Социальная работа с женщинами и детьми

Оглавление.

Введение.

Есть родители, которые стремятся перепоручить детям часть домашних обязанностей, другие отказываются от этого метода воспитания из опасения, что само выдвижение каких-либо требований означает использование власти и насилия. Третьи в стремлении придерживаться исключительно проверенных ценностей сосредоточивают все внимание на воспитании у своих детей светских манер и на обучении их правилам хорошего тона. Удивительно, до какой степени эти родители заботятся о создании гармоничных отношений внутри семьи вплоть до самых мелочей. Тем печальнее видеть, как быстро дети в ходе взаимного общения совершенно спонтанно переходят к силовому решению конфликтов наперекор целям воспитания, которые мы себе ставим, а именно достижения возможности разрешать конфликты мирным путем.

А что же школа? Немало учителей стремятся модернизировать процесс обучения, ищут новые формы подачи материала, пытаются создать непринужденную атмосферу на уроке, вовлечь учеников в творческий процесс, развить у них самостоятельное мышление, однако при столкновении с суровой реальностью на уровне класса, например провокаций отдельных учеников, они вынуждены отказаться от формы преподавания, основанной на принципах солидарности и диалога, и вернуться к авторитарному стилю поведения, который сами в глубине души не одобряют.

Проблемы межкультурного общения разрешаются в местах, где учащиеся находятся во время  перемены (а зачастую не только там), и осуществляется это силовыми методами как на вербальном уровне, так и  с применением рук, увы, почти  вне каких-либо культурных рамок.

Насилие есть средство подавления соперника. И все же почему применяющий  силу не оставляет противника в покое  и после того, как тот потерпел явное поражение? Чем объясняется  подобный садизм? Это извечный феномен  или примета нового времени, зеркало постмодернистского брожения умов?

Примеры беспричинной жестокости современной молодежи, выразившиеся в ряде убийств, совершенных за последнее  время, кажутся утрированным выражением подобной тенденции, когда молодежь ищет в агрессии выход нерастраченной энергии.

На сухом научном  языке агрессия именуется «целенаправленным  распределением травмогенных раздражений». Однако мы имеем дело с колоссальным разбросом мнений, как только ставится вопрос, является ли агрессия изначально позитивной силой, обеспечивающей необходимую целеустремленность в решении задач, поставленных жизнью, или же она может рассматриваться как однозначно деструктивный потенциал человеческой деятельности и должна подвергаться регулированию с помощью внешних педагогических приемов и самовоспитания, т. е. постоянно переключаться в безопасное для окружающих русло. Какова природа насилия? Надо ли возводить насилие к врожденному инстинкту, или оно является побочным следствием процессов, вышедших из-под контроля?

Насилие и агрессия в детских  садах.

Формы проявления насилия  и агрессии в детских садах  не такие, как в школе. В каждой стадии своего развития агрессивные  импульсы детей выражаются по-разному, в детском саду мы имеем дело с  одной стадией, в школе – с  другой. Если в школе насилие чинит, как правило, некая группа, в детском саду нарушителями спокойствия являются один или два ребенка. Мальчик, с размаху ударивший по голове сверстника деревянным бруском в завершение их долгой и мирной совместной работы по возведению гаража, или девочка, столкнувшая свою сверстницу с лестницы в наказание за насмешку, – типичные примеры насилия в детском саду. Агрессивное поведение имеет индивидуального носителя. Насилие проявляется спорадически, в отдельных инцидентах и акциях. Случаи, когда акты насилия инициируются обособленной группой детей, относительно редки. Не менее редки случаи, когда в насильственные действия вовлекается весь детский сад, вернее, все его питомцы, как это имело место в инциденте с воспитательницей, встреченной градом туфель после непродолжительного отсутствия, или в случае, когда одной девочке удалось сколотить маленькую шайку, специализировавшуюся на краже и порче игрушек. В отличие от школы, где насилие быстро становится проблемой групповой психологии, в детском саду насилие связано с действием отдельных, конкретных детей.

Следующий момент, обращающий на себя внимание, касается самой специфики  проявления насилия в детских  садах. Его характерной особенностью является непосредственность. Двое детей  только что мирно играли друг с  другом, как вдруг в следующее мгновение один ребенок плача встает и жалуется на то, что другой ударил его «прямо в живот». Насилие в детских садах не знает предварительной стадии, обдумывания, предвкушения, периода накопления напряжения, которое ищет выхода и наконец находит разрядку. Одно состояние в мгновение ока меняется на противоположное, мирное сопение разражается вспышкой ярости. Полутонов здесь нет.

Многие питомцы детских садов  не осознают до конца своих действий. Нет понимания последствий своих  действий и чувства вины. Мальчик ударяет девочку, а затем, сбив ее с ног, начинает топтать ногами. Воспитательница в ужасе оттаскивает его от жертвы: «Разве ты не понимаешь, что делаешь ей больно?» Мальчик отрицательно качает головой: «Да ведь на мне же кроссовки!»

Зачастую оправданием насильственного действия является незначительный проступок, наказывается крайне субъективно оцениваемая провинность. Девочка расцарапала другой лицо только за то, что та ее не дождалась. Многие дети не отдают себе отчета в неадекватности своей реакции и в том, что шишка на голове, удар в живот или удар с размаху вызывают у другого боль. Довод: «У нее глупый смех» – выглядит оправданием для применения насилия, так же как и следующее: «Нечего ей было так орать».

Нередко агрессивное поведение  детей расходится с их словами. На словах все они против насилия – что не мешает им применять насилие против своих сверстников. Но ведь это совсем другое дело! Можно ли терпеливо сносить то, что «у нее такие ужасные лакированные туфельки»?

В отличие от школьного преподавателя воспитательница не остается в стороне от происходящего, ее вовлекают в гущу событий и делятся самым сокровенным, она в курсе всех взаимных претензий. Если в школе дети зачастую хранят молчание из желания не выглядеть «стукачами» в глазах своей возрастной группы и скрывают происходящее от преподавателя, то в детском саду дети возбужденно бегут к воспитательнице с жалобами на своих сверстников: «Урс меня ударил!», «Барбара меня ущипнула». Они, не задумываясь, выдают своих сверстников, ждут от воспитательницы помощи или поддержки, рассказывают все подробности происшествий. Поскольку отдельные дети проявляют настоящую виртуозность в искусстве жаловаться и по самому незначительному поводу громко требуют немедленного вмешательства воспитательницы, ей следует предварительно взвесить все за и против и прежде, чем вмешаться, подумать, следует ли это делать и не лучше ли предоставить детям возможность самим улаживать конфликт. Зачастую плач прекращается сам собой, как только дети замечают, что воспитательница не собирается реагировать на любой пустяковый повод.

Дети информируют воспитательницу  обо всех своих бедах, полагая, что  любые проявления насилия и агрессии в детских садах частично лежат  на ее совести. Детская и взрослые сферы еще четко не разграничены. Если в 4-м классе насилие зачастую не выходит за рамки собственной субкультуры и ребенок, поставивший учителя в известность о случившемся, рассматривается как предатель, дети в детском саду заведомо ждут от воспитательницы той или иной реакции. Любое происшествие требует определенного отношения с ее стороны. Осуществление насилия не замыкается сферой своей субкультуры, а рассчитано на восприятие всего окружения. Внутри этого сообщества дети делегируют воспитательнице особую роль: ей предназначается роль арбитра, проводящего грань между недопустимой и здоровой агрессией. Дети требуют от нее, чтобы она встала на ту или иную сторону. Это еще не означает, что они готовы принять ее точку зрения, однако позиция воспитательницы становится для них ориентиром в поисках собственной позиции. В случае, когда речь идет об изживании агрессивных импульсов и фантазий, дети нуждаются в позиции воспитательницы как в неком противовесе. Она становится моральной инстанцией, к которой они могут апеллировать.

Детям предстоит научиться самим проводить грань между недопустимым действием и здоровым проявлением агрессии. Игра с черепашками безобидна, размахивание палкой допустимо в определенных пределах, а вот дергать кого-либо за волосы или вытаскивать из-под кого-либо стул – нельзя. Уровень развития детей позволяет воспитательнице при общении с ними заострять их внимание на теме насилия, постепенно приучая их самим справляться с агрессией в себе и других. Родители, доверившие воспитательнице своих детей, возложили на нее обязанность четкого распознания любой формы насилия и агрессии.

Влияние, оказываемое  воспитательницей на детей, заметно при прослушивании детских разговоров. Нередко произносятся фразы типа «Фрау Люсси сказала…» или «Бригитта не велела…» Разговоры детей в детских садах ведутся с постоянным упоминанием имени воспитательницы. В школе данный феномен проявляется в значительно меньшей степени. Естественно, и там позиции учителя отводится достаточно важная роль, однако открыто ссылаться на его авторитет в разговоре с одноклассниками считается проявлением несамостоятельности.

Суть проблемы – нахождение точек соприкосновения между позицией воспитательницы и позицией детей. В случае, если позиция оказывается для них неприемлемой по психологическим причинам, дети ее отвергают. Позиция воспитательницы должна быть соотнесена, приведена в соответствие с характером детского восприятия. Все ее слова должны затрагивать струны в детских душах и быть не заумными, а понятными, на уровне их развития. Шансы на усвоение детьми утопических идей или идей радикального толка минимальны.

Формы проявления насилия  в школе.

Насилие среди детей  и подростков – тема, которая  не может не волновать. Узнав о  страданиях 9-летней школьницы, которая  потеряла сон, потому что терпит побои  во время перемен, мы испытываем печаль или ярость. Школа должна быть местом, где дети растут и развиваются, а не местом для проявления негативных сторон человеческой природы. К сожалению, опыт свидетельствует об обратном. Школа, классная аудитория не застрахованы от проявлений агрессии и насилия, прорывающихся во время уроков, на переменах или по дороге в школу, а зачастую и полностью подчиняющих себе распорядок дня ребенка. Эта малоприятная сторона человеческой сущности обнаруживается у людей всех возрастов, и детство не составляет здесь исключения.

Однако сравнение форм проявления насилия в различных школах приводит к выводу об отсутствии одного «почерка», одного знаменателя, типа. Проблема варьируется от школы к школе, обладает специфическими особенностями, характерными для данного класса или квартала. Насилие предстает в бесчисленном множестве вариантов. Мы вынуждены изыскивать методы его укрощения в соответствии с формой или личиной, в которой оно себя обнаруживает. Формы проявления детского насилия всегда имеют отпечаток той или иной школы, той или иной группы детей и подростков, той или иной среды.

Быстрее всего взрослые реагируют на явные проявления агрессии. Под этим подразумеваются случаи детского садизма, когда дети мучают своих сверстников или совершают  поступки, выходящие за рамки обычных  шалостей и пугающие своей жестокостью  и отсутствием сдерживающего начала.

В одном из 5-х классов  начальной школы постоянным издевательствам  подвергалась страдающая ожирением  и близорукостью девочка. Во время  перемены или по дороге в школу  несколько мальчиков, подбадриваемых одноклассниками, окружали девочку  – почти инвалида – и, вырвав у нее очки, растаптывали их ногами, чтобы затем сообща насладиться зрелищем ее всхлипываний и беспомощных попыток найти дорогу. Слабость зрения этой девочки стала поводом для издевательств с их стороны.

Явные проявления насилия могут быть направлены не только против отдельных лиц, вызывающих к себе повышенный интерес окружающих, но и целой группы. В одной из школ Цюриха возникла мода на «бросание карликов». Во время перемен ученики 5-х и 6-х классов ловили 7– и 8-летних первоклассников, выстраивались в линейку перед полем и устраивали соревнование: победителем считался тот, кому удавалось дальше всех забросить в поле малолеток – мальчика или девочку. Другой пример насилия одной возрастной группы над другой, осуществляемого в форме террора, скрытого от глаз взрослого, имел место в одной из школ Берна. Напротив здания школы находился магазин, торгующий аудио– и видеопродукцией. Его директор обратился к администрации школы с жалобой на участившиеся кражи дисков, в которых он обвинял учеников школы. Он утверждал, что большинство ворующих кассеты и диски – дети младшего школьного возраста. Преподавательницы начальных классов отказывались этому верить и возмущенно отвергали самую мысль о чем-то подобном, им казалось невероятным, чтобы ученики 1-го и 2-го классов могли быть замешаны в воровстве. Все это казалось им явным недоразумением, и они отвергали все упреки. Однако после того, как в результате подключения специалистов по критическим ситуациям было проведено расследование и соответствующая работа с самими учащимися, выяснилось, что младшие школьники оказались жертвами террора со стороны группы мальчиков 6-го класса. Эти «деды» приказывали малышам таскать для них диски под угрозой применения физической силы. Боязнь учеников младших классов мести со стороны старшеклассников была причиной их молчания. Происходящее оставалось тайной как для родителей, так и для учителей.

Наряду с явными и  вербализованными формами агрессии нередки случаи ее скрытых и тщательно  замаскированных проявлений, к сожалению, слишком часто ускользающих от внимания преподавателя. В одном из классов нам бросилась в глаза особенность размещения детей за партами: они жались к окнам. Широкий средний ряд оставался незанятым. Учительница объяснила подобное поведение «модой». Благодаря нашему расследованию выяснилось, что группе лидеров класса не нравилось, когда их одноклассники пользовались средним проходом между партами. Поэтому они приказали пользоваться проходом вдоль окон. Любого, осмелившегося нарушить это предписание, ждала расправа на перемене. У учеников этого класса не было сомнений в том, кому принадлежит лидерство в классе. Учительница была в их глазах пустой фикцией, истинные носители власти сидели с ними рядом.