Игра во Франции

Содержание

Введение....................................................................

Глава I.Игра как явление культуры………………

1.1Подходы к пониманию роли  игры в культуре

1.2  Характер и значение игры как явления культуры....................

1.3. игра и форма как культуросозидающая функция....

1.4 Взаимосвязь культуры и игры.........................................................

   1. Взаимодействие игры и филофствования.............................

   2. Взаимосвязь игры и поэзии..............................................................

   3. Игровые формы искусства................................................................

1.5 Функции игры в культуре………………………………………….

Глава II Специфика галантного века......................

     1.1Игровой элемент в этикете

    1.2 Игровой элемент в  моде

    1.3 Игровой элемент в  искусстве

    1.4 Игровой элемент в  политических интригах

    1.5  Игровой элемент  в любовных интригах

Заключение...........................................................................................................

Литература.............................................................................................................

 

 

 

 

 

 

 

 

1.1Подходы к пониманию роли игры в культуре

 
Игра— вид непродуктивной деятельности, мотив которой заключается не в результатах, а в самом процессе. Уже у Платона можно отыскать отдельные суждения об игровом космосе. Эстетическое «состояние Игры.» отмечено Кантом. Шиллер представил относительно развернутую теорию искусства как игры. Он предвосхитил интуиции 20 в., что именно играющий человек обнаруживает свою сущность.¹ Многие европейские философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности Игры, в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры (Гадамер, Е. Финк, Хейзинга). В частности, Гадамер анализировал историю и культуру как своеобразную Игру в стихии языка: внутри нее человек оказывается в радикально иной роли, нежели та, которую он способен нафантазировать. Хейзинга в книге “Homo Ludens” (1938) отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать человеческую деятельность до самых пределов нашего сознания, она покажется не более чем игра. Поэтому он считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре, носит игровой характер. Игра— не биологическая функция, а явление культуры, которое анализируется на языке культурологического. мышления. Игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила никакого существа, признака к общему понятию игры. Важнейшие виды первоначально деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит миф рядом с миром второй природы, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущие силы культурной жизни. Хейзинга делает допущение, что в игре мы имеем дело с функцией живого существа, которая в равной степени может быть детерминирована только биологически, только логически или только этически. Игра — прежде всего свободная деятельность. Она не есть “обыденная” жизнь и жизнь как таковая. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер Игры, Она необходима индивиду как биологическая функция. А социуме нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной, ценности. Игра скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Раньше, чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры. Правильно подчеркивая символический характер игровой деятельности, Хейзинга обходит главный вопрос культурогенеза. Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется тяга к игре? Фробениус отвергает истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, он создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены. Хейзинга отмечает, что архаическое общество играет так, как играет ребенок или играют животные. Мало-помалу внутрь игра проникает значение священного акта. Говоря о сакральной деятельности народов, нельзя упускать из виду феномен игры. Когда Хейзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игра занимают важное место среди других форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происходит из  игры в результате эволюции. Не следует понимать концепцию Хейзинги в том смысле, что первоначально игра преобразовалась в нечто, игра уже не являющееся, и только теперь может быть названа культурой. Культура возникает в форме игры. Вот исходная предпосылка названной концепции. Культура первоначально разыгрывается. Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей (например, охота), в архаическом обществе принимают игровую форму. Человеческое общежитие поднимается до супра-биологических. форм, придающих ему высшую ценность посредством игр. В этих играх, по мнению Хейзинги, общество выражает свое понимание жизни и мира. Концепция игрового генезиса культуры поддерживается в современной культурологии не только Хейзингой. Феноменолог Е. Финк в работе “Основные феномены человеческого бытия” дает их типологию (пять феноменов — смерть, труд, господство, любовь и Игра); Игра столь же изначальна, сколь и остальные; она охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным, образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком. ²Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная, возможность человеческого бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Лишь сущее, конечным образом отнесенное к всеобъемлющему универсуму и при этом пребывающее в промежутке между действительностью и возможностью, существует в игре Финк считает, что человек как человек играет один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая антропология. Следовало бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать и сравнить игровые обычаи всех времен и народов, зарегистрировать и классифицировать огромное наследие объективированной фантазии, запечатленное в человеческой игре. Это была бы история “изобретений” совсем иных, нежели традиционные артефакты культуры, орудий труда, машин и оружия. Они (эти “изобретения”) могут показаться менее полезными, но в то же время они чрезвычайно необходимы. С игрой у Финка связано происхождение культуры, ибо без игры человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование. Человеческую Игру сложнее разграничить с тем, что в биолого-зоологическом исследовании поведения зовется игрой животных. Человек — природное создание, которое неустанно проводит границы, отделяет себя самого от природы. “Животное не знает игры-фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости”. Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь возникает феномен культуры.

 

1.2 Характер  и значение игры как явления  культуры

 

Раскрытие игровой  концепции культуры, сформулированной Й. Хейзингом предполагает прежде всего  определить, что автор вкладывает в понятие игры, в чем видит  её характер и значение как явления  культуры.

В первую очередь  надо сказать, что игра, с точки  зрения исследователя, гораздо старше культуры, так как понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные “не дожидались появления  человека, чтобы научить их играть”3

Игра переходит  границы чисто биологической  или чисто физической деятельности, так как уже в наипростейших  формах, в том числе и в жизни  животных, игра есть нечто большее, чем чисто физиологическое явление, либо физиологически обусловленное  психическая реакция. Исследователь  указывает, что в игре есть нечто, выходящее за пределы непосредственного  стремления к поддержанию жизни. Как бы это не называлось, в любом  случае, эта целенаправленность игры являет на свет некоторую нематериальную стихию, включенную в сущность игры.

К определению  основных функций игры неоднократно обращались ученые различных специализаций (физиологи, психологи, философы, педагоги). Синтез этих теорий позволяет выделить следующие положения:

-          игра - высвобождение избыточной  жизненной силы;

-          игра - инстинкт подражания;

-          игра - удовлетворение потребностей  в разрядке;

-          игра - упражнение на пороге серьезной  деятельности;

-          игра учит себя ограничивать;

-          игра поддерживает собственную  индивидуальность4

Однако, Й. Хейзинга находит неудовлетворительными  эти объяснения, так как,  по мнению исследователя, можно было бы принять  эти положения, но в том случае, если бы хотя бы одно из них было исчерпывающим, оно исключило бы все остальные  либо, как некое “высшее единство охватывало их и вбирало в себя”5.

Психологи и  физиологи стремятся проникнуть в самое тело игры, не проявляя интереса к её эстетическим особенностям, поэтому  изначальные качества игры ускользают от описаний. Например, накал игры нельзя объяснить никаким биологическим  анализом - а в этом состоит сущность игры. Автор правомерно ставит вопрос: природа могла бы дать своим отпрыскам  такие полезные функции, как высвобождение  энергии, расслабление после затраты  сил, приготовление к суровым  потребностям жизни и компенсация  несуществующих желаний, всего-навсего  в виде механических упражнений и  реакций, так почему же она дала игру, с её напряжением, радостью, потехой? Такой элемент игры, как шуточность сопротивляется любому анализу, любой  логической интерпретации. Этот элемент  определяет сущность игры.

Й. Хейзинга доказывает, что игра относится к  области иррационального, так как  игра простирается на животных и на человеческий мир, она не может быть обоснована никакими рационалистическими  связями. Ведь укоренённость в рассудке означало бы, что её пределы - человеческий мир. Существование игры не связано  ни с какой-либо ступенью культуры, ни с какой-либо формой мировоззрения  “Игра, какова бы ни была её сущность, не есть нечто материальное”6.Даже у животных она  вырывается за границы физического существования. С точки зрения мира, мыслимого как детерминированный, то есть как чисто силовое взаимодействие, игра есть нечто избыточное. Лишь с вторжением духа, который сводит на нет эту детерминированность, наличие игры становится возможным, мыслимым, постижимым.

Существование игры утверждает сверхлогический характер положения в космосе: животные могут  играть, следовательно, они нечто  большее, чем механизмы; человек  играет и знает, что он играет, следовательно, он нечто большее, нежели разумное существо, так как игра неразумна.

“Очищая”  понятие игры от игры в жизни животных и в жизни детей, рассматривая её там, где биология и психология её не затрагивают, Й. Хейзинга дает понятие  игры в культуре следующим образом: игра предстает как некая заданная величина, предшествующая самой культуре, сопровождающая и пронизывающая  её от истоков, вплоть до той фазы культуры, которую  в данный момент переживает сам наблюдатель7. Наблюдатель обнаруживает присутствие игры как определенной особенности или качества поведения, отличного от обыденного поведения в жизни. Его будет интересовать  игра как некая форма деятельности, форма, наделенная смыслом, и как социальная  функция. Он пытается понять игру так, как воспринимает её сам играющий, в её первичном значении. Если он придет к выводу, что игра основывается на обращении с определенными образами, то захочет понаблюдать, как они проявляются в самой игре, и попытаться понять игру, как фактор культурной жизни.

Так, наиболее заметные первоначальные проявления общественной деятельности человека уже пронизаны  игрою: например, язык, это первейшее  и высшее орудие, которое человек  формирует, чтобы иметь возможность  сообщать, обучать, править (1). С помощью  языка человек возвышает вещи до сферы духа. Поэтому “всякое  абстрактное выражение есть речевой  образ, всякий речевой образ есть ни что иное как игра слов”8. Пронизан игрою и миф, который тоже “есть образное претворение бытия, только более подробно разработанное, чем отдельное слово”9.Так же и культ: ведь ранние общества совершали свои свяшеннодейтсвия в ходе чистой игры. Далее Хейзинга делает немаловажный вывод: в мифе и культуре зачинаются великие движущие силы культурно жизни - право и порядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство, поэзии, ученость, наука;   таким образом, все они уходят в ту же почву игровых действий.

В игре мы имеем  дело с такой функцией живого существа, которая полностью может быть столь же мало определена биологически, как логически или этически. Понятие  игры остается в стороне от всех остальных интеллектуальных форм, в  которых можно было бы выразить структуру  духовной и общественной жизни.10

Всесторонне изучение феномена игры позволило Й. Хейзинге выделить следующие её признаки:

-          игра - свободное действие: игра по  принуждению не может оставаться  игрой;

-          игра не есть “обыденная”  или “настоящая” жизнь. Игра - это выход из такой жизни  в преходящую сферу деятельности  с её собственными устремлениями.  Всякая игра способна во все  времена полностью захватывает  тех, кто в ней принимает  участие. Поэтому противопоставление  игра - серьезность всегда подвержена  колебаниям. Недооценка игры граничит  с переоценкой серьезности. Характер  игры не обусловлен посторонними  интересами: не будучи обыденной  жизнью, она стоит вне процесса  непосредственного удовлетворения  нужд и страстей. Она прерывает  этот процесс, и располагается  в сфере более возвышенной,  нежели строго биологическая  сфера процесса пропитания - спаривания - самозащиты;

-          третий, отличительный признак игры - замкнутость, ограниченность. Она  “разыгрывается” в определенных  границах места и времени. Её  течение и смысл заключены  в ней самой;

-          игра устанавливает порядок, она  сама есть порядок - и этот  порядок непреложен. Эта глубокая  связь с идеей порядка есть  причина того, почему игра в  столь значительной мере лежит  в области эстетического. Игра  склонна быть красивой. Термины,  которые применяются для обозначения  элементов игры большей частью  лежат в сфере эстетики: напряжение, равновесие, колебания, чередования, контраст, вариация, завязка и развязка, разрешение;

-          следующий признак игры - напряжение. Именно элемент напряжения сообщает  игре то или иное эстетическое  содержание, ведь напряжение игры  подвергает силы игрока испытанию:  его физической силы, упорства, изобретательности,  мужества, выносливости, а также  духовной силы, так как он, обуреваемый  желанием выиграть, вынужден держаться  в рамках дозволенного;

-          в каждой игре - своим правила.  Ими определятся, что должно  иметь силу в выделенном игрою  временном мире. Правила игры  бесспорны и обязательны, и  не подлежат никакому сомнению, ведь стоит какому-либо игроку  отойти от правил и мир игры  тот час же разрушится;

-          немаловажным признаком игры  Й. Хейзинга  признает то, что  играющие создают новое сообщество - группу, которая сохраняет свой  состав и после того, как игра  закончилась;

-          наконец, последняя отличительная  черта игры - её обособленность, выраженная  в таинственности. В подтверждении  своей мысли Хейзинга приводит  в доказательство игры первобытных  народов, например, обряд инициации,  окруженный таинственностью, недопущением  женщин к участию в них и  т.д. Также инобытие и тайна  игры выражается в переодевании, когда надевшие маску, выражают  совсем другое существо.

Таким образом, игра, с точки зрения игровой концепции  культуры Й. Хейзинги,  это некоторая  свободная деятельность, которая  осознается как “ненастоящая”, несвязанная  с обыденной жизнью, но, тем не менее, могущая полностью захватить  играющего; которая не обуславливается  никакими ближайшими интересами (материальными  или доставляемой пользой); которая  протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядочена  и в соответствии с определенными  правилами, и вызывает к жизни  общественные объединения, стремящиеся  окружить себя тайной или подчеркивает свою необычность по отношению к  прочему миру своеобразной одеждой  и обликом11 .

Функция игры здесь сводится к двум аспектам: игра - это борьба за что-то или показ  этого что-то. Обе эти функции  могут и объединятся, так как  игра “показывает” борьбу за что-то, или  же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше  других..

“Показывать”  или “представлять” - значит “ставить перед глазами”. Это, может быть, простой показ перед зрителями  чего-либо данного самой природой (у животных), у детей эти представления  наполнены образами12 .Однако, Й. Хейзингу больше всего интересует духовный элемент в священных культовых представлениях. “Священное представление - это больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение; это - мистическое претворение13. Участвующие в культовом действии убеждены, что оно претворяет в жизнь некое благо. Интересно, что такое представление сохраняет все формальные признаки игры, но с концом игры его действие не прекращается, а продолжает действовать в обыденном внешнем мире.

Правомерно  возникает вопрос: культ - дело самой  высокой и самой священной  серьезности, может ли он при этом быть также игрою? Анализ человеческой культуры позволяет говорить, что  игровой характер может быть присущ самым возвышенным действиям (игра спортсмена, актера, скрипача), но можно  ли утверждать что священнослужитель, совершая ритуал жертвоприношения, продолжает оставаться в рамках игры? Автор  “Человека играющего” доказывает, что священнодействие есть игра по своей           форме, поскольку оно всех, кто  в нем участвует, переносит в  иной мир, отличный от обыкновенного. Здесь  Й. Хейзинга ссылается на Платона, который  тождество игры и священнодействия принимал как безусловную данность, потому как считал, что только Бог  достоин блаженной серьезности, тогда как человек сотворен игрушкою Бога. Поэтому “жить, должно играя  в добрые игры, принося жертвы, в  пении и танцах, дабы, возможно, было сыскать расположение богов, и врагам дать отпор, и победить их в бою”14.