Символический язык сакральных текстов

    При этом возможно большое разнообразие способов выражения символической  семантики в языковых и речевых  единицах, что объясняется достаточной разработанностью языкового инструментария, которым оперирует современный человек: метафоры, метонимии, пословицы, поговорки, устойчивые выражения и т.д.

    Современный человек по-прежнему живет в мире символов, и основными символическими образами, которые по-прежнему сопровождают его и формируют представления о добре – зле, плохом - хорошем, являются Бог и его вечный антипод Дьявол. Их борьба заключает в себе символический смысл стремления человечества к духовному и моральному совершенству. Как отмечает И.С. Кон, идеологические образы более систематичны и нормативны; образы богов, литературных героев являются эталоном для подражания носителей данной культуры, что способствует формированию иерархии ценностных ориентиров культуры [6, 127]. 

    Символизм Бога и Дьявола служит человеку уже на протяжении многих столетий для концентрации представлений о Добром и Злом началах в культурной традиции, а смысл символа, по мнению Ю.М.Лотмана, как раз и заключается в выполнении роли важного механизма памяти культуры, которое служит, передавая идею некоторого содержания, планом выражения для другого, культурно более ценного содержания [7, 191]. 

    Остановимся на некоторых способах выражения  символических представлений о Боге и Дьяволе в русской культуре. Например, в следующей метафоре из «Лебединого стана» М.Цветаевой: «А Бог-то при чем? Бога-то, на святость ту глядя, с души воротит. Изничтожил бы он свой мир, кабы мог! Нет, ты мне Богом не заслоняйся! Бог – Свет: всю твою черноту пропущает. Ни он от тебя не черней, ни ты от него не белей» – реализуется такая символическая черта Бога, как добро. Она передается посредством символического значения слова свет, так как свет в европейской христианской традиции символизирует благо, стремление к высоким нравственным идеалам. Недаром, в Библии говорится, что в начале Бог создал свет. Соответственно, темное, черное оценивается отрицательно и связывается с дьяволом. 

    Следующую группу словесных единиц, в которых  отразились представления о Боге и Дьяволе как символах, составляют фразеологизмы, включая пословицы. В пословицах русского народа запечатлена вера людей в то, что Бог помогает, а черт путает, толкает к греху:

    Бог дает путь, а дьявол - крюк.

    Бог дал, а с чертом потягаемся.

    Господь умудряет слепца, а дьявол искушает чернеца.

    Бога не гневи, а черта не смеши!

    От  Бога отказался - к сатане пристал.

    Бог любит праведника, а черт – ябедника. 

    Представляется, что исследования в данном направлении позволят выявить многие другие способы выражений символической информации о Боге и Дьяволе как в культуре, так в языке и речи. Возможно, это, в свою очередь, даст возможность лучше сформировать представление о предназначении символики в современной истории нашего общества.

    §2. Символ, аллегория и метафора в языках сакральных и художественных текстов.

    Язык  искусства — это знаковая система, обеспечивающая существование и развитие художественно-эстетической реальности. Его основными элементами являются художественные образы, выступающие не только носителями определенных смыслов, но и обладающие высокой степенью выразительности, способностью к непосредственному воздействию на человеческие чувства.

    Своеобразие каждого художественного произведения обусловлено в значительной степени  уникальностью образного языка. Она проявляется в том, что художественный текст невозможно перевести на другой язык с абсолютной точностью. Даже при самом квалифицированном переводе за пределами всегда останется часть того материала, который придает оригиналу истинную художественность.

    Сходным образом дело выглядит и там, где  автор пытается с максимальной полнотой и точностью воссоздать на художественном языке то, что его занимает и волнует. Далеко не всё, чем богата его душа, находит воплощение в соответствующих образах, не всё, что он чувствует, можно передать словами.  

    В сходной ситуации оказывается и читатель, обнаруживающий, что в процессе восприятия художественного произведения он не в состоянии найти в тексте все, что ему хотелось бы узнать о тех мирах, в которых существовал автор и продолжают существовать его герои.

    Почему так происходит? Одна из причин этого заключается в отсутствии единственного универсального языка образов, не имеющих смысловых, ценностных и нормативных значений, которые представляли бы собой константы, неизменные в веках. Люди, создающие произведения искусства или воспринимающие их, вынуждены пользоваться ограниченными языковыми средствами, выбирая их из великого множества всевозможных знаковых систем. Но это не уменьшает стремлений многих художников к тому, чтобы опираться в процессе творчества на «художественно-эстетические универсалии, сохраняющие свое первородное значение в любых пространственно-временных координатах». Этим и объясняется тяготение творческого сознания к языку религиозных символов.

    Русский философ и поэт серебряного века В. Иванов считал, что язык искусства уже по определению носит религиозно-символический характер. Он видел в символизме искусства упреждение той предполагаемой религиозной эпохи языка, где господствуют две раздельных речи — речь об эмпирических вещах и отношениях и иератическая речь пророчеств о предметах и отношениях высшего порядка. Первая состоит из логически выстроенных аналитических суждений, вторая носит мифологический характер, поскольку ее основой служат мифы, выступающие в качестве динамических модусов символов.

    Каждый  символ — это одновременно двигатель  и движение, действенная сила и  непосредственное действие. Поэтому  художник, в совершенстве владеющий  языком искусства, предстает, по мнению В. Иванова, в качестве «тайновидца», свидетельствующего о сокровенных «связях сущего».

    Художественность  входит составной частью в религиозность. Истинная художественность всегда мистична. Это хорошо видно на примере того языка, которым пользовался Иисус  Христос. Для Него религиозное и  художественное начала — это не внешне соприкасающиеся, а взаимопроникающие факторы. Далеко не случайным является то, что язык Христа — это язык притч. «Существует мнение, — писал искусствовед В. Вейдле, — что язык Евангелий (особенно первых трех) безыскусствен, по-детски прост и этим именно хорош. Но язык этот, во всяком случае, поэтический, а не практический язык, и поэтичность его еще обостряется, подъемлется ввысь, когда евангелист передает прямую речь Спасителя. Простота и безыскусственность, т. е. отсутствие нарочитости и риторики, не мешает поэзии (или, что то же, словесному искусству), а помогает. Нагорная проповедь и притчи, разумеется, не проза (в смысле языка, исключающего поэзию), а поэзия; можно даже сказать, что они, в отличие от остального евангельского текста, поэзия, исключающая прозу. И, тем не менее, рассматривать их как художественные произведения, как предметы эстетического восприятия должно казаться неуместным не только верующему, но и всякому, кто наделен достаточной душевной или хотя бы одной художественной чуткостью. К ним нельзя относиться как к художественным произведениям не потому, что они нечто другое, не художественное, а потому, что поэзия и искусство, заключенное в них, неразрывно включено во что-то, что выше, глубже и шире всякого искусства… Искусство не включает в себя религию; но религия включает в себя искусство. Оттого-то и говорит она «только в притчах», образами, символами и вообще выражающими свой смысл словесными или другими знаками, обозначающими понятия и эмпирические «предметы». Оттого-то и говорит она на языке искусства, как на своем родном и единственно для нее пригодном языке».

    Вейдле  указывает на то, что хотя религия  и включает в себя искусство, оно может «выключиться», «выпасть» из неё. Однако, как бы оно не пыталось обособиться, удалиться от религии, язык его так и останется мифологическим. И в этом оно будет похоже на религию. Изменившись внешне, искусство внутренне, на уровне языка будет сохранять свое подобие религии.  

    Религия, по словам Вейдле, не знает другого  языка, кроме языка искусства. Но язык этот может передавать самые разные смыслы, в том числе и те, которые не просто не сводимы к религиозным смыслам, но и прямо противоположны им. Во все времена наряду с религиозным искусством существовало и другое искусство — любовная лирика, некультовая музыка, оформление домашней утвари, нарядов и жилищ, но ничто не может заменить религию в ее роли великой хранительницы и защитницы ее сокровенных смыслов.

    Какие же языковые средства используются в  сакральных текстах и в тех  художественных произведениях, которые непосредственно связаны с ними?

    2.1. Язык символов.

    Одному  из виднейших христианских мыслителей, вошедшему в греческую патристику под именем Псевдо-Дионисия Ареопагита, принадлежит трактат «Символическое богословие», не дошедший до нас в его первозданном виде, но реконструированный позднейшими исследователями в его основных пунктах. Он содержал ряд идей, имеющих принципиальную важность для понимания сути христианского символизма.

    Для Ареопагита мироздание иерархично, и  человеческий дух имеет возможность  восходить по его ступеням в стремлении обрести высшее знание о Боге. Через тексты Священного Писания, через образы искусства, знаки и символы человек становится причастен к духовному свету, нисходящему из сакральной выси. Многозначность содержания символов существенно затрудняет их понимание. Во многих естественных и искусственных символах истина скрыта от непосвященных. Но христианин должен уметь прочитывать значения символов, верно понимать и толковать их.

    Среди символов различаются два основных вида — «подобные» и «неподобные». Первые имеют сходство с обозначаемыми реалиями, а у вторых такого сходства нет. Его отсутствие побуждает человеческий дух устремляться на поиски того, что стоит за данным символом. Порой самые незначительные предметы могут оказаться символами высокой духовности. Когда же человек достигает истинного смысла символа, он испытывает явное духовное наслаждение.

    В современном понимании символ — это социокультурная форма, указывающая на определенные смыслы, ценности и нормы, которые в ней не присутствуют, а лишь подразумеваются в силу соответствующих социальных конвенций. Символы вездесущи, что позволяет философам говорить о протекании духовно-практической жизни человека в «символической вселенной», где за каждым знаком, словом, звуком, жестом обнаруживаются «концентрированные сгустки смыслов, спрессованные социально-историческим временем и опытом многих поколений».

    Символы в этой «вселенной» подразделяются на несколько разновидностей:

    1) коммуникативные символы, обслуживающие межчеловеческое общение — жесты, взгляды, выражения лиц, условные фигуры этикетного, обрядового, ритуально-церемониального характера;

    2) научные символы в виде знаков, цифр, букв, формул, обслуживающие познавательную деятельность людей;

    3) художественные символы, играющие важную роль в живописи, архитектуре, музыке;

    4) политические символы, обслуживающие деятельность государственных институты, выполняющие задачи организационного, управленческого, идеологического, представительского характера;

    5) религиозно-метафизические символы, обладающие наиболее сложной семантикой, позволяющие видеть в сопутствующих человеческому существованию нормах, ценностях и смыслах знаки высших, сверхличных сил, сотворивших мир, поддерживающих в нем порядок, обеспечивающих функционирование религиозного сознания и деятельность церковных сообществ.

    Любой из миров, в котором живет человек (природный, социальный или духовный), можно рассматривать как мир символов.

    «Храмом символов» можно считать не только природу, но и культуру, и цивилизацию. Человек склонен видеть в проявлениях истины, добра, красоты, справедливости знаки свидетельства Божественных откровений, а зло, безобразие, пороки, преступления рассматривать как знаки близкого присутствия темных сил. Через символы человеческая душа прикасается к трансцендентному миру или, как считал Платон, вспоминает о нем, о тех временах, когда она была слита с ним в одно целое.

    Смысловая полифоничность символа — это следствие присутствия в нем «сверхсмыслов», «сверхценностей» и «сверхнорм» абсолютного характера. Фокусируясь в символе, они открывают возможности для герменевтики, бесчисленных прояснений, толкований, интерпретаций. Внутри каждого символа громоздятся «монбланы» разнообразных значений, позволяющие ему активно и сколько угодно долго участвовать в духовной жизни бесчисленных поколений.