Мировой опыт и возможные сценарии содействия формированию толерантности в Санкт-Петербурге

     Согласно данным масштабного социологического исследования, проведенного специалистами из университета криминалистики Нижней Саксонии среди подростков мусульманского вероисповедания из иммигрантских слоев, чем больше молодой человек религиозен, тем больше у него склонность к насилию и хуже проходит интеграция в немецкое общество. Результаты исследования, в ходе которого в период с 2007 по 2008 год были опрошены 45 тысяч респондентов, стали неожиданными для самих исследователей⁵. Большая часть правонарушений с применением насилия (23,5 процента) приходится на "очень религиозных" молодых людей мусульманского вероисповедания, меньшая часть (19,6 процента) — на тех, кто "немного религиозен".

     Среди очень религиозных молодых людей турецкого происхождения лишь 21,7 процента имеют немецких друзей, только 14,5 процента считают себя немцами и всего 11,5 процента посещают среднюю школу. При этом подавляющая часть респондентов родились в Германии. Среди малорелигиозных турецких подростков друзей-немцев имеют 43 процента, более половины ощущают себя немцами, а школу заканчивают 22 процента.

     Схожая ситуация сложилась и в других западноевропейских странах,  столкнувшихся с проблемой массовой иммиграции людей с отличным от них этнокультурным происхождением. Крайне сложная ситуация осложняется отсутствием конкретных действий со стороны властей, и,  развиваясь сама по себе,  приводит к накоплению взаимного негатива с обеих сторон. Ситуация тупиковая и может иметь самые печальные последствия. При самом плохом развитии событий праворадикальные течения,  уже сейчас набирающие силу,  могут столкнуться с исламским религиозным фанатизмом, регулярно подпитываемом из-за рубежа. Ни одна из сторон не станет вспоминать о толерантности кроме как в издевательском ключе,  вспоминая свои и чужие ошибки прошлого. Подводя черту, уместно привести высказывание Владимира Путина: «…если местное население видит, что государство их не защищает, то это ведет к тому, что радикальные элементы начинают прорываться во власть. И появляются радикальные элементы с другой стороны, которые начинают с ними бороться. Ситуация обостряется... Это путь в никуда»⁶. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

5. Ситуация  на территории России

     Как известно из расхожей фразы,  пущенной в ход не самыми умными  людьми, в СССР секса не было, но ситуация с рождаемостью поистине странным в такой ситуации  образом была не в пример лучше нынешней. Аналогичная ситуация наблюдалась и в контексте межнациональных отношений. В Советском Союзе была предпринята попытка создания «советского народа», в целом родственная американскому плавильному котлу, реализовывалась политика построения миролюбивых взаимоотношений между разными народами. За короткий период времени был осуществлен огромный экономический,  социальный и культурный прогресс, вкупе с созданием массовых детских и юношеских организаций сгладивший межнациональные различия и сделавший возможным не единичное, а широко распространенное заключение браков между представителями разных народов.

     Конечно,  глубокие различия в экономической структуре обществ разных народов советских республик не могли быть сглажены за несколько десятилетий, как и религиозно-культурные барьеры. Но,  тем не менее,  уже в послевоенные годы национально-смешанные семьи превратились в достаточно широко распространённое явление. По данным переписи 1959 года,  таких семей насчитывалось 10%, а в 1979 году – уже более 15%. Такая динамика не могла не способствовать уменьшению вероятности межнациональных конфликтов и сглаживанию тех противостояний , что уже были.

     К сожалению, запущенные в советские времена социальные процессы не получили достаточно времени для успешной реализации и уже к конце советского периода,  при ослаблении влияния Москвы в национальных республиках,  наметился ряд межнациональных конфликтов,  вкупе с общим ростом национализма – в первую очередь, по отношению к русским,  вызвавшая массовый отток русских в РСФСР,  во вторую –по отношению к соседям. Широко известна крайне националистическая политика Прибалтийских стран, Молдавии и Туркменистана, заключавшаяся в упразднении из повседневного и официального обихода русского языка,  практически абсолютном переходе образования на местные языки и в создании поощряемой сверху бытовой ксенофобии по отношению к русским. Не менее широко известны ожесточенные вооружённые конфликты за Нагорный Карабах между Арменией и Азербайджаном и между Грузией,  Абхазией и Осетией,  пришедшиеся на самое начало 1990-х годов и приведшие к массовым жертвам среди мирного населения. В ряде  регионов бывшего СССР, населенных мусульманами и быстро попавшими под влияние ваххабизма представителей других религий (православия) в целом и русских в частности практически не осталось – они были либо убиты, либо вынуждены бежать,  как это было на Северном Кавказе.

    Кризисные социальные и экономические явления начала 1990-х годов в экономике стран СНГ привели к катастрофическому падению уровня жизни не только на территории России,  но и на всем постсоветском пространстве. Практически полное исчезновение промышленных предприятий  и организованного сельского хозяйства привело к массовой безработице местного населения,  вынужденного искать средства к существованию. Параллельно с этими процессами  шли ожесточенные локальные войны из-за обострившихся старых территориальных и межэтнических конфликтов.

     В итоге,  несмотря на стремительно увеличившуюся конфронтацию между русскими и представителям многих соседних народов,  основным направлением миграционных потоков на территории СНГ стал отток беженцев и безработных,  ищущих более обеспеченной и спокойной жизни,  в Россию. Провалившиеся либеральные реформы в экономике РСФСР и России привели к тяжелейшим последствиям,  по силе экономического урона сравнимые с Великой Отечественной войной, но  в целом ситуация в крупных российских городах была несравнимо лучше, нежели в республиках СНГ. Возможность трудоустройства и большая социальная стабильность привлекла большое количество выходцев из стран бывшего СССР,  поток которых к началу 2000-х годов разделился на мигрантов,  перебирающихся в Россию на постоянное жительство и только иногда поддерживающих связи с исторической родиной,  и на сезонных рабочих, приезжающих как правило в поисках заработка и работающих в основном без каких-либо необходимых документов и разрешений, необходимого для поддержки оставшихся на родине семей. В значительной степени, к первой группе относятся выходцы с Кавказа и Закавказья,  ко второй – из Средней Азии, Молдавии и Украины.

     Значительные различия в культурных традициях и правопонимании между приезжими и местными жителями не могли не стать поводом для роста преград в межнациональном понимании и общении. Свою роль сыграло порой широко распространенное неприязненное отношение русских к выходцам с Кавказа и Закавказья, на которых легла коллективная ответственность сначала за организованные их соотечественниками и земляками  этнические чистки и порой откровенный нацизм по отношению к славянским народам, потом – за войну на Северном Кавказе, а позднее – за совершенные исламскими экстремистами теракты. Поэтому формирование толерантных взаимоотношений между приезжими и местным населением стало насущной потребностью российского общества,  поскольку данные статистики и цифры опросов населения неутешительны.

     По данным опроса российского ВЦИОМ за последние три года, большинство россиян (около 69%) отрицательно относятся к приезду большого числа мигрантов в Россию, и лишь 21% респондентов оценивают это явление положительно⁷.

     По данным ФМС, количество только легальных трудовых мигрантов, работающих в России, стабильно растёт: в 2003 г. — около 380 тыс., в 2004 г. — 460 тыс., в 2005 г. — более 702 тыс., в 2006–2008 гг. — примерно по 1 млн чел. в год.

По опросам  фонда «Левада-центр» за последние три года, не менее 60% россиян считают необходимым законодательно ограничить приток трудовых мигрантов, и лишь 22% предлагают не возводить на пути гастарбайтеров административных барьеров. Хуже всего россияне относятся к мигрантам с Кавказа (около 50% респондентов заявили о своем негативном отношении). На втором месте в таком своеобразном «антирейтинге» — китайцы ( около 46%), далее следуют вьетнамцы (42%), выходцы из Средней Азии (31%) и цыгане (30%)⁸.

     Судя по результатам подобных социальных исследований, россияне очень остро чувствуют угрозу своей культуре и образу жизни, и, как следствие, одна из причин ксенофобии — стремление поставить заслон проникновению чуждых для себя культурных ценностей, норм, традиций и образцов поведения. Может сложиться мнение, что россияне негативно относятся ко всем мигрантам в принципе. В целом, выходцы из этнокультурно близких России Украины,  Белоруссии и Молдавии довольно позитивно оценивают свое пребывание здесь и отношение к себе русского большинства. Они хорошо адаптируются, справляются с трудностями и решают поставленные цели, связанные с поездками в нашу страну. У них возникает гораздо меньше проблем в правовом статусе и практически отсутствует культурно-языковой барьер.

     Подобная ситуация типична и для Европейского союза, в котором не возникает существенных проблем в интеграции  близких друг к другу европейских народов.

     Наиболее простой способ формирования положительных межнациональных отношений в обществе, заимствование иностранного опыта по решению схожих проблем, оказался крайне затруднен. Европейский союз не смог выработать эффективных двусторонних механизмов формирования толерантности в обществе: предложенные европейцами меры оказывают влияние только на часть представителей коренного населения, почти не сказываясь на крупных диаспорах мигрантов. Соответственно,  замечания и предложения по поводу построения толерантных отношений между разными народами в России, звучащие из Брюсселя и прочих европейских столиц регулярно, выглядят по меньшей мере некорректно.

     «Плавильный котел»,  предложенный США, доказал свою применимость,  но за прошедшие с момента завершения активной деятельности «котла» почти сто лет окружающие условия сильно изменились. Попытки властей разных штатов решить возникшие проблемы с интеграцией иммигрантов из Мексики,  Пуэрто-Рико и стран Латинской Америки, опираясь на накопленный их предшественниками опыт, оказались в целом малоуспешными. Причины неудач,  как и в Западной Европе, лежат в значительной степени на крепкой этнической и культурно-религиозной спайке выходцев из того или иного региона, объединившихся в крупные диаспоры и не желающих интегрироваться в чуждое им общество. Тем не менее,  ряд характерных черт «плавильного котла» не потеряли своей актуальности и по-прежнему могут быть использованы в практике решения проблем формирования толерантности.

      Опыт СССР также не может быть целиком перенят из-за сильно изменившихся социальных реалий и другого характера решаемой проблемы:  пока в России нет цели создания единой этнокультурной общности, существующие стремления направлены на установление хотя бы бесконфликтных взаимоотношений между приезжими и коренным населением. Безусловно,  ряд созданных в советский период начинаний можно было бы использовать и в наши дни,  с учетом современных реалий.

     Соответственно, Россия вынуждена самостоятельно находить варианты решения актуальной для разных стран проблемы,  выбирая свои пути преодоления трудностей на пути формирования толерантности в обществе. Но уже на этапе простого озвучивания термина «толерантность» возникает немало проблем на уровне внятного толкования этого понятия. Идея толерантности  в контексте межэтнических и межкультурных отношений постигается и приживается с большим трудом как в обществе в целом, так и в системе российского образования. Например, попытка ввести в содержание курсов повышения квалификации педагогов разных категорий Новгородской области в 2007-2008 годах небольшого (4-8 часов) спецкурса по толерантности показала, что даже многие учителя (а тем более школьники) нередко вообще не знакомы с этим понятием, а некоторые трактуют его превратно, что еще опаснее. Звучащая в СМИ необходимость в толерантности часто ассоциируется с антипатриотизмом, с отказом от собственного национального и человеческого "Я", с преклонением перед "чужестранным", чаще всего американским или же мусульманским образом жизни и мышления, и т.п.     С другой стороны, психологически понятная и подогреваемая многими СМИ ассоциативная связь "терроризм - мусульманство" влечет за собой формирование основы к отказу от толерантного отношения к мусульманам и "лицам кавказской национальности",  создавая изначально отрицательный образ мусульман и выходцев из исламских регионов,  в первую очередь «конфликтных». Толерантность в этом случае понимается как призыв к всепрощению, примирению с терроризмом или чужим национализмом.

    В ходе проведенного в рамках написания данной работы исследования получены любопытные и красноречивые результаты анкетирования, проведенного среди ряда педагогов и учащихся 11 класса одной из общеобразовательных школ Санкт-Петербурга. С утверждением, что "истинной может быть только одна религия" согласились 7% педагогов и 19% учащихся; с тем, что "есть нации и народы, к которым трудно хорошо относиться", согласились 25% педагогов и 46% учащихся. Утверждение, что "в своих интересах народ одного государства может пойти на безосновательное ущемление какой-либо нации", уверенно поддержали 10% педагогов и 27% одиннадцатиклассников, а еще 20% взрослых и 23% школьников допустили такую возможность. Разумеется, этот опрос, коснувшийся всего нескольких десятков человек, не претендовал на репрезентативность, тем не менее его результаты отражают некоторые тенденции в среде выпускников петербургских школ.

     Таким образом, проблема формирования толерантного сознания оказывается более чем актуальной, и ее решение требует комплексного подхода, организации определенной системы целенаправленных действий как на уровне каждого образовательного учреждения, так и в широких рамках всего российского образования. Причем процесс этот должен быть разнонаправленным, многоступенчатым и обязательно двусторонним – то есть направленным не только на коренных жителей. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Подведем  промежуточные итоги 

Существуют  некоторые детерминанты, формирующие характер установок к этническим мигрантам. Среди многих, к ним, в частности, относятся:

1. Масштабы миграционных потоков;
2. Культурная и этническая дистанция между мигрантами и коренным населением;
3. Система государственной политики по регулированию миграции, адаптации и интеграции мигрантов в социокультурную среду.

     На примере общего опыта взаимодействия с массовой иммиграцией можно сделать несколько выводов:

1. В значительной степени отношение местного населения к мигрантам определяет число и доля приезжих в населении принимающего социума.
2. Существует количественный предел доли мигрантов в населении принимающего социума,  превышение которой влечет за собой неприязнь к мигрантам и,  как следствие – социальную нестабильность.
3. Другой фактор, определяющий характер совместного проживания мигрантов и основного населения, — их социокультурная совместимость. Чем ближе по своим социальным и культурным характеристикам этногруппы, тем гармоничнее складываются отношения между ними.
4. Уровень развитости диаспор играет очень важную роль –именно они являются важным препятствием на пути интеграции мигрантов и восприятия ими какой-либо культуры за пределами традиционной для них.
5. Обязательное посещение светских государственных образовательных учреждений положительным образом сказывается на динамике вовлечения детей из семей иммигрантов в полноценную жизнь общества, давая им возможность изучить государственный язык.
6. Обширное влияние принятой в обществе массовой культуры способствует сглаживанию межкультурных различий.
6. Санкт-Петербург и процесс формирования толерантности в обществе