Социальные технологии и их применение в обществе

Переписка классика структурно-функционального анализа  Т. Парсонса с феноменологом А. Шютцем [42] и комментарии первого по поводу теории социальной жизни Дж. Мида свидетельствует о созвучии взглядов этих, казалось бы, совершенно по-разному ориентированных ученых на целый ряд существенных для науки моментов [43]. У феноменологов, например, уже не человек-деятель и его социокультурные ограничения, а социокультурные, смысловые ограничения и противостоящий им не всегда с должным успехом человек-деятель вынужденно (как подчеркивает Шютц) становятся объектом изучения.

Одновременно  исчезает и педагогический пафос  теории действия, призванной, по Веберу, понудить человека, "вкусившего от древа  познания добра и зла", задуматься над своими поступками и идеалами. И хотя сам мыслитель не оставил  нам прямых указаний на то, что есть та подлинно веберовская тема, объединяющая все его многочисленные и разнообразные труды, почему бы, вслед за В. Хеннисом, не сформулировать ее так: "Существует ли такой интеллектуально ответственный путь, способный изнутри пробудить человека, или возможности воспитания исчерпываются подгонкой личности к применению ее на практике "на производстве" в учреждении, в конторе, в мастерской, в научной или заводской лаборатории, в дисциплинированной армии?" [44].

Однако каковы бы ни были вариации на тему теории действия, веберовские интонации, пусть в "остаточном" виде, в них неистребимы. Даже в тех случаях, когда последователи немецкого теоретика вольно или невольно жертвуют ее чистым звучанием, ощущение незавершенности, недосказанности заставляет нас вспомнить о первоисточнике их научного поиска — ценностном основании социального действия.

Теория социального  действия Вебера не исчерпывается теорией  рационального действия, а содержит в сжатом виде все основные проблемы человеческого бытия: (1) бремя свободы (целеполагание); (2) бытие-с-другими как бытие-для-других (или ориентация на других) и (3) неизбежность осмысления своих поступков (субъективно полагаемый смысл социального действия) на пути к главному жизненному выбору — приданию смысла собственной жизни. Иначе Вебер не вменял бы в обязанность ученым помочь человеку избрать такую жизненную позицию, которая соответствовала бы его "высшим идеалам" [3, с. 721-722]. И если не превращать социологию в научную разновидность "игры в бисер", в "лишенное реальности царство надуманных абстракций, пытающихся своими иссохшими пальцами ухватить плоть и кровь действительной жизни, но никогда не достигающих этого" [3, с. 715], то ее право на существование можно обосновать только такой миссией.

Здесь особенно важно понять, что любой выбор  является результатом самоопределения, но только экзистенциальный уровень  этого самоопределения можно  описать схемой "ценность — путь — ответственность".

Теория действия не может полноценно существовать вне  ценностного поля, а, стало быть, этического единства личности. Подводя  итог очередной международной конференции  по проблемам человеческого действия в Виннипеге (Канада, 1975), профессор  Иллинойского университета И. Талберг сказал: "…Мы не можем притворяться, что анализируем, вскрываем природу действия, когда составляем список мотивов, нейрональных процессов, мышечных сокращений и других наиболее очевидных показателей, которые совпадают с действием. Ни один из них не должен быть отождествлен с действием ...Мы потерпели поражение..." [45]. Единая для всех участников форума методологическая установка в духе декартовского дуализма не позволила рассматривать человека как целостность. Было утеряно главное: человеческая личность не сводится к сумме ее многообразных проявлений. Она едина на всех уровнях своего существования. Потому и действие следует рассматривать как контуры, очертания, в которых и через которые происходит зримое воплощение этого единства.

С этой точки  зрения, все науки о человеческом поведении ведут речь лишь о различных  сторонах одного и того же — нашего выбора в предложенных обстоятельствах. Каждая наука видит его так, как  позволяют ей это сделать отраслевые методы и ограничения.

Таким образом, содержательное единство человека подразумевает  отношение к действию как целостности, выстроенной вокруг некоторого системообразующего фактора. В системной физиологии таким фактором стала цель-причина наших действий; в социологии — субъективно подразумеваемый смысл, за которым стоит наш ценностный выбор; в философии — личностный смысл, экзистенциально, нравственно окрашенный. Серьезная социология действия немыслима без обращения к аксиологическим, метафизическим основаниям нашего бытия. Восходя от естественных дисциплин через социальное знание к гуманитарному (целеполагание — социально-историческая ценность — личностный смысл), науки о человеческом поведении обретают реальную возможность восстановить полноту и достоинство человека-деятеля, не утрачивая при этом предметную определенность. 

3. потенциал социальной  мобильности в  современном российском  обществе. Привязка  к студенчеству.

  1. Сущность социальной мобильности 

      Талантливые личности, несомненно, рождаются во всех социальных  слоях и социальных классах. Если не существует барьеров для социального  достижения, можно ожидать  большую  социальную  мобильность,  когда  некоторые  личности

быстро  поднимаются и получают  высокие  статусы,  другие  же  опускаются  на более низкие. Но  между  слоями  и  классами  существуют  барьеры,  мешающие свободному переходу индивидов их одной статусной группы в  другую.  Один  из самых главных барьеров возникает из-за того, что социальные классы  обладают субкультурами, готовящими детей представителей каждого класса для участия  в классовой субкультуре, в которой они  социализированы.  Обычный  ребенок  из семьи представителей творческой интеллигенции с меньшей  вероятностью  будет

усваивать  привычки  и   нормы,   помогающие   ему   впоследствии   работать крестьянином или рабочим. То же можно сказать о  нормах,  помогающих  ему  в работе в качестве крупного руководителя. Тем не менее в  конечном  счете  он может стать не только писателем, как его родители, но и рабочим или  крупным руководителем. Просто для продвижения из одного слоя в другой или из  одного социального  класса  в  другой  имеет   значение   "различие   в   стартовых возможностях". Скажем, у сыновей министра и крестьянина  разные  возможности для   получения   высоких   должностных   статусов.   Поэтому   общепринятая официальная точка зрения, состоящая в том, что для достижения любых высот  в обществе  нужно  только   трудиться   и   иметь   способности,   оказывается

несостоятельной.

      Приведенные примеры  свидетельствуют   о  том,  что  всякое  социальное перемещение происходить не беспрепятственно, а путем преодоления  более  или менее  существенных  барьеров.  Даже  переезд  человека   с   одного   места жительства на другое предполагает  определенный  период  адаптации  к  новым условиям.

      Все социальные перемещения личности  или социальной группы  включают  в процесс  мобильности.  Согласно  определению  П.Сорокина,  «под   социальной мобильностью понимается любой переход  индивида,  или  социального  объекта, или ценности, созданной  или  модифицированной  благодаря  деятельности,  от одной социальной позиции к другой». 

3. Проблемы  социальной мобильности в России  в 20-21вв. 

      Процесс перехода от экономики,  в основе которой лежал административно-  бюрократический   способ    управления    общественным    производством    и распределением, к экономике,  базирующейся  на  рыночных  отношениях,  и  от  монопольной  власти  партгосноменклатуры   к   представительной   демократии происходит чрезвычайно болезненно и медленно. Стратегические  и тактические просчеты в радикальном преобразовании  общественных  отношений отягощаются особенностями созданного в СССР экономического потенциала с его структурной

асимметричностью, монополизмом, технологической отсталостью  и т. д.

        Все  это  нашло  отражение   в  социальной  стратификации   российского общества переходного  периода. Чтобы  дать  ее  анализ,  понять   особенности,  необходимо рассмотреть социальную  структуру советского периода.  В  советской научной литературе  в  соответствии  с  требованиями  официальной  идеологии утверждался   взгляд  с  позиций  трехчленной   структуры:  два  дружественных  класса (рабочий и колхозное крестьянство), а также  социальная  прослойка   — народная интеллигенция. Причем  в данном слое как бы на  равных оказывались  и представители  партийной и государственной  элиты, и сельская  учительница,  и библиотечный работник.

        При  таком  подходе  вуалировалась   существовавшая   дифференциация  общества, создавалась иллюзия движения  общества к социальному равенству.

      Разумеется, в реальной жизни  дело обстояло далеко  не  так,  советское

общество  было  иерархизировано,  притом  весьма  специфически.  По   мнению западных и многих российских социологов, оно представляло собой не  столько социально-классовое,   сколько   сословно-кастовое   общество.    Господство государственной собственности превратило  подавляющую массу населения в наемных работников государства, отчужденных от этой собственности.

      Решающую роль в расположении  групп на  социальной  лестнице  играл  их политический потенциал,  определявшийся  местом  в   партийно-государственной иерархии.

      Высшую ступень в советском  обществе занимала  партийно-государственная  номенклатура,   объединявшая   высшие   слои   партийной,   государственной, хозяйственной  и  военной  бюрократии.  Не  являясь  формально  собственником  национального богатства, она  обладала монопольным  и   бесконтрольным  правом его   использования  и  распределения.  Номенклатура  наделила  себя  широким кругом  льгот  и   преимуществ.  Это  был  по  существу  закрытый  слой  типа  сословия, не заинтересованный в   росте  численности,  ее  удельный  вес  был

невелик — 1,5 - 2% населения страны.

      Ступенью ниже находился слой, обслуживавший  номенклатуру,  работники, занятые в сфере  идеологии, партийной прессы, а  также научная  элита,  видные  деятели искусства.

      Следующую ступеньку занимал  слой, в той или иной степени  причастный  к функции  распределения   и  использования  национального   богатства.  К   ним относились  государственные чиновники, распределявшие  дефицитные  социальные блага,  руководители предприятий, колхозов, совхозов, работники  материально-  технического снабжения, торговли, сферы обслуживания и т. д.

      Отнести эти слои к среднему  классу вряд ли правомерно,  поскольку  они не  имели   свойственной   этому   классу   экономической   и   политической  независимости.

      Представляет   интерес   анализ   многомерной   социальной   структуры

советского  общества  40—50-х  годов,  данный  американским  социологом   А. Инкельсом (1974 г.). Он рассматривает ее как пирамиду, включающую 9 страт.

      На  вершине   находится   правящая   элита   (партийно-государственная

номенклатура, высшие военные чины).

      На втором месте — высший  слой интеллигенции (видные деятели  литературы и искусства, ученые). Обладая значительными привилегиями, они не  имели  тех властных полномочий, которыми располагал высший слой.

      Достаточно высокое — третье  место  отводилось  «аристократии   рабочего класса». Это стахановцы, «маяки», ударники пятилеток. Этот слой  также  имел большие привилегии и высокий  престиж  в  обществе.  Именно  он  олицетворял «декоративную»  демократию:  его  представители  были  депутатами  Верховных

Советов страны и республик, членами ЦК  КПСС  (но  не  входили  в  партийную

номенклатуру).

      Далее  следовал  основной  отряд  интеллигенции  (управленцы  среднего звена, руководители небольших предприятий, научные  и  научно-педагогические работники, офицеры и т. д.).

      Пятое место занимали «белые  воротнички» (мелкие управленцы,  служащие, не имевшие, как правило, высшего образования).

      Шестой  слой  —  «преуспевающие  крестьяне»,  работавшие  в   передовых колхозах,  где  создавались  особые  условия  труда.  С  целью  формирования «образцово-показательных»    хозяйств    им    выделялись     дополнительные государственные финансовые и материально-технические ресурсы, что  позволяло обеспечить более высокую производительность труда и уровень жизни.