Предпосылки формирования тоталитаризма в СССР

     Таким образом, социальные условия, в которых  находится человек, порождают определенный тип мышления, психологию, «тоталитарное  сознание». Сталкиваясь с обществом, которому он не может соответствовать, человек приходит в состояние  внутреннего конфликта, и, как следствие, возникает чувство вины, о котором  говорит Бруно Беттельгейм, рассматривая это явление в контексте фашистского  режима в Германии. Сопротивляясь  системе, человек рано или поздно начинает ощущать чувство собственной  вины, ведь само собой разумеется, что  среди противников господствующего  режима найдется немного людей, которые  будут защищать свои собственные  взгляды, права, свободы и интересы с оружием в руках или же, не в силах разрешить противоречия в себе и терпеть постоянное внешнее  и внутреннее психологическое напряжение, пойдут таким радикальным путем  как самоубийство. Человек будет  ненавидеть самого себя – за нежелание  придерживаться официальной идеологии, за лицемерие, проявляемое из боязни быть уличенным в своей инакости. Вина станет субъективным двигателем его поступков. Сам исследователь  объясняет это тем, что внутреннее желание опеки со стороны «сверх-Я», суррогатом которого вполне успешно  выступают государство, исполнительная власть и т.д., очень велико, и чем  слабее «Я», тем это желание сильнее. Здесь вступает в силу понятие  «авторитарной совести» Эриха Фромма. Внешние авторитеты, в том числе  и государство, и их законы и санкции, сознательно или нет, но становятся частью  человеческого «Я», потому человек и чувствует внутреннюю ответственность, ответственность  перед своей совестью, которая  представляется более эффективным  регулятором поведения, чем страх  перед внешними авторитетами, ведь уклоняясь от их санкций, человек  в любом случае не сможет избежать встречи с самим собой. Важно  также отметить здесь и понятие  «коллективного либидо» Фрейда, выступающего в качестве интегрирующего звена во всех типах масс. Либидиозная связь приводит к массовой идеализации лидера и одинаковой самоидентификации членов массы и аналогичной идентификации себя с другими индивидами. Тоталитарное государство конструирует новый тип личности с особым складом ума и поведенческими характеристиками. Происходит это путем стандартизации индивидуального начала, его растворения в массе, сведения всех индивидов к некоему усредненному образу гражданина, подавления индивидуального, личностного начала в человеке. В конечном итоге создания «нового человека» произойдет формирование индивида, полностью лишенного всякой автономии, даже в области мышления. Таким человеком не нужно даже управлять, он будет самоуправляться, руководствуясь теми догмами, которые на данный момент выдвигаются правящей элитой. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     2.3 Характеристика советского тоталитаризма

     За 75 лет СССР прошел три этапа тоталитаризма: первый — с 1917 года до конца 20-х годов; второй — с конца 20-х до середины 50-х годов; третий — с середины 50-х до середины 80-х годов.

     Тоталитаризм  есть качественно иное явление, нежели любая другая власть, сколь бы суровой  она ни была. Это феномен идеологический, и тоталитарные режимы, прежде всего — режимы идеологические. Они рождены идеологией и существуют ради нее. Если в традиционном деспотическом обществе политическая власть самоценна и ее носители используют идеологию как средство для поддержания этой власти, то для носителей тоталитарного начала самоценна идеология, а политическая власть завоевывается с целью утверждения этой идеологии. Закономерно, что целью уже установившегося режима является распространение своей идеологии в максимальном масштабе. Внешняя экспансия таких режимов вызывается не столько территориальными притязаниями и экономическими стимулами (как, например, приобретение рынков сбыта, рабочей силы и т.д.), но главным образом идеей мирового господства своей идеологии.

     Тоталитарный  режим идеологизирует все сферы  жизни, теряя всякую способность  к самокоррекции. При этом идеология  исходит из некоторой первичной  системы идеалов. Октябрьская революция  ввела у нас существенно новую (вместо самодержавной) систему высших идеалов: мировую социалистическую революцию, ведущую к коммунизму — царству социальной справедливости, и идеальный рабочий класс. Эта  система идеалов послужила основой  для созданной в 30-е годы идеологии, которая провозглашала идеи «непогрешимого вождя» и «образа врага». Народ  воспитывался в духе преклонения  перед именем вождя, в духе безграничной веры в справедливость каждого его  слова. Под влиянием феномена «образ врага» распространялась подозрительность и поощрялось доносительство, что  вело к разобщению людей, росту недоверия  между ними и возникновению синдрома страха. Противоестественное с точки  зрения разума, но реально существующее в сознании народа сочетание ненависти к действительным и мнимым врагам и страха за себя, обожествление вождя и лживая пропаганда, терпимость к низкому уровню жизни и бытовой неустроенности — все это оправдывало необходимость противостояния «врагам народа». Вечной борьбой с «врагами народа» в обществе поддерживалась постоянная идеологическая напряженность, направленная против малейшего оттенка инакомыслия, самостоятельности суждений. Конечной «сверхзадачей» всей этой чудовищной деятельности было создание системы террора страха и формального единомыслия.

     Любая тоталитарная система создает культ. Но подлинным и главным объектом его выступает не человек, а власть как таковая. Культ власти — в этом состоит сущность тоталитарной системы. Власть оказывается сверхценностью — ценностью абсолютного, высшего порядка. Кто имеет власть — имеет все: роскошную жизнь, подобострастие окружающих, возможность высказывать суждения по любому поводу, удовлетворять каждую свою причуду и т.д. Кто не имеет власти, не имеет ничего — ни денег, ни безопасности, ни уважения, ни права на свое мнение, вкусы, чувства.

     Создавая  свой культ, тоталитарная власть мистифицирует  все властные функции, безгранично  преувеличивая их значение, засекречивая обеспечивающие их огромные средства и отрицая роль любых объективных  обстоятельств. А точнее, для власти не существует ничего объективного, ничего, что происходит само собой, без ее руководства, вмешательства и контроля.

     Культ власти оказался гораздо жизненнее  культа личности. Мы давно уже научились  критически относиться к самовосхвалениям власти, понимая незначительность или  относительность ее реальных успехов. Но считать, что наши беды объясняются  только тем, что руководство недоглядело, ошиблось, что оно виновно или  даже преступно — значит все еще  оставаться в плену культа власти. В этом, собственно, и состоят  иллюзии XX съезда: раньше власть была плохой, теперь власть будет хорошей, но она как была, так и останется всесильной. Избавление от тоталитарной мистификации в другом — в понимании ничтожности реального значения власти в сравнении с процессами самоорганизации общества.

     Основной социальной силой, на которую опирался тоталитаризм в период его формирования, был не какой-то определенный класс, а люмпенство в широком смысле слова, люди разного социального происхождения, выбитые из своих традиционных социальных «луз» мощными экономическими и военными потрясениями, люди с маргинальной психологией. В России именно эти люди с энтузиазмом ринулись в партию во время «ленинских призывов», не утруждая себя необходимостью разобраться в основных идеях марксистской теории.

     Пассивная оппозиция большинства населения  и яростное сопротивление бывших имущих классов не могли не привести на каком-то этапе к возобладанию политического и духовного тоталитаризма, к разгулу террора. Вполне естественно, что в условиях преобладания крестьянского  населения в стране по нему и пришелся основной удар. В целях сохранения позиций новая власть зачастую была вынуждена самым суровым образом  расправляться и с рабочим  классом, от имени которого она управляла. Но наибольший урон нашему народу нанес  тоталитаризм духовный. Практически  всю российскую интеллигенцию, воплощавшую  дух народа, тоталитарному режиму пришлось уничтожить, и она либо эмигрировала (и способствовала творческому  скачку Запада), либо закончила свой путь более трагично на родной земле. Тоталитарное общество не может позволить  себе такой роскоши, как свобода  мысли.

     Отличие люмпенства XX века от аналогичных социальных групп в предшествующие эпохи  состоит прежде всего в том, что  «люмпенизатором» в данном случае выступает  само государство, монополизирующее экономику, или супермонополии, сросшиеся с  государством и в этом плане мало чем от него отличающиеся.

     Социальные  свойства люмпенских слоев общества делают их восприимчивыми к радикальным  идеологиям и радикальным политическим режимам. В истории России люмпенизация населения всегда составляла характерную  черту ее общественной жизни. Суперцентрализованное  государство, утвердившееся со времен Ивана Грозного, к XX веку не утратило своей силы. Подданные царя никогда  не пользовались гражданскими правами  и свободами. Причем это относилось ко всем слоям общества. Пореформенное (после 1861 года) развитие дало ростки гражданского общества, но одновременно, через обезземеливание  крестьян и пролетаризацию населения  усилило и люмпенизацию значительных его групп. Революция 1905—1907 годов, с  одной стороны (через Конституцию), легитимизировала растущее гражданское  общество, а с другой — усилила  и обострила противоречие между  люмпенами и буржуа. Октябрь 1917 года положил конец становлению гражданского общества. Процессы люмпенизации охватили все общество.

     Второй  этап тоталитаризма характеризуется  тем, что он уже сформировал свою собственную социальную базу, полностью  отвечающую его зрелым формам. Это  армия бюрократии, способная с  помощью карательных органов  дать отпор всем, кто поднимется на уровень «рассудка» и заявит о  своих правах.

     Бюрократизация  всех форм управления обществом происходит следующим образом. В условиях полностью  огосударствленной экономики государственный  аппарат становится тотальным собственником  всех материальных составляющих жизни  общества. Это делает его с неизбежностью  и хозяином всех продуктов духовного  производства. При обладании аппаратом  всей полнотой власти у него нет  и не может быть политических конкурентов, в обществе не складываются и механизмы  сдержек и противовесов. Государственно-партийный  аппарат не может не обюрократиться в таких условиях.

     Бюрократизм проявляется не только в чрезмерном разрастании аппарата, он выливается и в тотальную засекреченность  всех форм и методов его деятельности. Господство централизованно-административных форм управления всеми сферами общественной жизни — необходимая черта  бюрократизации. Здоровая конкуренция  альтернативных управленческих решений  подменяется аппаратной интригой, а  соперничество специалистов — карьерно-клиентными отношениями. Развитие указанных черт бюрократизированного аппарата рано или  поздно приводит к его неспособности  осуществлять рациональное управление обществом. Но поскольку властные права  его никем не ограничиваются, то основной формой его деятельности становится административный произвол. Все это  дополняется административным ограничением всех, даже элементарных, прав и свобод индивида (включая права на выбор  мёста жительства и передвижение внутри собственной страны, не говоря уже о праве выезда за ее пределы).

     В ходе третьего этапа окончательно формируется  «номенклатура», привилегированная  прослойка, войти в которую было не просто, но «выпасть» из нее можно  было лишь за особо одиозные прегрешения. Границы между разными слоями общества становятся менее подвижными. И все это происходит под лозунгами  равенства и воцарившейся справедливости.

     В области политической возникновение тоталитаризма возможно лишь в таком обществе, где многопартийная система сменяется однопартийной. В этом случае партия, придя к власти, стремится уничтожить всю политическую оппозицию. Уже на первом этапе тоталитаризма в СССР возобладал политический тоталитаризм: речь идет об однопартийной системе и абсолютном огосударствлении всей политической системы, включая все общественные организации. Политические отношения и институты в обществе, по существу, исчезают или носят формально-декоративный характер.

     Главной задачей партии становится непрерывное  формирование нужного для нее  человека. Обществу систематически навязывалась мысль, что партия ищет власти не ради нее самой, а ради блага большинства.

     Процесс становления и утверждения тоталитаризма  также предполагает и насильственную «организацию» общественной жизни  на принципах «чрезвычайного положения», что неизбежно сопровождается милитаризацией. В нашей стране дополнительные возможности  этому процессу предоставлялись  и самим принципом организации  политической власти — концентрацией  всех ее ветвей — законодательной, исполнительной и судебной — в  руках одного субъекта, Совета. Номинальная  реализация лозунга «Вся власть Советам» закономерно привела к концентрации ее в руках исполнительного комитета. В силу сложившейся однопартийной  системы произошло слияние исполнительного  комитета с аппаратом правящей Коммунистической партии, что предельно политизировало исполнительную власть.

     Такая «организация» общественной жизни  обусловливает применение средств  прямого террора, инициируемого  сверху, поддерживаемого и активно  осуществляемого люмпенизированной  частью общества.

     Ведущей и, безусловно доминирующей формой социальных отношений в условиях тоталитаризма  является политика, основанная на прямом насилии, поэтому политизация тоталитарного  общества сопровождается его милитаризацией. В СССР начиная со второй половины 20-х годов политизированно-милитаризованными  оказались все сферы общественной жизни.