Предпосылки формирования тоталитаризма в СССР

     Источником, экономической базой тоталитаризма является тотальная государственная собственность (на средства производства прежде всего). Экономическую основу этого строя составляет репрессивно-принудительный способ организации производства, базирующийся на монопольной государственно-бюрократической собственности.

     В нашей стране отмена частной собственности означала сосредоточение собственности в руках узкой группы людей, стоящих у власти. Коллективно партия владеет всем, потому что она всем управляет и распоряжается продуктами так, как считает нужным. В годы после революции она смогла занять господствующее положение почти беспрепятственно, так как процесс шел под флагом национализации. Считалось, что если класс капиталистов лишить собственности, то наступит социализм. Однако В. И. Ленин намного глубже, чем его соратники, понимал, что социализм невозможно строить в условиях тоталитарной системы, как и нельзя «железной рукой загнать человечество в счастье».

     Вынужденный переход к нэпу свидетельствовал о признании неготовности России быстро построить социализм и  достичь этой цели одним скачком. Однако нэп оказался недолговечен. Развитие товарно-денежных отношений  и связанная с ним демократизация общества начали понемногу лишать власть ореола святости и подтачивать таким  образом основы тоталитаризма. Уже  к началу 30-х годов побеждает  курс на реанимацию «военного коммунизма». В области экономики это означало победу идеи единого экономического уклада. Личность в стране полностью  утратила экономическую свободу  и на всю жизнь попала в зависимость  от государства, олицетворявшегося  в лице партийно-бюрократического аппарата. Восторжествовала политика материальной уравниловки.

     Третий  этап тоталитаризма в области  экономики характеризуется достижением  высшей степени насилия, и общество начинает закосневать и стагнировать. Однако ускоренное развитие современного мира, прогрессирующая взаимозависимость  стран ведут к тому, что стагнация  практически сразу начинает рассматриваться  как деградация. Но власти, которые  объявили нашу страну «маяком всего  человечества», были не в силах смириться  с ситуацией экономической «гонки без развития» с упором на чисто  количественные показатели, что фактически отбрасывало страну еще дальше от передовых стран.

     После отказа от насильственных методов управления руководители СССР с целью «уравновешивания общества» начинают «развинчивать  гайки». Но так как не произошло  отхода от существа тоталитарной системы, этот процесс мог идти только в  одном направлении, в сторону  ослабления контроля над работой  и дисциплиной.

     Фактически  складывается новый механизм принуждения  личности: люди искусственно принуждаются к «ничего неделанию», а те, кто  не избавился от иллюзий и не согласен с порочной формулой «ты делаешь  вид, что работаешь, мы делаем вид, что  платим», постепенно склоняются к алкоголизму, «уходят» в восточные верования, наркоманию и т. п. Серьезное же недовольство управленцами рассматривается как  антисистемная, «антисоветская» деятельность. Создается порочный круг, выхода из которого нет.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Глава третья. СССР в период тоталитаризма

     3.1 Судебные процессы

     В 1930 году были проведены аресты трех групп специалистов. Первая включала инженеров, ученых и плановиков (Рамзин, Ларичев, Очкин и др.), вторая - известных аграрников, служивших в Наркомфине и Наркомземе (Кондратьев, Чаянов, Юровский, Макаров и др.), третья - бывших меньшевиков, работавших в хозяйственных и научных учреждениях (Громан, Суханов, Базаров и др.). Соответственно ОГПУ сконструировало три антисоветские подпольные партии: "Промпартию", "Трудовую крестьянскую партию" и "Союзное бюро" меньшевиков.

     Как свидетельствуют недавно опубликованные письма Сталина, он регулярно получал  сведения о ходе следствия над  участниками этих "партий" и  диктовал, каких показаний от них  следует добиваться.

     Во-первых, он требовал "обнаружить" связи  этих партий между собой и с  эмигрантскими организациями - ЦК меньшевистской партии и Торгово-промышленным Союзом ("Торгпром"), объединявшим бывших крупных русских капиталистов.

     Во-вторых, Сталин требовал от председателя ОГПУ Менжинского "сделать одним из самых важных, узловых пунктов  новых (будущих) показаний верхушки ТКП, "Промпартии" и особенно Рамзина  вопрос об интервенции", якобы намечавшейся иностранными державами и белой  эмиграцией на 1930 год. Он диктовал причины  того, почему эта интервенция не состоялась (неготовность к ней Польши, Румынии и других стран) и ставил задачу "провести сквозь строй г. г. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т. д., хитро увиливающих от "тенденции к интервенции", но являющихся (бесспорно!) интервенционистами".

     Названные Сталиным лица составляли, по версии ГПУ, руководящее ядро "Трудовой крестьянской партии". Само это название было взято  следователями из вышедшей в начале 20-х годов фантастической повести  А. В. Чаянова "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии". В этой книге описывалась Россия будущего, в которой у власти находится трудовая крестьянская партия, сохраняющая традиционное общинное устройство русской деревни, модернизированное в духе автономных крестьянских коммун.

     В-третьих, Сталин требовал рассылать полученные на следствии показания партийной  верхушке и добиваться от арестованных признаний в "связях" с видными  деятелями партии. Утверждая, что  кондратьевцам и меньшевикам "бесспорно  помогали" Рыков и Калинин, Сталин писал Молотову: "Не сомневаюсь, что  вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами  и правыми (Бухарин, Рыков, Томский)".

     Стремясь  посеять в народе версию о том, что растущие продовольственные  трудности являются результатом "вредительства", Сталин приказал "все показания вредителей по мясу, рыбе, консервам и овощам опубликовать немедля и Надо бы их опубликовать с сообщением, что ЦИК или СНК передал это дело на усмотрение коллегии ОГПУ (она у нас представляет что-то вроде трибунала), а через неделю дать извещение от ОГПУ, что все эти мерзавцы расстреляны. Их всех надо расстрелять".

     Согласно  этому указанию, 25 сентября центральные  газеты опубликовали сообщение о  расстреле 48 работников продовольственных  и торговых организаций как "вредителей рабочего снабжения".

     Фальсификаторский характер процессов 1930-31 годов был  ясен многим старым большевикам. Как  вспоминала Г. Серебрякова, Сокольников, находившийся в то время на дипломатической работе в Лондоне, прочитав газетные отчеты о процессе "Промпартии", сказал ей: "Полицейский процесс, они не виновны".

     Югославский коммунист Цилиги, находившийся несколько  лет в сталинских тюрьмах и  сумевший в 1934 году вырваться из СССР, рассказывал о методах организации "вредительских" процессов,  что  ГПУ добивалось от обвиняемых ложных признаний для того, чтобы свалить  ответственность за неудачи выполнения пятилетки с правительства на инженеров.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3.2 Сталин и культура

     Сталин  отлично понимал, какая опасность  для его бонапартистского всемогущества  заложена в идейной непреклонности Троцкого и его сторонников в  Советском Союзе. Поэтому он делал  одну за другой попытки перевести  противоборство с оппозицией в плоскость  обвинения ее в контрреволюционной деятельности и тем самым избавиться от необходимости идейно полемизировать с ней.

     Предметом особого внимания Сталина была художественная литература. После 1927 года от участия  в литературном движении был отстранен  активный "троцкист" А. К. Воронский, главный редактор журнала "Красная новь", собравший в нем лучшие литературные силы страны. Вслед за этим Сталин решил сделать своей опорой в проведении литературной политики РАПП (Российскую ассоциацию пролетарских писателей). Об этом свидетельствует написанное им 28 февраля 1929 года "Письмо писателям-коммунистам из РАППа".

     В этом письме, широко используя излюбленные  им аналогии с военным делом, Сталин журил своих адресатов за то, что "РАПП, видимо, не умеет правильно  построить литературный фронт и  расположить силы на этом фронте таким  образом, чтобы естественно получился  выигрыш сражения, а значит и выигрыш  войны с "классовым врагом". Плох тот военачальник, который не умеет найти подобающее место  на своем фронте и для ударных  и для слабых дивизий, и для  кавалерии, и для артиллерии, и  для регулярных частей, и для партизанских отрядов. Военачальник, не умеющий учитывать  все эти особенности всех этих разнообразных частей и использовать их по-разному в интересах единого и нераздельного фронта,&nbsp- какой же это, прости господи, военачальник? Боюсь, что РАПП иногда смахивает на такого именно военачальника". Естественно, что эти слова побудили рапповцев к применению "военизированных" методов на "литературном фронте".

     Мягко критикуя руководителей РАПП за отдельные "перегибы", Сталин не оставлял у  них сомнений в том, что признает за ними роль "военачальника" в литературе и считает, что "общая линия" у них "в основном правильная".Извращенное понимание классового подхода к художественным явлениям было связано в рапповской критике с отвержением понятия "гуманизм". "Никакая форма гуманизма в периоды обостренных классовых боев не может и не способна укреплять и сплачивать рабочий класс в его общественной практике",- гласила официальная рапповская установка того времени. Генеральный секретарь РАПП Л. Авербах усматривал основной порок рассказа А. Платонова "Усомнившийся Макар" в "пропаганде гуманизма", в том, что писатель отказывался считать истинно человеческим качеством "классовую ненависть". Рапповский критик Мазнин писал о мелкобуржуазной сущности творчества Шолохова на том основании, что "сладенькая водица поповски-лицемерного всепрощения, гнуснейшего гуманизма является выражением явного влияния на Шолохова классово-враждебных сил". Ивана Катаева обвиняли в том, что "пламенная вера в человека, и любовь к людям стирает у него классовые грани", а "гуманизм в его творчестве и доминирует над классовой пролетарской моралью" .

     Не  ограничиваясь развязыванием и  поддержкой погромных кампаний на "литературном фронте", Сталин непосредственно  решал судьбу отдельных художественных произведений. Так, в 1931 году на квартире Горького состоялась знаменательная беседа Сталина с Шолоховым о третьей  книге "Тихого Дона", в которой  описывалось Вешенское казачье  восстание против Советской власти. Шолохов сумел защитится, он заявил о том, что строил концепцию третьей  книги на том, что "троцкисты" "обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военные, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции и в этом суть трагедии народа". Этого объяснения было достаточно, чтобы Сталин, поначалу высказывавший опасения, что публикация третьего тома "доставит много удовольствия белогвардейцам", круто сменил свою позицию.

     Сталин  также решил сам вмешиваться  в философские споры. Он принял участие  в заседании бюро партийной ячейки Института Красной профессуры и  выступил там с речью, в которой  предписал осуществить погром во всех общественных науках, "разворошить  и перекопать весь навоз, который  накопился в философии и естествознании. Все, что написано деборинской группой,- разбить. Стэна, Карева вышибить можно и Деборин, по-моему, безнадежный человек, однако в редакции его надо оставить, чтобы было кого бить". 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3.3 Обоснование тоталитарной системы

     "Теоретическое"  обоснование созданному в стране  тоталитарно-полицейскому режиму  Сталин попытался дать в заключительном  разделе своей речи на январском  (1933 год) пленуме ЦК и ЦКК,  озаглавленном "Итоги пятилетки  в четыре года в области  борьбы с остатками враждебных  классов". Он заявил, что "последние  остатки умирающих классов" "оказались  вышибленными", в силу чего  они "расползлись" по всем  предприятиям и учреждениям страны, где стали организаторами не  только вредительства, но также  массового воровства и хищений  общественной собственности". Таким  образом, воровство, получившее  широкое распространение в результате  обнищания подавляющей массы  населения, объяснялось происками  "последних остатков умирающих  классов".