Автор: Пользователь скрыл имя, 08 Ноября 2010 в 11:18, лекция
За последние годы вышло немало книг о Троцком - этом "демоне революции" (И. Дойчер, Н. Васецкий, Д. Волкогонов и др.). Почти все они под флером академической объективности реанимируют труп главного революционного палача, бесконечно комментируют его бредовые прожекты мирового пожара (идея "перманентной революции", заимствованная у торговца отечеством, агента кайзеровской Германии Гельфанда-Парвуса).
Давно стало общим местом наблюдение, что облеченные властью тираны и диктаторы нередко баловались искусством.
Дело тут, конечно, не в грустном поводе, а в другом: Вольф Эрлих как раз к выходу "Правды" успел оформить в Ленинграде "Свидетельство о смерти" Есенина (мы его цитировали). Справка загса Московско-Нарвского района датируется 16 января 1926 года. Той же датой помечено письмо Эрлиха к матери, Анне Моисеевне, в Симбирск: "...живу в Москве с тех пор, как привез сюда Сергея (Есенина. - В.К.). Нет! На два дня выезжал в Питер". В другом, более позднем письме (не датировано) к тому же адресату Эрлих, посетовав, как говорилось, на свою ссору с Михаилом Фроманом из-за растраченных тем общих денег, лежавших на счету в издательстве "Радуга", сообщает: "Зимой я был несколько раз в Москве, а после смерти Есенина прожил там без малого 2 мес[яца]" (известно, сексот ГПУ в это время встречался в столице с Галиной Бениславской, но где жил - остается тайной).
Ловкий товарищ явно хлопотал, "приводя в порядок" "дело Есенина". 16 января 1926 года, дата оформления "Свидетельства о смерти" поэта, вернее "Справка", регистрировавшаяся Эрлихом (в ней значатся его фамилия и адрес, есть автограф) - не случайна. Очевидно, выполнив очередное срочное задание, он тут же укатил в Москву для отчета (возможно, письмо к матери он начинал писать в Ленинграде 16 января, когда заходил в загс, а закончил его, приехав в столицу). Необходимость в оперативном оформлении "Справки" объясняется тем, что она, по-видимому, потребовалась, как мы замечали, бывшей жене Есенина Зинаиде Райх, прибывшей тогда в Ленинград вместе с Вс. Мейерхольдом. Это косвенно подтверждает запись в "Дневнике" Корнея Чуковского от 25 января 1926 года: "Неделю тому назад я был у Мейерхольда". Пожалуй, Чуковский точен: вероятней всего, Зинаида Райх получила необходимую ей "справку" - для суда о наследовании права на есенинские гонорары - 18 января, в понедельник, или несколько позже.
Примечательна спешка Эрлиха: он расписался в "Справке" 16 января (в субботу!) и ринулся в Москву.
Это объясняется "очень просто": на 18 января назначался вечер памяти Есенина в МХАТе, где должен был зачитать руководящее слово Троцкого артист Качалов, и ничего не должно было смущать организаторов лицемерного зрелища. Все сошло превосходно. Позже Эрлих ликовал. В письме (без даты) он сообщал мамаше о своем предстоящем путешествии - "вплоть до Америки". Двадцатитрехлетняя шестерка ГПУ вдруг разбогатела. Вряд ли Троцкий тогда встречался с ним, но, помня, что в свое время он явился для спасения России из-за океана, предположить его окольное милостивое внимание к "Вове" вполне возможно.
Однако вернемся, по крайней мере, к ошибочной дате Троцкого - "27 декабря", как он фиксирует время смерти "такого прекрасного поэта". Что за абсурд? Его верный холуй, журналист Георгий Устинов, якобы трогательно опекавший Есенина в "Англетере", пишет (существуют газетные и иные варианты редакций его лжевоспоминаний): "Умер он в пять часов утра [28 декабря 1925 г.]". О том же сообщали, ссылаясь на медицинские данные, не только ленинградские, но и московские издания. "Красная газета" (вечерний выпуск, понедельник, 28 декабря 1925 г., №313): "Сегодня в Ленинграде умер поэт Сергей Есенин". Утренний выпуск "Красной газеты" (в номере за 29 декабря 1925 г.) в редакционной заметке информирует: "Вчера в Ленинграде умер Сергей Есенин..." "Ленинградская правда" (1925. 29 дек. №300): "Вчера утром покончил жизнь самоубийством один из крупнейших современных поэтов, Сергей Александрович Есенин". Примечательное исключение в "Правде" (28 дек. №296. С. 11): "Всероссийский Союз писателей с глубочайшей скорбью извещает о трагической кончине Сергея Есенина, последовавшей в ночь на 28 декабря в Ленинграде..." (выделено нами. - В.К.).
Не будем утомлять читателей: все газеты датировали кончину поэта 28 декабря, лишь Троцкий - 27 декабря. Как это объяснить? Вероятно, занятый ходом интриг на XIV съезде РКП(б), он не читал последних декабрьских газет или читал невнимательно (смерть Есенина в печати тех дней освещалась скупо, съездовская тема вытеснила все другие). Полученное же 27 декабря известие (шифротелеграмма? условный звонок?) о "часе X" в Ленинграде отпечаталось в памяти и сохранилось в статье.
Троцкий не ошибся по сути. Повторимся: именно 27 декабря, поздним вечером, в воскресенье, коменданта "Англетера" В.М. Назарова, по воспоминаниям его вдовы, срочно вызвали на службу, где он находился вплоть до следующего дня.
Весьма возможно, прочитав в "Правде" статью Троцкого о Есенине, облегченно вздохнул участковый надзиратель 2-го отделения ЛГМ Н. М. Горбов. Он, как ниже будет засвидетельствовано, поклонялся Троцкому и находился в зависимости от его ленинградских единомышленников. На следующий же день после появления фарисейского монолога Троцкого в "Правде", 20 января 1926 года, заведующий столом дознания И.В. Вергей (2-е отделение милиции) закрыл так и не начавшееся следственное "дело Есенина". Возник следующий документ, точнее, - резолютивная часть заключения (впервые опубликовано Э. Хлысталовым):
"...На основании изложенного, не усматривая в причинах смерти гр. Есенина состава преступления, полагал бы:
Материал дознания
в порядке п. 5 ст. 4 УПК направить
народному следователю 2-го отделения
гор. Ленинграда - на прекращение за
отсутствием состава
Завстолом дознания Вергей (подпись-автограф)
Согласен: нач. 2-го отд. ЛГМ (Хохлов)".
Кратко прокомментируем
послушность милиционеров лицемеров.
Иван Васильевич Вергей (р. 1891), судя по
сохранившимся архивным материалам,
отличался
О начальнике 2-го отделения ЛГМ А.С. Хохлове мы уже рассказывали. В прошлом ростовщик, он привык к выгодным сделкам. Партиец с ноября 1919 года, он умел выполнять приказы. Когда 22 декабря 1925 года он принимал "дела" 2-го отделения ЛГМ от прежнего неугодного начальника П.Ф. Распопова, последний передал ему по акту текущую "Книгу входящих и исходящих телефонограмм". Было бы интересно ее полистать, но, увы, как и многие другие документы, она была уничтожена.
Следователь нарсуда 2-го отделения Бродский (Гилелевич) Давид Ильич (р. 1895) не приступал к производству дознания. Жил он с супругой Брониславой Семеновной в 24-й квартире по соседству с родственниками в доме по улице Марата, 16. Мы об этом говорим не только для дальнейших поисков, а в связи с поистине бесценной для нас деталью: Бродскому прислуживала Анна Леоновна (Леонтьевна) Леонова (р. 1880), уверены - сестра известного читателям И.Л. Леонова, заместителя начальника Ленинградского ГПУ (полезный штришок: в одном из "личных дел" отчество чекиста - Леонович). Его "некрасивые поступки", как мы помним, критиковал, выйдя из Первого исправдома, милиционер Н.М. Горбов.
Сочинитель фальшивого "есенинского" протокола в интересующий нас период был "на дружеской ноге" с сослуживцами-троцкистами, вероятно, находился в зависимости от них. Есть тому и подтверждения. 16 июля 1926 года Горбов делал доклад на партийном собрании коллектива 2-го отделения ЛГМ (18 человек) по поводу организационного отчета ЦК ВКП(б). Оратор, разумеется, не мог обойти проблему троцкистско-зиновьевской "новой оппозиции" в Ленинграде. Присутствующим явно не понравилась "левизна" докладчика. Он не ответил на заданные острые вопросы, прояснявшие точку зрения "уклониста". В протоколе записано: "...тов. Горбов только дал ответ на первый вопрос, на второй и третий - дать не мог".
Участвовал и председательствовал на собрании "от оргколлектива №29" Павел Сергеевич Силин (р. 1900), тот самый, который 11 апреля 1927 года, как уже говорилось, дал совершенно секретную негативную "Характеристику" па Горбова, подозревая его в незаконном владении "лишними" домами. Силин, видимо, терпеть не мог прытких и крепко спаянных троцкистов. 7 октября 1926 года он резко говорил о них на очередном партийном собрании и, в частности, заметил: "...в Москве на ячейке "Авиаприбор" появление тт. Троцкого, Зиновьева, Пятакова, Радека и ряда других оппозиционеров послужило сигналом для начала открытого выступления" (из протокола собрания). Коммунисты решили "положить конец" всем раскольникам.
Иной взгляд имел Горбов. Когда в ноябре 1927 года сотрудники 2-го отделения ЛГМ проголосовали за исключение Троцкого и Зиновьева из партии (конечно, не без указания свыше), Горбов остался им верен. С ним были солидарны милиционеры Т.В. Варврук, М.Д. Гвай, В.Д. Свенцицкий и некоторые другие. Мы присматривались к компании смельчаков, дерзнувших "свое суждение иметь". Картина предстала банальная - все они "одного поля ягода".
Фрондеров, как тогда водилось, пригласили 29 ноября 1927 года на заседание бюро коллектива и заставили покаяться и проявить классовое чутье. Дело принимало нешуточный оборот (дискуссии 1925-1926 гг. завершились), и все милиционеры-фракционеры дали обратный ход. Сохранилось покаянное заявление примкнувшего к ним "нашего" протоколиста. В рамках развиваемой в этой главе темы документ (машинопись, автограф) небезынтересный:
В бюро коллектива при 2-м отделении ЛГМ
от кандидата партии ВКП(б) Горбова Николая.
15 ноября на
экстренном собрании
28/XI-1927 г. И. Горбов.
Заявление участкового надзирателя говорило о начале пересмотра им своей партийной позиции и, естественно, хозяев. Прежние, понимал он, могли завести его "не в ту степь".
Поможем нашим современникам, обратившись к вчера еще сверхсекретным обзорам Ленинградского ГПУ за 28-30 декабря 1925 года, то есть за дни, особенно нас волнующие, понять ситуацию. Информация предназначалась для особо доверенных работников губернского комитета РКП(б) и представляла собой "...отклики рабочих и служащих и настроений б/п [беспартийных] в связи с дискуссией на XIV съезде РКП (б)". Ценность "голосов из народа" в их непричесанности, в реальной, можно сказать, рентгеновской картине напряженных, судьбоносных для страны дней.
Даем отрывки из записей, сделанных "слухачами".
Рабочий фабрики "Красное знамя" Трачум: "Правильно ЦК Зиновьева осадил, нечего ему свою личную диктатуру проявлять". "Пролетарский завод" (бывший Обуховский). Некто: "Зиновьев и Сафаров (Вольдин Г.И., идеолог убийства Николая II, одно из первых лиц партийной элиты Ленинграда. - В.К.) хотят создать в ЦК, чего у нас не должно быть". Слухи: "Прибыло 80 человек из Москвы для ареста губисполкома". Некий студент Я.Л.О.: "Зиновьев с сатрапами (Лилина, Ионов, Евдокимов) свил себе прочное гнездо в Ленинграде..." Рабочий кожеобрабатывающего завода Антипов: "Зиновьев <...> в день смерти Ленина пустил пропаганду и объявил себя президентом России, а я охотно сейчас бы еще раз повоевал с подлецами". Беспартийный поэт Геннадий Фиш: "Зиновьев - компилятор; в наши дни компилятор может быть председателем треста, но не вождем Коминтерна. Зиновьев всегда трус, всегда увертывался от опасности, - даже в Кронштадтскую волынку, когда Ленинград спас Троцкий". Рабочий Путиловского завода Чигалев: "Раз начали ругаться - что-нибудь выйдет у них между собою и нам опять придется бить друг друга, как били в 19-м году". Рабочий завода "Красный путиловец" Кудрявцев: "Наша ленинградская делегация... забыла бедняков". Беспартийная учетчица Екатерина Саговская: "Теперь т. Троцкий сидит и посмеивается - в партии будет раскол". Работник гослитографии табачного треста Лихтенштейн: "Если Троцкий и Сафаров - порядочные люди, то они должны были бы застрелиться..."
Информационный
отдел ГПУ поработал
Чекистская сводка мнений советских обывателей говорит больше о настроениях той напряженной поры, чем все газеты, вместе взятые. Цензура не давала просочиться в печать ни одному правдивому слову о ходе московской партийной драки. На этот счет имелось следующее строгое указание:
Всем Гублитам, Обллитам, Крайлитам, Главлитам и политредакторам при ведомствах и типографиях.
Главлит сообщает к исполнению, что без санкции и разрешения редакционной комиссии XIV партсъезда никакие материалы XIV партсъезда (как издания отдельных речей, резолюций, а равно и бюллетеней съезда) издаваться не могут.
За начальника Главлита Мордвинкин.
28/XI1-1925 г.
№2087.
На фоне драматического поворота в жизни страны судьба Есенина лишь капелька в пучине народного горя. Во многом его трагическая доля явилась отражением борьбы двух ведущих политических сил, в которой он занимал особое место. Указующий перст в "Правде" тогда еще всемогущего Троцкого есть в известной мере демонстрация власти. Его слово повлекло за собой странные сюжеты и превращения.