Мировой опыт и возможные сценарии содействия формированию толерантности в Санкт-Петербурге

   Рассмотрим  проблему межнациональных отношений в условиях развития нового, сильно отличавшегося от европейских стран государства,  Соединённых Штатов Америки. С массовым притоком иммигрантов во второй половине XIX века подобные проблемы не могли самостоятельно отойти на второй план. С увеличением притока иммигрантов, в первую очередь из самых бедных регионов Европы – Италии и Ирландии–усложнялись отношения между коренным населением, преимущественно англо-саксонского происхождения, и вновь прибывшими европейцами, сильно отличавшихся от них не только в языковом, но и в культурном плане. Взаимная неприязнь на почве межконфессионального неприятия и разного общественного развития создала такие условия что недавно прибывшие в США люди стали жить преимущественно в довольно закрытых этнических районах компактного проживания выходцев из того или иного региона, работая как правило в узкоотраслевой деятельности – можно привести в пример знаменитые скотобойни Чикаго, где работали практически исключительно выходцы с «Зеленого острова» и куда было практически невозможно устроиться не ирландцу. В то же время американцы англо-саксонского происхождения смотрели на ирландских и итальянских соседей как на сохранивших патриархальные пережитки религиозных крестьян, не умеющих и, главное, не желающих жить по их нормам. В среде «старых» американцев быстро сформировались оскорбительные для итальянцев и ирландцев клички,  как выражение в целом предвзятого и отрицательного отношения. В дальнейшем, появление и развитие организованных преступных групп (в первую очередь этнических, из среды всё тех же итальянцев) только способствовало укоренению в американском обществе стереотипа о массовой вовлеченности в организованный криминал выходцев из Италии. Иногда такой стереотип мог приводить к вспышкам межнациональной розни – так,  в 1890-е годы в Новом Орлеане несколько раз проходили крупные столкновения,  в ходе одного из которых горожане линчевали 16 итальянцев,  подозреваемых в связях с мафией. Только жесткие действия властей не дали конфликту принять больший размах.

     И по сей день организованные преступные группировки, состоящие из этнических итальянцев, являются серьезной проблемой в американском обществе, несмотря на почти столетнюю борьбу государства с «Коза Нострой».

В городах  восточного  и западного побережий  США уже более ста лет существуют крупные национальные кварталы – это и китайский «Чайна Таун» в Сан-Франциско,  и ирландский район Чарлзтаун в Бостоне. В обоих районах трудно встретить вывески и объявления на английском языке и по-прежнему очень сильны проявления традиционной для выходцев из того или иного региона культуры. 

     Большие объемы иммигрантов прибывали в США не только из Италии и Ирландии. Сотни тысяч шведов, норвежцев и немцев тоже покинули свои родные места и перебрались в «страну возможностей». В северных штатах (Вайоминг,  Висконсин) по-прежнему высок процент людей,  причисляющих себя к немцам или норвежцам. Но с ними таких проблем как с ирландцами или итальянцами в США не возникало.  Причины кроются в гораздо большей близости североевропейских народов к американским англо-саксам и в языковом,  и в религиозном,  и в общественном отношениях. Естественно, на бытовом уровне возникали (и по-прежнему остаются) анекдоты про специфичную скандинавскую кухню или трогательную немецкую любовь к пиву, но все-таки средневзятый швед или немец гораздо ближе к потомку англичан и внешностью,  и манерой поведения,  и общим уровнем культуры.  

     США понадобилось несколько десятилетий,  чтобы сгладить самые острые противоречия между уже жившими в Америке людьми и миллионами приехавших в последней трети XIX века европейцев. Свою важнейшую роль сыграло общее школьное образование на английском языке,  в ходе которого дети разного происхождения узнавали что они – в первую очередь американцы, а уже во вторую очередь – норвежцы, поляки или евреи. Конечно, влияние семьи и окружающих было очень велико,  но с течением времени оно теряло свои позиции и когда-то прочные национальные диаспоры уступали влиянию и образования,  и стремительно развивающейся массовой культуры. Национальные традиции и нормы поведения могут быть живы у первых двух-трех поколений, оторванных от своей исторической родины, но потом они неизбежно начали заменяться уже общей для всех американцев культурой. Таким образом, заработал тот самый «плавильный котел»,  ставшей визитной карточкой американской политики по отношению к приезжим из других стран. 

     Естественно, наличие положительного опыта по взаимодействию с огромной массой приезжих, существенно отличающихся от местного населения, не дает гарантий отсутствия подобных проблем. Нынешняя ситуация во взаимоотношениях жителей США и выходцев из Мексики далека от гармоничной, особенно в южных штатах – Техасе,  Арканзасе и др. Ситуация близка к то что была сто лет назад,  но отягощается двумя существенными факторами: значительными этнокультурными различиями между американцами и мексиканцами,  сохранившими сильную патриархальность,  и все возрастающим наркотрафиком в США, причем среда мигрантов является важной частью этого процесса. Попытки властей штатов отгородиться от новых мигрантов и избавиться от нелегально проникших в страну мексиканцев не приносят больших успехов и не решают проблемы по взаимодействию с огромной мексиканской диаспорой уже внутри США. Реализация имеющегося опыта по интеграции приезжих затруднена в значительной степени резко отрицательным отношением самих американцев к мексиканцам, занятых преимущественно на самой грязной, тяжелой и низкооплачиваемой работе. Большое количество преступлений, совершаемых выходцами из Мексики и распространение наркотиков только ухудшает ситуацию, путей решения которой в США пока не выработано. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

4. Неуспешная  интеграция иммигрантов: опыт Европейского союза

     Западная Европа познакомилась с массовым притоком выходцев из других стран на 100 лет позже США и пошла по другому пути: отринув идею «плавильного котла»,  напуганные недавним нацизмом и нуждающиеся в дешевой рабочей силе европейские страны решили реализовать идею мультикультурализма. В идеале, авторы видели будущее Европы в мирном и плодотворном сосуществовании представителей разных народов и культур на едином пространстве европейской парламентской демократии. Были созданы хорошо финансируемые программы по предоставлению политического убежища и содействию обычной иммиграции из неевропейских регионов, во многих социально ориентированных странах возникла развитая система щедрых пособий и дотаций, направленных на максимально комфортное вхождение выходцев из других стран в общество того или иного европейского государства. С учетом внимания к правам и свободам каждого индивида в государственных школах многих европейских стран специально для мигрантов ввели возможность изучения своего родного языка,  всячески содействуя сохранению их культуры.

     Единственное, чего не учли идеологи мультикультурализма – огромная этнокультурная разница, прилегающая между, к примеру, жителями Бельгии и Швейцарии и выходцами из исламского мира. Очень быстро обнаружилось,  что процент успешно интегрированных мигрантов невелик, а стремительно увеличивающиеся общины не европейцев хотят жить по своим нормам и законам,  не особенно считаясь с местным образом жизни, при этом исправно получая различные пособия. Особенно сильно противоречия проявились в отношениях между коренными европейцами и мусульманами,  в первую очередь признающих авторитет только своих духовных лидеров,  свои нормы жизни и свою религию и только потом воспринимая всё,  что исходит от официальных властей стран в которых они живут. Оказалось,  что традиционно настроенных мусульман не устраивает манера европейских женщин одеваться,  мужчин – вести себя,  и то как и они вместе учат правоверных тому как надо жить,  в соответствии со сложившимися в Европе традициями. С другой стороны, коренные европейцы с удивлением обнаружили что их тоже не устраивает манера уже мусульманских женщин одеваться,  а мужчин – вести себя,  и что они вместе отнюдь не спешат интегрироваться в «общий европейский дом». Да,  мусульмане сохраняют свои традиции и культуру, только большинство из них не хочет воспринимать что-либо за их пределами. Нельзя не согласиться с мнением премьер-министра России Владимира Путина по этому вопросу,  выраженном в беседе с северокавказской молодежью 3 августа 2011 года: «Конечно, нужно позволить людям жить так,  как они хотят, но если они попадают в другую культурную среду, они должны с уважением относиться к народу,  с которым они решили жить»⁴.

     В красивом мироустройстве по концепции мультикультурализма наметилась трещина, усиливаемая выходцами из Африки,  Восточной Европы и Юго-Восточной Азии.

     Неудивительно,  что в скором времени число недовольных происходящим европейцев стало увеличиваться,  желание платить налоги, идущие на интеграцию не желающих интегрироваться, исчезло, и обстановка начала медленно накаляться. И вот, в 2009 году в Швейцарии общенародный референдум (впрочем,  осужденный президентом страны и некоторой частью общества) запрещает строительство минаретов на территории страны. Вслед за этим в соседней Франции 11 октября 2010 года принимают запрет на ношение паранджи,  причем инициатором закона выступает лично президент Франции Николя Саркози,  считающий что паранджа «противоречит ценностям,  принятым во Франции». Соседняя Франции Бельгия становится второй страной в Европе, запретившей ношение паранджи. С 23 июля 2011 года в стране вступил в силу соответствующий закон, принятый верхней и нижней палатой парламента страны.  Многие бельгийцы восприняли такое решение как шаг на пути борьбы с стремительно увеличивающейся исламизацией европейского общества, хотя политики оценили запрет иначе. «Закон очень важен во многих аспектах. Во-первых, это закон,  который берет во внимание основной принцип общества – равенство между мужчинами и женщинами», заявил депутат Даниэль Бакле,  ставший инициатором законопроекта.

     Комиссар по правам человека совета Европы Томас Хаммарберг, в свою очередь,  считает запрет «еще больше отстранит мусульманских женщин от общества». «Исламофобия и предрассудки в отношении мусульман продолжают подрывать устои толерантного европейского общества» - считает он. Кроме того, омбудсмен полагает, что запрет в некоторых случаях может считаться нарушением прав человека,  в частности права на уважение частной жизни и личных убеждений.

     Таким образом,  среди европейцев можно наблюдать достаточно сильный раскол: в то время как одни считают что у эксперимент по созданию мультикультурного общества провалился (в том числе канцлер Германии и английский премьер-министр), другие полагают что у европейского толкования толерантности есть будущее.

     Тем временем в разных европейских странах можно наблюдать рост политической активности, направленной против мигрантов (в том числе и против исламизации). Британская национальная партия постепенно набирает все больше голосов, Национальный фронт во Франции уже давно является серьезной политической силой, недавно прошедшие выборы в Швеции и Финляндии показали усиление позиций партий,  выступающих за ограничение миграции. Даже в Германии, потратившей больше остальных сил и средств на поддержку мультикультурализма,  все громче звучат голоса,  призывающие запретить миграцию из Турции и прочих мусульманских стран.

     Подобные проявления носят,  с одной стороны,  более чем понятный характер: европейцы видят угрозу своему образу жизни и своему будущему и хотят сохранить свои страны и культуры от чуждого им воздействия. С другой стороны, рост национализма не может не привести к конфронтации с мусульманскими общинами,  примером чего служат массовые выступления в «парижских пригородах» и совсем недавние беспорядки на окраинах Лондона.

     Складывается парадоксальная ситуация: с одной стороны,  официальные власти крупнейших европейских стран объявили политику мультикультурализма провалившейся, но вариантов решения проблемы не предложили. В то же время,  официальные службы Евросоюза продолжают проводить прежнюю миграционную политику,  а выплаты в виде пособий (за счет налогоплательщиков) не спешат сокращаться. Значительная часть граждан из числа коренного населения отрицательно относится к мигрантам и готова поддержать те или иные политические силы пока еще националистического толка, но при этом немало европейцев считают что отказ от мультикаультурализма скорее всего приведет к конфронтации на почве в первую очередь исламофобии и является первым шагом к праворадикальным решениям. Не так давно от ревнителей такого понимания толерантности звучали предложения называть рождественскую ёлку праздничной ёлкой, поскольку мусульманам и иудеям может быть неприятна христианская атрибутика этого праздника,  массово празднуемо европейцами (правда,  про принятие или неприятие ими иудейских, а, главное, мусульманских праздников, ревнители не распространяются).

     Иммигрантская же среда в целом индифферентна и живет своими внутренними проблемами, не особенно озабочиваясь идущими среди европейцев дебатами. Безусловно,  и во Франции,  и в Германии,  и в прочих западноевропейских странах есть общественные и политические деятели,  пытающиеся поучаствовать в разрешении сложившейся проблемы и сообща найти возможные варианты.  К сожалению, их авторитет распространяется на сравнительно небольшой процент образованных и интегрированных в местную среду мигрантов.  Для большинства выходцев из исламского мира гораздо более уважаемым будет мнение религиозных деятелей и глав этнических диаспор. Именно диаспоры являются одним из главных корней преткновения:  имея возможность компактно проживать вместе со своими земляками и единоверцами,  мигранты не испытывают необходимости к культурной интеграции в местное общество. Именно диаспоры,  которые уже в скором времени смогут демократическим путем проводить нужные им решения как минимум на муниципальном уровне, являются главным источником сохранения национальных и религиозных традиций. Поскольку посещение общегосударственных школ не является обязательным,  большинство детей из числа приезжих посещают «общинные» учебные заведения, нередко с религиозным уклоном, находящиеся под патронажем мечетей.