Формирование территории Казахстана и Китая с 1881 по 1917 гг

      Кочевания казахов составили определенную сложность в подготовке произошедшего  в конце XIX в. возвращения Илийского края.

      В преддверии переговоров возрастающее давление на правительство начинает оказывать туркестанская администрация. В рапортах от 7 декабря 1878 г., 22 февраля 1879 г. и др. семиреченский губернатор Колпаковский обратил внимание генерал-губернатора Туркестанского края Кауфмана на то обстоятельство, что кочевья российских подданных казахов продвинулись на восток и располагаются в горах Барлыка, долинах рек Бороталы, Текеса, Хоргоса и др. Представив туркестанскому генерал-губернатору подробную карту с нанесенной предполагаемой им граничной чертой, Колпаковский подчеркивал, что «к владениям нашим предполагается присоединить местности, бывшие свободными от китайского элемента при занятии нами Илийской долины и ныне занятые кочевниками, издавна подведомственных России киргизов, углубившихся с развитием в области русских поселений в горы Барлыкские, на Бороталинскую долину (киргизы Сергиопольского и Копальского уездов) к реке Хоргосу (киргизы Копальского уезда) и в долину р. Текеса (киргизы Верненского и Иссыккульского уездов): Если предполагаемую границу не принять в расчет, то доведется выделить несколько десятков тысяч киргизов под власть китайцев, последствием чего будет значительное уменьшение доходов края»⁵⁹.

      Основополагающим  принципом русско-китайского разграничения по Петербургскому договору в Центральной Азии стал принцип, хотя и не всегда буквально соблюдаемый, проведения границы по линии постоянных китайских караулов и по естественным рубежам. При всей целесообразности такого подхода, он игнорировал интересы, в том числе экономические, приграничного казахского и киргизского населения, оказавшегося по существу разрезанным и вынужденным нарушать эту границу, перекочевывая из одного государства в другое. Не случайно Г.А. Колпаковский хотел, чтобы в Тарбагатае граничная межа была проведена не по линии постоянных китайских пикетов, «а по границам кочевий наших и китайских киргизов». Так российские казахи могли бы сохранить своих зимовки в Синьцзяне и не перешли бы в китайское подданство. А такой переход лишал русскую казну 25 тыс. рублей только кибиточного сбора⁶⁰.

      Особую  сложность при разграничении  вызвал так называемый «Барлыкский  вопрос»⁶¹. Суть его вкратце такова. Во время смут и восстаний в 60-е гг. российские казахи целыми волостями переходили на свободные земли в Тарбагатай, прежде всего богатый водой и травами горный массив Барлык. По данным военного губернатора Семиреченской области в Барлыке постоянно кочевали 4 волости российских казахов, численностью до 5950 кибиток, т.е. около 30 тыс. человек. Это: ЛобаМайлинская, Алакульская, Барлыкская и Эмильская волости. На восточных склонах Барлыка кочевали казахи Зайсанского приставства⁶². Их же кочевья в Казахстане, как правило, немедленно занимали другие кочевники или русские крестьяне. По Чугучакскому и Петербургскому договорам Барлык отходил к Китаю. Пограничные русские власти оказались в большом затруднении: кочевавшие в Барлыке волости некуда было переселять. По предложению Степного губернатора Колпаковского Фриде попытался в обмен на передачу Китаю местности у Чаган-Обо, через которую ранее проходила дорога из Чугучака в Кобдо, получить Барлык или хотя бы «выговорить такое изменение: границы, при котором в наши пределы отошла бы возможно большая часть китайской территории за линиею китайских пикетов, занятой кочевками наших киргиз с конца 60-х годов».

      Военный губернатор Семиречья и комиссар по разграничению в специальной  записке «О значении Барлыка для  населения Сергиопольского уезда», адресованной на имя Степного г-г  Колпаковского от 15 января 1884 г., вновь поднимает вопрос об оставлении Барлыка за Россией. Он мотивирует это тем, что Барлык имеет «для наших приграничных кочевников существенное жизненное значение», там круглый год кочуют 1315 семей казахов Барлыкской и Эмильской волостей, имеют зимовки 1486 семей Эмильской, Барлыкской и Лоба-Майлинской волостей; летовки - 1014 семей Барлыкской и эмильской волостей. Зимуют до тысячи семей Южно-Тарбагатайской, Чиликтинской и других волостей Зайсанского ведомства. В Барлык на зимовку казахи Сергиопольского и Зайсанского уездов отправляют «несметное количество лошадей и баранов». Российская казна имеет с этих казахов, кочующих в Барлыке, доход не менее 30 тыс. руб. в год⁶³. К концу 1884 г. в Барлыкских горах кочевало около 20 тыс. казахов – российских подданных⁶⁴. Однако ситуация в Барлыке складывалась не в пользу России; китайские казахи начали теснить своих российских соплеменников. Бахтинский участковый начальник Талызин осенью 1888 г. сообщал военному губернатору Семиречья Иванову, что договор Н. Балкашина с китайской администрацией о границах кочевий в Барлыке остался на бумаге.

      «В  действительности этой местностью владеют  китайские киргизы, и только первые два года были колебания в умах наших и китайских киргиз, т.к. Барлык – родовое наследие двух наших пограничных волостей – Барлыкской и Эмильской (рода Мамбет), почему китайские киргизы – киреи входили в Барлык неуверенно, сознавая права мамбетов на эти горы; последние же три года они водворялись здесь все увереннее, с каждым годом все усиливая число прибывающих юрт. Нынешнее лето они покрыли весь Барлык, открыто заявляя, что им позволил это амбань»

      В конце 80-х – начале 90-х гг. казахи массами начинают уходить в Китай, прежде всего в Тарбагатай, Алтай и Или. Документы того времени буквально пестрят сообщениями русских пограничных властей о бегстве в Китай целых волостей. Так 22 августа 1884-го года около 200 кибиток рода чажа племени атбан (албан) прорвали пограничную линию в Илийской долине и устремились в глубь Китая. Посланные вдогонку 40 семиреченских казаков отбили 4.600 баранов, 153 лошади, 350 верблюдов и 26 голов крупного рогатого скота. В ходе завязавшейся перестрелки 7 казахов и 1 китайский пограничник были убиты, 4 казака легко ранены. В сентябре того же года с разрешения китайского правительства усиленная сотня казаков вошла на китайскую территорию и схватила «часть беглецов», остальные скрылись в горах за рекой Текес. Отнятое имущество было распродано с аукциона, а «зачинщики» – старейшины Чиндобул и Акджол выданы китайскими властями России⁶⁵.

      В том же 1885-м году в долину Текеса из Джаркентского уезда пробились  киреевцы - более 3 тысяч человек, которые  заняли земли по нижнему Текесу и  Кунгесу, «где разорили калмыков дурбун-сумунов, уничтожив их запашки и вытравив корма»⁶⁶.

      Причины ухода – нежелание кочевников платить какие-либо налоги, растущая земельная теснота, засилье своих и русских чиновников, введение в Степи общероссийских законов. Царские власти пытались задержать беглецов выставлением заградительных отрядов, заставляли остававшихся в России казахов платить налоги за своих бежавших в Китай сородичей. Это приводило к тому, что и последние также перекочевывали в Китай. Анализируя причины откочевок казахов в китайские пределы, пограничные чиновники обращали внимание на тяжесть налогового бремени, неравномерную раскладку чиновниками податей и злоупотребления должностных лиц, узость внутреннего рынка для сбыта скота и продуктов скотоводства, вражду различных группировок, земельную тесноту, на более привольное житье в Китае их соплеменников.

      Сравнивая положение китайских и русских  киргизов и казахов консул в Кашгаре  Н.Ф. Петровский 4 июля 1894 г. писал в  Азиатский департамент: «Киргизы китайского подданства никакими податями в пользу китайской казны не обложены, они  платят назначаемым китайскими властями для управления ими бекам зякет по обычаю и исполняют весьма редко кой-какие натуральные повинности. По распоряжению китайских властей даже верблюды под казенные тяжести поставляются не кочевым, а оседлым населением Восточного Туркестана. Киргизы русского подданства находятся в совершенно иных условиях: они платят в русскую казну кибиточную подать, с них взимаются деньги на содержание туземной администрации и на другие их потребности, что составляет более семи рублей с юрты, и они несут некоторые натуральные повинности»⁶⁷.

      В ходе смут в Синьцзяне казахи – российские подданные уходили в Китай, возвращались, снова уходили, принимали китайское подданство, что привело после восстановления власти Цинов в крае к разногласиям между пограничными властями России и Китая. В преддверии завершения демаркации границы это положение становилось нетерпимым.

      В обстановке разрушенного правопорядка ни одна из сторон не могла соблюдать  те пункты Чугучакского протокола, в  которых указывалось, что казахи, кочующие в российских владениях, считаются подвластными России, а в китайских – Китаю. Казахское население, не считаясь с границей, по-прежнему уходило по своим традиционным маршрутам на зимовки (или летовки) в Синьцзян, а затем прикочевывало обратно. Кроме того к откочевкам из Китая в российские пределы казахов вынуждали те или иные политические обстоятельства, в том числе вражда с калмыками, возвращение Россией Илийского края Китаю и др. Нередко в зависимости от обстановки отдельные группы казахов несколько раз меняли свое подданство: российское на китайское и наоборот. Для урегулирования сотен взаимных счетов и обид и разбора дел по инициативе российского консулов в Чугучаке и Кульдже Н.Н. Балкашина и В.М. Успенского было решено регулярно один раз в год проводить на границе международные съезды⁶⁸, на которых разбирать взаимные претензии и тяжбы. За основу был взят издревле существовавший у казахов суд биев 

2.3. Китайская имперская  внешнеполитическая  доктрина и российская  политика

     Начнем  с небольшого экскурса в историю международных отношений государств Центральной Азии. Как известно, этот благодатный регион никогда не был областью этнического обитания китайцев, хотя с древнейших времен притягивал взоры различных правителей «Срединной Империи». Менялись народы, государства и цивилизации – только натиск с востока не ослабевал никогда. Несколько раз на весьма продолжительное время китайцам удавалось подчинить себе большие Центральноазиатские пространства (в I-м веке до н.э. - III веке нашей эры при династии Хань, VII-м веке н.э. - во времена династии Тан). В указанное время границы китайских владений действительно охватывали большие районы современного южного и восточного Казахстана, вплоть до Аральского моря, что, впрочем, никогда не отрицалось и не отрицается серьезными учеными, как советскими, так и представителями исторической науки «новых независимых государств»⁶⁹. Крупные военные походы предпринимались также в VIII и XIII веках н.э., не говоря о весьма частых небольших, по китайским масштабам, военных экспедициях. Причем в «русло китайской истории», как пишет М.В. Воробьев, «с неизменной последовательностью вводилось все, что происходило в китайской и околокитайской ойкумене, независимо от того, осуществлялось ли это в Китае, для Китая, против Китая или в связи с Китаем. Китайцы считали себя единственными распорядителями мира»⁷⁰.

      В современной отечественной историографии  общепризнанной является точка зрения, что племена «Западного края»  были лишь «данниками» Китая. Позиция  же китайской историографии объяснялась тем, что «в китайских документах каждый приезд дипломатической миссии рассматривался как признание суверенитета Китая над данной страной»⁷¹.

     Каждый раз в принципиально изменившихся (хотя и кое в чем повторявшихся) условиях процесс налаживания отношений шел заново: новые племена китайцы стремились поставить в положение «данников» и новые государственные образования они стремились сделать своими «вассалами». Практически, если вести речь о погранично-территориальных проблемах современности, это означает, что Китай на протяжении двух тысячелетий действительно имел контакты с различными этносами, обитавшими на территории Казахстана и Туркестана. Китайцы приходили и уходили, как, впрочем, и населявшие «Западный край» народы сменяли одни других, и только сквозь призму отношений с этими народами затрагивались проблемы территорий, на которых эти народы обитали.⁷²

      Таким образом, история свидетельствует, что китайские правители вели активную политическую и военную деятельность в Центральной Азии, подчиняли себе отдельные племена, населявшие в разное время территорию региона. Это не означает автоматического признания неких «исторических прав» на эти территории, названные китайцами «Западным краем».

      Но  в Китае до сих пор существуют учебники с картами, включающими  в Китай территории России, Казахстана, других государств (см. Приложения). В этих же учебниках и некоторых журналах говорилось: «Нельзя расширение территории считать агрессией, – говорилось в одном из центральных китайских журналов, – а слабые, гибнущие национальности объявлять объектами агрессии, сочувствовать им. Действия сильной нации или государства, направленные на расширение своей территории, соответствуют законам общественного развития своего времени»⁷³.

      Система управления на завоеванных окраинных  землях в «Западном крае» также соответствовала имперской политике. Русский офицер В. Матвеев, проводивший обследование мусульман Илийского края в 1881 г., перед возвращением его Китаю, так писал о системе Китайского управления ими: «основанная на произволе, шпионстве, подкупе и жестоких смертных казнях, по словам туземцев до того невыносима, что о возврате к прежнему не может быть и речи, в особенности после девятилетней свободы»⁷⁴.

     Мусульмане  жаловались русским офицерам, что  Цины лишили их всех прав собственности, «так как по мнению китайцев и земля, и имущество, и народ принадлежат исключительно правительственным властям». Особенно мусульманское населением Синьцзяна тяготила так называемая «опека», заключавшаяся в том, что «в семействе каждого мусульманина поселяется по одному китайцу, который обязан внимательно следить за действиями и словами каждого члена семейства и при малейшем подозрении кого-нибудь из мусульман в неблагонамеренности, доносить об этом кому следует»⁷⁵.

     Эти «опекуны» фактически присваивали себе все имущество «опекаемых», «даже их жен и дочерей, пользуются неограниченной властью в домах и в случае оскорбления их кем-нибудь из туземцев, не только виновные, но часто и семейства их подвергаются самой мучительной смертной казни, без всякого суда или следствия»⁷⁶.

     Нравственный  гнет со стороны китайцев, безраздельная  власть над имуществом и самой  жизнью мусульман, надругательство  над их честью, религией и человеческим достоинством, заключал Матвеев, «ставит последних действительно в безвыходное рабское положение».