петров-Водкин, П. Н. Филонов и др. Их творческие искания были устремлены за пределы плоского натурализма, к идеалам возвышенной духовности, которая вбирала в себя опыт многих древних религий мира, но была слабо связана с христианством.

    2.2. Язык аллегорий.

    Суть  аллегории, как риторической фигуры иносказания, состоит в речевом или живописном использовании конкретных образов с целью более впечатляющего выражения и более доходчивого пояснения какой-либо отвлеченной идеи или абстрактного принципа. Она позволяет обнаружить и вывести на передний план какую-либо неочевидную идею или некий скрытый смысл через их косвенное описание. Так, мастера эпических, религиозных, философских и художественных текстов способны создавать целые «гирлянды» аллегорий, не только украшающих тексты, но и проливающих свет на присутствующие в них глубинные смыслы.

    В аллегории начало рациональное уравновешивается началом эмоционально-образным. Устремленные друг к другу, они взаимно высвечивают друг в друге те или иные содержательные грани и являют некую новую целостность. При их восприятии усилия чувств и разума соединяются в единый вектор процесса понимания.

    Аллегорический  метод издавна использовался  экзегетами при толковании Библии для  рационального прояснения ее содержания. Он был целесообразен чаще всего в тех случаях, когда буквальное истолкование определенных фрагментов Священного Писания представлялось по каким-то причинам неуместным и неприемлемым. 

    Основная  черта аллегорических толкований заключается в том, что они позволяют усматривать в библейских идеях и образах дополнительные содержательные грани и неявные смысловые оттенки. Благодаря им буквальный смысл может не только расширяться и углубляться, но и трансформироваться. Здесь толкователи всегда помнили о поджидающей их опасности — о том, что можно незаметно для себя перейти смысловую границу, которая дозволена содержанием текста, ведь тогда может возникнуть ложное истолкование, не приближающее, а удаляющее от понимания истинных библейских смыслов.

    Преимущество  аллегорического метода состоит  в том, что он позволяет отойти от буквализма в толковании многогранных библейских истин и образов. Данный метод применялся при толковании Ветхого и Нового Заветов Филоном  Александрийским, Климентом Александрийским, Оригеном и другими богословами. Так, Филон Александрийский видел в ветхозаветной истории свидетельство странствий человеческой души, пытающейся постичь замыслы Бога и понять себя. Ориген выделял три способа толкования Библии — буквальный, моралистический и духовно-аллегорический. При этом он считал последний способ наиболее подходящим к особенностям Священного Писания.

    Ириней  Лионский, взглянувший на аллегорический метод с другой стороны, увидел в  нем отрицательное начало, позволяющее врагам Церкви и тем, кто далек от истинного понимания Библии, искажать подлинные смыслы Священного Писания или же прикрывать красочными образами свое непонимание.

    Что касается современных богословов, то протестантские теологи, в отличие  от католических, допускающих аллегорические толкования Библии, избегают обращений к этой форме экзегезы и настаивают на необходимости искать смыслы Писания в нем самом, а не в побочных ассоциативных «зигзагах» мысли и всплесках воображения.

    Аллегория широко использовалась в качестве художественного приема в средневековой литературе. Характерным примером может служить поэма Пруденция «Психомахия» (конец IV — начало V вв.), рисующая картины сражений между Добродетелями и Пороками. В XII в. увидели свет аллегорические поэмы Бернара Сильвестра («О всеобщности мира, или Космография») и Алана Лилльского («Против Клавдия»). В XIII в. появился аллегорический «Роман о Розе» Гийома де Лорриса и Жана де Мёна.

    Аллегорический  метод нередко приходил на помощь тем живописцам, которым требовалось передать смыслы неизобразимых речений Иисуса Христа. В результате стали появляться образы, соответствующие, например, отдельным заповедям Нагорной проповеди. 

    В Германии в период Реформации получили распространение гравюры-аллегории, названные «Мельница Бога». На них изображались Бог-Отец, восседающий на облаках, и Иисус Христос в образе мельника, ссыпающего в мельничную воронку четырех евангелистов. Здесь присутствовала надпись: «Мельница долго стояла без работы, будто бы умер мельник». В них подчеркивался сугубо протестантский смысл аллегории, указывающей на то, что католическая церковь не выполняла своего предназначения до тех пор, пока благодаря Реформации не открылся путь к истине через Христа, евангелистов и весь Новый Завет.

    В XV — XVI вв. в Англии и Франции в  русле аллегорической эстетики сложился самостоятельный жанр дидактической  драмы — моралитэ, суть которой заключалась в том, что перед зрителем представали аллегорические персонажи, олицетворявшие грехи и добродетели. Между ними разыгрывались сцены борьбы за душу героя. При этом сцена могла выступать в качестве малой модели мироздания, а главный герой мог символизировать весь человеческий род, раздираемый противоречиями между добром и злом.

    2.3. Язык метафор.

    Метафора — это иносказание, в котором признаки одного предмета переносятся на другой, чтобы сделать высказывание более ярким и впечатляющим. Использование слова или выражения в переносном смысле может основываться либо на сходстве сопоставляемых вещей, либо на существующем контрасте между ними. В теории литературы метафоры подразделяются на олицетворяющие и овеществляющие, простые и развернутые, метафоры-символы и метафоры по сходству и т. д.

    Метафорами  насыщены сакральные тексты. Они в  изобилии присутствуют в Библии. Необходимость их использования священнописателями возникала каждый раз, когда они начинали говорить о Боге. Убежденные в непостижимости великой тайны, которую несет в себе Бог-Творец, они находили способ говорить о Нем и Его делах при помощи языка метафор, которые при этом носили либо антропоморфный, либо «физиоморфный» характер, т. е. образы-сравнения черпались как из сферы человеческого существования, так и из мира стихийных проявлений космической, природной, органической жизни. Не дававшие исчерпывающих характеристик Бога, что было невозможно, эти метафоры, тем не менее, как бы приближали Бога к пределам человеческого понимания, вводили Его в круг человеческих представлений, порождали у читателя ощущение как величия Творца, так и Его способности снисходить до человека.  

    Когда пророк Иезекииль узрел явление  Бога перед ним, то он в своем описании этого видения воспользовался синтетической  метафорой, в которую входили  образы облака и огня, сияния и радуги, топаза и сапфира, льва и орла, меди и колесницы: «И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него; и из середины его видно было подобие четырех животных, — и таков был вид их: облик их был, как у человека… И шли они, каждое в ту сторону, которая перед лицем его; куда дух хотел идти, туда и шли; во время шествия своего не оборачивались. И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня и молния исходила из огня. И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния… И когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего, сильный шум, как бы шум в воинском стане; а когда они останавливались, опускали крылья свои. И голос был со свода, который над головами их; когда они останавливались, тогда опускали крылья свои. А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. И видел как бы пылающий металл, как бы вид огня внутри него вокруг; от вида чресл его и выше и от вида чресл его и ниже я видел как бы некий огонь, и сияние было вокруг него. В каком виде бывает радуга на облаках во время дождя, такой вид имело это сияние кругом. Такое было видение подобия славы Господней. Увидев это, я пал на лице свое, и слышал глас Глаголющего, и Он сказал мне: «Сын человеческий! стань на ноги твои, и Я буду говорить с тобою…»» (Иез. 1, 4 — 2, 1).

    Метафора  — это не только выразительное  языковое средство, но и важный мыслительный инструмент, которым всегда пользовались обладатели как религиозного, так и секулярного сознания — литераторы, ученые, философы, культурологи. В ряде случаев метафоры имеют значения и смыслы, которые не умещаются в художественно-эстетические рамки, что позволяет философскому сознанию прибегать к разнообразным мировоззренческим метафорам. Таковы, например, фундаментальные, описывающие мир метафоры «мир-часы», «мир-машина», «мир-организм» «мир-текст» и др.

    Для современного христианского сознания важное значение имеет метафора ковчега, позволяющая с предельной наглядностью увидеть такие реалии, как малость человеческого рода и глубинная близость, связывающая всех обитателей Земли, являющихся Божьими творениями, которым Творец даровал возможность существования.

    Метафоры, равно как символы и аллегории, будучи полиморфными эстетическими  структурами, несут в своем содержании богатый опыт мироосмысления. Это  позволяет им активно участвовать  в духовной жизни личности и социума, выявлять в жизненной стихии значимые семантические, ценностные и нормативные структуры и тем самым открывать дополнительные возможности для их углубленного понимания.

    §3. Сакральный язык Библии.

    3.1. Духовный язык.

    О путях духовной эволюции человека однозначно свидетельствует развитие средств выражения мысли – знаки-символы устной и письменной речи. Насколько точно эти знаки подобны сущности мысли, настолько же ясно человек понимает ту или иную открывшуюся его духовному взору закономерность в изменении порядка мира.

    Внутренне-согласованные  системы знаков образуют алфавит языка. Развитие языка шло в направлении уточнения отношений подобия знак–сущность и увеличения универсальности в передачи смысла комбинациями знаковой системы [14]. Начавшись от архаично-универсальных пиктограмм-рисунков (иероглифов), язык обрел у каждого духовно-самостоятельного народа алфавитно-звуковой ряд знаков-букв. Развитие словотворческого аппарата прачеловека, в соответствии с его фенотипом, подобно воспроизводит каждый ребенок в процессе овладевания родной речью. Благодаря этому подобию, во всех языках наблюдается закономерность: чем естественней и проще образуемый голосом звук, тем более он распространен и значим в семантике речи.

    Закономерным  этапом развития языка является возникновение  наднационально-универсальных научных языков, образованных из семантических терминов и абстрактных символов – формальные языки логики, физики, математики. Универсальность этих специальных языков ограничена пределами, которые устанавливаются объективными критериями истины – воспроизводимостью результатов опытной проверки или логического доказательства.

    Духовный  портрет каждого человека сохраняет  в себе отличительные признаки своего рода. Роды (народы) изначально обособились  друг от друга под воздействием геоматриц [15]. Язык кодируется на самом высшем уровне организации метрики генома человека под воздействием ЭФ среды и связанных фотонов [12]. Именно поэтому письменно-звуковые особенности языка могут многое сказать о пути и уровне духовного развития народа: По письму можно изучить или, по крайней мере, судить о национальном характере мышления людей, его создавших. Мышление народа, обладающего высоким, строгим, монументальным письмом, несомненно, отличается от мышления народа с мелким, орнаментальным письмом.