Этническое происхождение Варягов

      Может показаться странным, что за два с половиной столетия интенсивного изучения «варяжского вопроса» даже не было предпринято попыток проверить указания византийских авторов относительно кельтов. Это, однако, не случайно. От их некогда обширного этнического массива, проникавшего едва ли не во все уголки Европы, сохранились ныне небольшие осколки: Ирландия, Шотландия, Уэльс, французская Бретань. Совсем недавно угасла кельтская речь в Корнуэлле и на острове Мен. Наследие древней кельтской культуры досталось

другим народам. И хотя кельтские традиции неизменно пробивались через толщу веков, в основных европейских странах к ним относились ревниво и даже враждебно. Особенно агрессивно вела себя немецкая наука, зараженная идеями пангерманизма. Географическое (кстати, кельтское по происхождению) понятие «Германия», которая у древних авторов охватывает территорию от Дона до Рейна или даже до Атлантического океана (и которая заменила прежнее название «Кельтика»), стало сплошь и рядом подменяться этническим. В результате кельтам просто не оставалось места на карте Европы. И лишь немногие немецкие ученые указывали на антиисторичность и в конечном счете на ненаучность такого подхода.

      Кельты – одна из крупнейших ветвей индоевропейских народов. Сложение этого этноса обычно связывается с Центральной Европой, но вопрос этот пока не может считаться решенным. Язык кельтов ближе всего стоял к североиталийским, хотя, возможно, речь идет лишь о языке кельтов этого района. Дело в том, что кельты расселились весьма широко, повсеместно смешиваясь с предшествующим населением. Язык бриттов, галлов, кельтоиберов (в Испании), кельтоскифов (на значительных территориях контактных зон между этими двумя народами) более или менее существенно различается, а материала для его восстановления пока очень мало. Кельты проникали и в глубь Италии и на Балканский полуостров. Значительная их группа переселилась в III в. до н. э. в Малую Азию, где до V в. н. э. они сохраняли самобытность под именем галатов. Уже это обстоятельство предопределяло хорошее знакомство византийских авторов с кельтами как народом, отличным от других европейских племенных образований. Кельты заселяли также многие острова у северо-западного побережья Европы, а кельтское племя венетов было наиболее искушенным в морском деле европейским народом на рубеже нашей эры.

        Бесспорный факт господства кельтов в северных морях, а также наличие в источниках названия Балтийского моря как «Венедско-го» (или «Венетского») залива уже являлись достаточным основанием для того, чтобы поставить под сомнение тезис германистов о Прибалтике как районе формирования германского этноса. В известной степени это было сделано А.А.Шахматовым в работе, посвященной славяно-кельтским контактам.

Согласно построению А.А.Шахматова, славяне и германцы некогда были разделены между собой племенами венедов, или венетов. Название говорит о принадлежности этого племени к кельтам. Именно в Прибалтике кельты подчинили славян, что способствовало распространению имени венедов также на славянские племена. Автор приводит большой перечень предполагаемых заимствований в славянском языке из кельтского, причем видное место среди них занимают понятия общественного и государственного порядка, а также военные и хозяйственные термины. Язык прибалтийских кельтов уже носил на себе следы романизации. Здесь, на севере, он подвергся германизации, и некоторые германизмы проникают в славянский мир через посредство кельтов. Кельты стали передатчиком также ряда иранизмов.

      Концепция А.А.Шахматова была подвергнута критике К.Бугой, М.Фасмером и некоторыми другими авторами.  Они, несомненно, правы, отмечая, что все возможные языковые контакты рассматривались А.А.Шахматовым в одной плоскости, через призму одной хронологической эпохи.

        Тем не менее, совершенно негативное отношение к работе А.А.Шахматова не может быть оправдано. Ученый выявил ряд важных фактов, которые нельзя игнорировать. И не случайно Ю.Покорный, в свою очередь, отметивший ряд бесспорных кельто-сла-вянских схождений, главную ошибку А.А.Шахматова видел в недостаточном историческом обосновании лингвистических фактов. Ю.Покорный вслед за рядом других немецких филологов для объяснения этих совпадений предположил посредничество иллирийцев.  Широкое совпадение топонимики Иллирии и Прибалтики – факт, прочно установленный.

Но многие топонимы, которые германисты стремятся связать с иллирийцами – «венетами», оказываются обычными для всей обширной области кельтского расселения. Не составляет исключения и этноним «венеты» (венеды). Кроме побережья Адриатики, Прикарпатья и Прибалтики, он известен также в северной Франции, и именно с этим кельтским морским племенем Юлию Цезарю пришлось выдержать трудную борьбу.

      Сильный удар по немецкой националистической историографии, стремившейся максимально приглушить кельтский компонент в германской топонимике и антропонимии, нанес замечательный знаток древне-германских языков С.Файст. Он показал, что многие этнические группы, локализуемые древними авторами даже на территории позднейшей Германии, являются в действительности кельтами.  К кельтам С.Файст отнес прикарпатское племя бастарнов, а также всю группу «ингевонов»: кимвров, тевтонов, фризов, амбронов. Не удивительно, что большинством немецких филологов работа С.Файста была встречена примерно так же, как и статья А.А.Шахматова. Но появились и работы, которые в некоторых отношениях идут еще дальше. Так, в большом исследовании Г.Йоханссона приводится материал о кельтской (и кельто-скифской) подоснове скандинавской топонимики.  Судя по новейшим антропологическим данным, германцы вообще не «нордическая» раса. Они продвигались с юга. Вместе с тем на значительных территориях последующие германцы практически не отличаются от предшествующего кельто-романского населения.  Очевидно, германизации подвергалось прежде всего именно кельтское (или кельтоязычное) население. Разумеется, германцы воспринимали при этом немало элементов кельтской культуры. Поэтому очень трудно во многих случаях даже размежевать германцев и кельтов, несмотря на значительные расхождения их языков. Методически же, очевидно, при анализе ономастики территории Германии, по справедливому замечанию Г.Балова, кельтским элементам как несомненно более древним должен быть предоставлен определенный приоритет.

      В наблюдениях С.Файста особенно важно указание на кельто-язычие кимвров, поскольку область их расселения (Ютландия) непосредственно примыкает к предполагаемому району обитания варягов. В самом названии племени С.Файст усматривал отражение их кельтоязычия, и его оппоненты в передаче имени вынуждены признать «кельтское посредничество». Дело, однако, не только в посредничестве. Сходное наименование – «кимры» – является самоназванием значительной ветви кельтов, до сих пор сохраняющейся в Уэльсе и имевшей в древности гораздо большее распространение.  Кельтскими оказываются все четыре известных имени вождей кимвров: Boiorix, Caesorix, Lugius, Claodicus. Плутарх рассказывает, как посланный во вражеский лагерь в качестве разведчика Серторий проник туда, «одевшись по-кельтски и усвоив наиболее ходовые выражения, необходимые, если придется поддерживать разговор».  Для римлян, очевидно, не был проблемой язык пришельцев: на том же языке говорили их давние соседи – галлы и другие кельтские племена.

        Кимвры оказываются в фокусе и еще ряда примечательных схождений. Древние авторы ведут их происхождение либо от смешения скифов и кельтов, либо от киммерийцев.  На северо-западных берегах Океана прочно держалась традиция, связывающая местное население с Причерноморьем. Пришельцами с Дона считал Анналист Саксон «нортманнов».

В ирландских сагах напоминается о том, что их предки владели землями «Скифии» вплоть до Каспийского моря.  Н.Я.Марр был убежден в большой близости языка кельтов и скифов.  Возможно, речь должна идти лишь о части кельтов, соприкасавшейся с ираноязычным населением Причерноморья и Подунавья. Римлян, например, интересовал культ котла у кимвров. Потерпев неудачу в попытках утвердиться на юге Европы, кимвры, по сообщению Страбона, «послали Августу в дар свой самый священный котел, прося дружбы и прощения былого». Поклонение котлу было распространено у степных народов, что и не удивительно. В Европе же этот культ сохранялся у значительной части кельтов.  Существен тот факт, что Ютландия довольно богата находками культовых котелков, и нет нужды предполагать их импорт, ибо достоверно известно, что у кимвров они были предметом особого почитания. С другой стороны, кельтские культовые котелки могут пролить свет и на назначение котелков в погребениях Приладожья.

      Таким образом, в пользу кельтоязычия кимвров говорит ряд данных, в пользу же германоязычия таких данных нет. Примерно так же обстоит дело и с тевтонами, входившими вместе с кимврами в группу «ингевонов». В этнониме «тевтоны» ясно проступает кельтское teute – народ, люди. Кельтское божество Teutanus имело значение отца народа, племени.  Явно кельтского происхождения имя предводителя тевтонов Teutoboduus.  Очевидно, не случайно они вместе с кимврами и амбронами (кельтическое происхождение последних вполне обоснованно) составляли мобильный военный союз.

        «Кельтическая» примесь прослеживается в Прибалтике специалистами и на основе антропологических данных. Известный советский этнограф Н.Н.Чебоксаров, анализируя становление германского антропологического типа, установил, что в VIII-X вв. как славянское, так и германское население северной Германии было весьма неоднородно. Преобладали местные антропологические типы, сходные с теми, которые отмечаются для данной эпохи у фризов и саксов. Но наряду с ними у полабов и ободритов Мекленбурга, а также в отдельных районах Померании и Западной Пруссии нередко представлены формы, «очень близкие к типу латенских кельтов».

          Прямое указание на то, что кельтская речь в начале н. э. звучала в Прибалтике, имеется у Тацита. Говоря об обитателях «янтарного» побережья, он называет «эстиев», «обычаи и облик которых такие же, как у свевов, а язык ближе к британскому».  А.А.Шахматов не случайно придавал особое значение этому указанию: Тацит был зятем Агриколы, в течение ряда лет правившего римской Британией. Он мог различать диалекты германских и кельтских языков. Так, говоря о населении Британии, Тацит выделял похожих на германцев каледонцев (северная часть Британии), напоминающих испанцев-силуров (западное побережье острова), но (что согласуется с теперешними научными данными) заключал, что «в целом именно галлы заняли и заселили ближайший к ним остров». Он отмечал их одинаковые верования и констатировал, что «и языки тех и других мало чем отличаются». Если говорить о языке «эстиев», то в данном случае важно указание на неполное тождество языка галлов и бриттов.

        Указание Тацита на внешнее сходство «эстиев» со свевами, возможно, свидетельствует о том, что признаков особой кельтической археологической культуры в первых веках н. э. в Прибалтике не было. Но элементы кельтского языка и кельтских верований сохранялись здесь в течение длительного времени. Тацит приводит и одно слово из языка «эстиев»: они «единственные из всех собирают янтарь, который сами... называют глезом (glaesum)».

Очевидно, «эстии» жили на южном и юго-восточном побережье Балтики, где издревле находились разработки янтаря. Но на язык «эстиев» это слово едва ли проливает свет. В романских языках glacies – лед, в германских Glas – стекло, в славянских «глаз» – шарик, голыш, кругляш, в кельтских glass означает разные цвета: зеленый, голубой, белый, палевый. Любое из этих значений может быть отнесено к янтарю, но собственно янтарь во всех этих языках называется иначе.  Необходимо поэтому отыскание более определенных следов языка тацитовых «эстиев».

        В литературе обращалось внимание на то, что у славян Поморья сохраняются этнические названия предшествующей поры: варины и варны, мугилоны и могиляне, лугии и лужане, ракауты и ракоусы, ругии и руги и др.  Видимо, неславянское население слилось со славянским, передав ему свои топонимы и этнонимы и восприняв его язык. Процесс слияния проходил, очевидно, в условиях длительного и широкого взаимодействия, в результате чего осуществлялось взаимопроникновение культур и быта. Это обстоятельство способствовало сохранению старых географических наименований, смысл которых к IX-X вв., возможно, уже не был понятен ни одному из живших там народов. Здесь важно остановиться как раз на наименованиях, не стертых в процессе славянизации или германизации края.

        Одним из древних топонимов южного района Балтики является город Аркона острова Рюген (Arkon, Arcon, Arkun, Archon). В связи с обсуждением в последнее время вопроса о возможной связи Ругии с балтийской «Русью» русских летописей происхождение этого топонима представляет особый интерес. К моменту завоевания острова данами (в 18 г.), а также в предшествующие два столетия население его, несомненно, говорило на славянском языке. И в настоящее время под германским слоем на острове ощущается мощный слой славянских топонимов. Но название Аркона интересно тем, что оно, во-первых, уходит в глубокую древность, а во-вторых, это явно не славянское, не германское и не романское наименование.

      Происхождения имени Аркона неоднократно касались и лингвисты, и историки. Нередко предлагаются широкие параллели общеиндоевропейского характера. Но чаще рассматривается вопрос не о значении рюгенской Арконы, а о происхождении каких-то других сходных топонимов, прежде всего знаменитого Герцинского леса (Hercynia silva etc.). В отношении последнего, как правило, расхождений нет: его считают производным из кельтских языков.  Но связь между множеством подобных топонимов в разных районах Европы, а также конкретное значение их остаются неопределенными. География топонима оказывается весьма широкой. Сходные названия встречаются в галльской Бельгии, в средней Италии, на Балканском полуострове (в частности в Этолии). Кельты в историческое время – единственный народ, который можно связывать со всеми этими районами. Однако в толковании топонима и у кельтологов наметились расхождения. Ф.Моне понимал его как «большой лес, населенный по вырубленным пространствам», А.Хольдер толковал как «возвышение», «очень высокая гора».  М.Рудницкий не предлагал каких-либо значений названия, но склонен был видеть связь его с этрусками (то есть древним североиталийским народом).

      Недостаток предлагавшихся этимологии заключается в том, что значение названия в них слишком непосредственно выводится из реального положения разных Аркон. В одних случаях акцентировали внимание на лесах, в других – на гористости, в третьих – на изолированности положения (например, на мысу побережья). Е.Шварц, в частности, приводит параллель из кимрского диалекта кельтского языка, где erchynn означает «возвышенный», a cwn – «высота», чему соответствует также галльское сипо. Он приходит к выводу, что старокельтское (p)arkunion и означало «гора». Но связь здесь несколько иная. В слове Аркона первый слог «ар» означает предлог, равнозначный французскому sur или немецкому аиf, то есть по-русски «на, у, при». В таком значении предлог сохраняется и в современных кельтских языках.  С другой стороны, в литературе указывался ряд аналогичных бретонских топонимов, в частности Arcol-Argol, Argoad, Arvor-Armor и т. д.